Александр Артищев - Гибель Византии
Тут венгр вздрогнул и опустил руки.
"Испортить…?!»
Страшная догадка мелькнула у него в голове.
— Остановитесь!! — во всю мочь закричал он.
Но было поздно. Огонь стремительно бежал по затравочной бороздке. С пронзительной ясностью Урбан вдруг осознал, что именно должно произойти через мгновение.
— А — а…., - простонал он и рухнул на колени, обхватив голову руками.
Полные жажды мщения за ночную сумятицу, султанские воины столпились у переднего края лагеря в ожидании утренней потехи. Раздавшийся грохот был встречен громкими приветственными криками. Десятки тысяч горящих злорадством глаз устремились в сторону бреши, ожидая нового сокрушительного удара ядра. Но жалкие заслоны греков не спешили разлетаться в клочья. Тогда воины повернули головы к батарее и увидели, что бронзовый колосс исчез в облаке дыма и пыли.
«Праща Аллаха» прекратила существование. Расчет византийцев оказался верен: ствол пушки, дефектный со дня своей отливки, закупоренный к тому же на пути продвижения ядра небольшим куском железа, не смог выдержать чудовищного напора раскаленных газов и разлетелся далеко по сторонам смертоносным градом металлических осколков.
Ничем не примечательный сербский ополченец в высокой меховой шапке вздрогнул при виде взрыва на батарее, побледнел, перекрестился и заплетающимися шагами пошел прочь от возбуждённо гомонящей толпы. Оказавшись в стороне от случайных взглядов, он ощупал на поясе тяжелый, глухо звякнувший от прикосновения кошелек, затем извлёк из ножен меч и в десятый раз принялся тщательно обтирать тряпкой клинок.
ГЛАВА XXIV
— Ого! Шумно гуляют! — прислушавшись, произнёс один из горожан.
Двое ополченцев, только что сменившись в дозоре, устало волоча ноги, шли по направлению к своим жилищам. Из корчмы, мимо которой они как раз проходили, неслись крики, хохот, отдельные возгласы.
— Наши или латиняне? — второй, помоложе, вопросительно взглянул на товарища.
— Сейчас проверим.
Первый ополченец приблизился к низкой дубовой двери и тычком распахнул её. Гвалт хмельных голосов поначалу оглушил их. Горожанин ободрительно кивнул своему более робкому напарнику и приставив копьё к стене, направился вглубь помещения.
Из десятка грубо сколоченных столов, более похожих на козлы для распилки дров с дощатым настилом поверху, пустовало лишь два. За остальными, сдвинутыми в ряд, сидела уже изрядно подвыпившая ватага пёстро одетых воинов. Одни без устали опрокидывали себе в рты полные чаши вина; другие взахлёб, стараясь перекричать друг друга, рассказывали что-то; некоторых разморило так, что они, опустив головы на плохо струганные доски столов, мирно подрёмывали, не реагируя на случайные тычки от соседей.
Навстречу новоприбывшим, из-за стойки с медной и глиняной посудой, поднялся приземистый человек, узловатым ручищам которого позавидовал бы любой молотобоец.
— Желаете выпить? — утробно пророкотал он.
Но не успели горожане открыть рты для ответа, как от столов донёсся радостный окрик:
— Ефремий!
Ополченец быстро оглянулся в сторону возгласа.
— Ты ли это, старина? Хорошо, что встретились!
Ефремий всмотрелся в лица сидящих и в свою очередь издал радостное вопль.
— Мануил, старый черт! Где ты пропадал?
Он направился к столу, приветственно потрясая рукой.
— Как это где? Кости дробил язычникам, пока ты дрых у женушки под боком.
— Вот и врёшь! Весь день сегодня простоял в дозоре. Да только неверные не очень-то жаловали нас своим вниманием.
— Видать, далеко от нас стояли. На нашем участке было жарковато. Ну о том разговор впереди. Бери табурет, зови своего приятеля и присоединяйся к нам.
— Мы празднуем победу, — пояснил один из пирующих и столкнув с колен женщину в нечистом переднике, по-виду — служанку, отвесил ей шлепка по мягкому месту.
— Ну-ка, красотка, неси ещё вина для гостей!
— Потише, ты, мужлан! Ишь, размахался ручищами. Жене своей давай под зад!
— А ты не ругайся. Не то как встану….
— Это ты-то встанешь? Как бы не так! Нагрузился не хуже бочки, вот-вот фонтаны из ушей забьют.
— Твоё имя Ефремий? — деловито осведомился щуплый горожанин, сидящий у дальнего края стола.
— Да, — кивнул головой ополченец.
— Будь здоров, Ефремий! — дружно гаркнула вся компания.
Раздался стук сдвигаемых кубков.
— А тебя как звать? — спросили его более робкого товарища.
— Марком.
— Твоё здоровье, Марк!
Стук повторился вновь.
— Хозяин, вина!
— Так ты говоришь, участвовал в вылазке? — почти в самое ухо прокричал Ефремий изрядно захмелевшему Мануилу.
— Я ж говорю…!
— Ты, навроде, был пешим? Где лошадь раздобыл?
— Купил. Намедни у стены подколол янычара, стал шарить у него по карманам, а там аж целая пригоршня золотых. Не вру, клянусь Богородицей! И ещё какие-то цепочки, браслеты….
— Эх, везёт же недоумкам! — шумно вздохнул один из бражников. — А у моих мертвецов — всё медь да серебро. Не больно-то и поживишься.
— Ой, не могу! — взвыл его сосед, одной рукой придерживающий сидящую рядом с ним девицу.
— Друзья мои, вы только послушайте, что несет эта дура!
— Сам ты дурак!
— Нет, ты скажи, скажи! — подталкивал он в бок обиженно хмурящуюся женщину.
Но та, сжав губы, отворачивалась в сторону.
— Что, что она сказала? — заинтересовались прочие.
— Говорит, толчок подземный был сегодня утром. Они с подружками перепугались, думали — Господь на небе сердится.
От дружного хохота дрогнули стёкла в окнах корчмы.
— Ха-ха! Она думала — землетрясение!
— Ага! Турки землю трясли. Вцепились в нее все разом — и давай дергать из стороны в сторону!
— Перестаньте смешить! Вино обратно польётся….
— Э-э, не сюда, а на пол. Пригнись пониже, вот тогда и смейся.
— Дура — она и есть дура. Землетрясение выдумала. Это же наши умельцы подкоп турецкий взорвали.
— Говорят, тыща нечестивых под землей заживо осталась.
— Какое там «заживо»? Это же все равно, что зарядить человеком пушку и вытрелить из нее. Много ли потом насобираешь?
— Да-а, не позавидуешь нехристям! Рыли подкоп, рыли, а он возьми да лопни!
— …а-ха-ха!
— И это всего лишь два дня спустя после того, как взорвали их пороховые погреба, пушку венгра-христопродавца, да и его вместе с ней!
— То-то султан взбеленился!
— Да только ли султан? Магометане лезли через ров, как оглашенные. Не успевали им головы сносить.
— Наших тоже немало погибло, — рассудительно произнёс кто-то.
— Это ещё как посмотреть, — возразили ему. — Один за десяток неверных — правильный счет.
— А потом, когда мастер Димитрий приказал распахнуть ворота, вот мы задали перцу тому, кто не успел вовремя сбежать!
— Хозяин, вино высохло! — орал какой-то верзила, тряся над своей чашей пустым кувшином.
— Я слышал, стратег зарубил какого-то важного бея, — стараясь перекричать шум, спрашивал Марк.
— А вот и нет! Не стратег это был, а наш, из простых.
— Как так? Ведь говорили….
— Ты меня слушай, я все видел. Своими глазами….
— Звать тебя как?
— Игнатий.
— И что же ты видел, Игнатий?
— Наш это был, не из знатных. По имени Раккавей….
— Рангевис, а не Раккавей!
— Один бес! Сказывают, из Афин он, доброволец. Зарезал по пути какого-то пузатого бея, отобрал его деньги и сбежал за море. Купил себе богатые доспехи, лошадь и примчался к нам на подмогу.
— Почему же тогда…? — настаивал Марк.
— Ты не галди, меня слушай. Шлем-то у него с рогами был! А на макушке пук павлиньих перьев торчал. Броня тоже знатная, вот османский паша и решил, что это мастер Димитрий. И пожелал потягаться с ним силами.
— Бей-то был не из простых, — вставил кто-то. — Пленные говорили — личный знаменоносец самого султана! Омар-паша по имени. Широкоплечий такой, крепкий, как дуб.
— Да нет, то переводчик напутал. Не знаменоносцем он был, паша этот, а единоборцем. Ну тем, кого цари выставляют в именитых поединках….
— А я что говорю? — Игнатий застучал кулаком по столу, не желая никому уступать право рассказчика.
— Этот бей кричал что-то по-своему и рвался к Рахкавею. Но и тот храбрец не из последних. Вот и сцепились они, как два петуха. Видел, небось, бои петушиные? Мы уж решили было — конец афинянину пришел.
— Да что ты всё врёшь? Не афинянин он вовсе. Наш, из ромеев!
— Молчи! Не мешай…… Ну значит, дерутся они, дерутся, а щепки из щитов летят, как перья….
— Да, да, уже слышали. Как перья на петушиных боях….
— Помолчите же наконец! Дайте дослушать!
— Крепко дрался Рахкавей и вскоре бею пришлось несладко……
— Ещё бы! У Рахкавея секира была, а у бея — сабля тоненькая.
