Александр Артищев - Гибель Византии
— Ещё бы! У Рахкавея секира была, а у бея — сабля тоненькая.
— Жидки они против нас, хотя и славятся, как добрые рубаки…….
— Дальше, дальше, — до предела заинтригованный Марк локтями толкал соседей, чтобы добиться желаемой тишины.
— Ну так вот, рубились они, рубились. Оба в кровище, а отступать не хотят. Бей тоже упорный попался: видит — дело плохо, но сдаваться и не думает. Кричит что-то по своему и снова саблю заносит. Размахнулся и — р-раз — по голове афинянину. А клинок-то, глянь, и застрял между шлемом и рогом. Только хотел выдернуть обратно, да уже поздно было: промеж глаз на вершок железо сидело!
— Не успел бей свалиться с седла, как Рахкавей поудобнее хватает секиру и….
— Бац!! И разваливает бея пополам, от плеча и до пояса!
— Эх, добрый парень был, этот Рангевис. Жаль только, убили его.
— Убили?! Как?
— Он-то на радостях вопить начал, затем ухватил застрявшего в седле бея за бороду и принялся голову ему срубать. Трофей, значит, хотел заиметь. А какой-то янычар возьми да и пусти в него стрелу. Прямо в шею попал, под забрало шлема.
— Мы было бросились его отбивать, да не успели. Сбоку налетела тьма нехристей и начала теснить нас обратно к пролому. Если бы протостратор не двинул нам на помощь гвардейцев, мусульмане могли бы прорваться в город.
— Брешешь! — возразил другой заплетающимся языком. — Они уже проникли за стены и только потом отступили обратно.
— Ну, брат, ты уж совсем заболтался. Больше ему не наливайте, а то ещё начнёт уверять, что он в одиночку отогнал турок от города.
— Почему в одиночку? Вместе с остальными. И еще генуэзцы помогли: забросали врага бочками с порохом и горючей смолой.
— Генуэзцы — бравые ребята. Но и мы им ни в чём не уступим, — один из воинов ущипнул проходящую мимо служанку в бок.
Та коротко взвизгнула.
— Ты согласна, малышка?
— Руки прочь, грубиян!
— Друзья! — Мануил застучал кубком об стол. — Выпьем за упокой души раба Божьего Рангевиса-Рахкавея!
— Вечная память герою!
— Сказывают ещё, — молвил один из пирующих, — что султан до того осерчал на своих солдат, что приказал им рубить головы и камнемётами метать в город.
— Я видел это! — Ефремий сморщился, как-будто хлебнул уксуса, затем поднес к губам кубок и залпом опорожнил его.
— Преотвратное зрелище, скажу я вам. И если бы только головы! А то и руки, и ноги.
— Тьфу! — громко плюнула одна из гетер. — Мерзость!
Она соскочила с колен Мануила и одёрнула юбку.
— Пошли отсюда, Феодора, — позвала она подругу. — Не место нам здесь. Уж если мужики заговорили о мертвецах, то это на всю ночь.
— Ты и впрямь так думаешь? — возразил один из воинов.
Он обхватил её сзади руками, перебросил через колено и задрав на ней юбку, сильно ущипнул за розовую округлость.
— Не знаю кто как, но моё место здесь! — во всеуслышание заявил он.
Дружный гогот перекрыл визг вырывающейся женщины.
— А теперь, девки, танцуйте и пойте!
— Хозяин, музыку давай!
— Где я вам её добуду среди ночи, неугомонные? Тем более что и за выпивку вы ещё не заплатили.
— Заплатим за всё! Только не ной.
— А будешь надоедать — все горшки об твою голову переколотим.
— Тан-нцуем! — массивный, почти квадратный ополченец попытался было вскочить на стол, но не удержался и звучно шлепнулся на кирпичный пол.
Это еще более развеселило публику.
— Видали, как Прокопий сверзился?
— Не поднимайте его, пусть лежа попляшет.
— Девки, кому сказано? Скидывайте одежду и лезьте на столы.
— Пр-равильно! Гулять так гулять!
— Евстигней, ты спишь? Продери глаза, дурень. Смотри, что делается!
— Да оставь ты его. Спихни под стол, авось до утра проспится.
— Марк, ты куда? — Ефремий поймал за руку поднявшегося из-за стола товарища.
— Пойду я, — ответил тот, неодобрительно поглядывая на начинающийся разгул. — Жена дома ждет, дети.
— Успеешь! Оставайся…. Может в последний раз душу отводим.
— Не хочу я. Устал. Пусти, Ефремий.
— Как хочешь, — пожал плечами тот. — Вольному воля.
Марк подхватил стоящее у входа своё копьё и вышел наружу. Густая тьма на мгновение ослепила его. Он потянулся, вдохнул полной грудью свежий, пахнущий морем воздух и медленно переставляя гудящие от усталости ноги, побрёл в сторону своего дома.
— Значит, сын мой, взрыв подкопа прошёл удачно?
— Да, мастер, — Алексий поудобнее устроился в кресле. — Иоанн Немецкий оправдал свою репутацию. Благодаря нашим указаниям он точно вывел встречный подкоп к вражескому и произвёл взрыв пороховой мины именно в тот момент, когда кирки турецких землекопов уже долбили разделяющую проход перегородку.
— Сколько человек погибло при этом?
— Трудно определить. Вероятно, несколько десятков. Но народная молва уже успела многократно увеличить число погибших.
— И взрыв спровоцировал новую атаку со стороны осаждавших. Хотя это нетрудно было предвидеть.
— Да, мастер. Штурм был ожесточённый. Враг едва не прорвался через брешь, но общими усилиями его удалось отогнать обратно.
Феофан удовлетворённо кивал головой.
— Скажи мне, Алексий, что это за история с расчленёнными трупами османских солдат?
— Я был сам поражён, мастер. Осатанев от преследующих его неудач, султан повелел забросать Константинополь трупами своих же воинов, погибших в этом бою. А так как человеческое тело громоздко для метательных механизмов, тела разрубали на куски и лишь затем швыряли катапультами за стену.
Даже немало повидавший на своём веку советник императора не сразу пришёл в себя от изумления.
— Да-а, — протянул он после долгого молчания. — В истории не раз бывали случаи, когда для устрашения враг метал в крепость к осаждённым отсечённые головы захваченных в плен солдат. Но такое….
Он развёл плечами.
— Это едва не вызвало бунт в войсках, — заметил Алексий. — Даже самые преданные сатрапы возмутились против такого решения. Особенно негодовали шейхи и дервиши: ведь по обрядам исламитян не дозволяется даже засыпать тело единоверца землей, а расчленять останки и разбрасывать их на поругание врагу и вовсе кощунство.
— И что же султан?
— Он упорствовал, пока недовольство не перекинулось на корпус янычар. Лишь после начавшейся резни между ними и занятыми выполнением приказа оглан-лары, он пошел на попятную.
— Но для чего понадобилось Мехмеду оскверять тела погибших?
— К сожалению, мастер, это не было импульсивным решением. Он желал вызвать в городе эпидемию от гниющих тел. Мне это доподлинно известно. Один из наших осведомителей в ставке султана донёс, что сатрапы пытались переубедить своего владыку, мотивируя под конец даже не религиозными и моральными соображениями, а тем, что город слишком велик и опасность заражения ничтожна.
— Да, сын мой, ты прав! — Феофан скрестил руки на животе. — Мехмед уже пытался вынудить нас к сдаче, отравив нечистотами воду в реке Ликос. Он не знал, что в городе созданы значительные запасы воды в хранилищах.
— В ответ на это нами были отравлены все колодцы внутри и вокруг лагеря, — ответил Алексий. — Два дня подряд турецкие войска усиленно выкапывали новые.
— Теперь же султан вознамерился с помощью трупного яда устроить мор среди горожан! — брови старика гневно двинулись к переносице.
Некоторое время он молчал, как бы не в силах принять нелегкое решение. Затем заговорил вновь.
— Сын мой, подойди к книжному шкафу.
Алексий повиновался.
— Нажми на тайную пружину, сдвинь его в сторону и извлеки из углубления ключи.
Массивный шкаф, полки которого до потолка были уставлены рукописными фолиантами, повернулся вдоль боковой оси плавно, без единого скрипа шарниров.
— Выбери из связки тот, к которому прикреплена бирка VI.
— Этот, мастер?
— Да. Слушай внимательно. Возьмёшь с собой двух слуг, спустишься в подвал и отомкнешь ключом дверь под тем же номером. В том маленьком помещении хранятся два обшитых свинцовым листом ящика. Они не тяжелы. Эти короба должны быть погружены на вёсельную лодку и тайно вывезены за пределы Константинополя.
— В какую сторону, мастер?
— Их необходимо выгрузить в двух милях от правого фланга османского лагеря. Доверенный человек, сопровождающий ящики, должен на выделенные ему деньги купить подводу с лошадью. Затем, с помощью зубила и молотка, он вскроет короба. Но перед тем он обязан плотно обвязать нижнюю часть лица двумя полосками материи, смоченной уксусом.
— Я перестаю понимать, мастер.
— Вскоре поймешь. Но пока что слушай и запоминай. Вскрыв эти ящики, он обнаружит в них аккуратно сложенные отрезы тканей, покрывала, богатые одеяния, обувь, керамические чаши и кувшины. Не прикасаясь к ним иначе как железными щипцами или кожаными рукавицами, он погрузит эти вещи на повозку и под видом бродячего торговца направится в турецкий лагерь. Там он постарается тем или иным способом сбыть товар османским воинам.
