Абраша Ротенберг - Последнее письмо из Москвы
Однажды, движимый ностальгией, я решил посетить Теофиполь — штетл, в котором появился на свет. Но это было невозможно: того поселка больше не существовало, на его месте вырос украинский город с населением почти в пятьдесят тысяч жителей. Что стало с домом моего деда, с мостиком через речушку, с домом Наташи — подружки моего детства, предательницы и любовницы офицера-нациста? Сколько ни вглядывался в улицы этого города, не смог разглядеть и намека на свое прошлое и потому предпочел погружение в глубины собственной памяти.
Я редко бываю на могиле родителей: она находится в десяти тысячах километров от Мадрида, на еврейском кладбище, где они обрели вечный покой, — покой ли? Из меня плохой скорбящий сын — я не испытываю привязанности к надгробиям.
Обычно мы ходим туда по будням, чтоб избежать шумных толп плакальщиков, накатывающих, будто волны, по воскресеньям. Программа всегда одна и та же: мы, нагруженные цветами, идем по главной аллее до перекрестка с дорожкой, от которой в разные стороны разбегаются тропки, протоптанные посетителями меж пестрящих цветами или обветшалых могильных плит. Мы выполняем обязанности (я пишу во множественном числе, хотя это и несправедливо — все делает Дина): возлагаем цветы к могилам родителей, знакомых и друзей, чтоб засвидетельствовать им (как бы глупо это ни звучало) свое присутствие. Иногда мы останавливаемся, заметив имя кого-то из шапочно знакомых, тех, с кем наш кочевой образ жизни так и не позволил сблизиться; об их смерти мы в итоге узнаем больше, чем об их жизни.
Эта прогулка по кладбищенской аллее встряхивает нас, напоминая, что мы хоть и редкие гости, зато потенциальные соседи. Кладбища обычно хорошо влияют на мое настроение. Не могу сказать, что это такое уж унылое место, наоборот, это место, где замыкается круг жизни, место, где подходит к концу все, что имеет начало.
Во времена своих ускоренных погружений в Талмуд я кое-что понял о людях. И все это умещается в одну емкую и жесткую фразу Аккавии бен Махалалеля, древнего мудреца:
Откуда ты пришел?Из зловонной капли.Куда ты идешь?Туда, где прах, тлен и слизь.
Зачем переживать о победах и поражениях, зачем тешить свою гордость, если происхождение наше настолько прозаично, а судьба настолько незавидна? Зачем отдавать почести праху, пусть и праху любимых? Мой отец приложил столько усилий и столько страдал — ради чего? Ради достойных похорон, которых так и не удостоились его братья, его родители. Стоило ли оно того?
Придя на могилу родителей, я поливаю цветы, высаженные Диной. Потом встаю и долго бесстрастно гляжу на могильную плиту. Должен признаться: этот ритуал не будит во мне никаких чувств — ни тоски, ни печали, ни слез.
Родители похоронены бок о бок, у них одна плита на двоих. На ней выбиты имена, даты, выгравированы портреты по фотографиям. И ни слова об их заслугах, никаких многозначительных эпитафий о сущности человеческой жизни. Все скромно, даже аскетично. Тихий островок для размышлений и воспоминаний.
Я гляжу на фото: отец вот-вот улыбнется, а мать серьезна. Покойники не имеют обыкновения выбирать фото для могильных плит. Лучше бы имели. Живые не подозревают, не помнят или не утруждают себя учитывать предпочтения усопших — они видят лишь себя, а значит лишь себя и способны показать. Родственники выбирают фото по своему усмотрению, или по наитию, или случайно, или не задумываясь. Всякому стоило бы включать в завещание фото, которое наследникам потом следует помещать на плиту, чтоб их образ жил и не искажался в памяти современников и грядущих поколений.
Отец умер в шестьдесят два года, мать — в восемьдесят три. Но ничто так не выбивается из логики этих фактов, как фото на их могиле. Отец редко улыбался — он был приверженцем строгости, всегда был мрачен, во взгляде его всегда дремала ярость, готовая пробудиться в любой момент.
А вот на могильной фотографии он улыбается — вероятно, это символ того, что он умер рано, вопреки статистике и собственным планам. Отец строил планы на будущее, которое для него так и не наступило, а мать берегла прошлое — настолько, что не могла жить дальше. О настоящем в нашей семье говорить было не принято.
Я гляжу на фото матери и не узнаю ее в этом язвительном лице, враждебно нахмуренных бровях. Истинное лицо ее было совсем иным, и я зафиксировал его в памяти: не сходящая с лица улыбка, глаза, полные мудрости и нежности, освещали все, к чему она обращала взор.
В отце, который в каждом встречном видел порок и подлость, мать всегда умудрялась пробудить любовь — у нее было достаточно сил улыбаться и вести себя истинно по-человечески. Отец страдал излишней подозрительностью, тогда как мать светилась пониманием и нежностью; когда в нем пробуждались агрессия и гнев, мать сохраняла безмятежность; в случаях, когда отец терял терпение, мать подавляла его своей сдержанностью. Два мира, два темперамента — сейчас они делят одну могилу, которую украшают фотографии, не соответствующие действительности.
Оттого на родительской могиле я не плачу — я делаю это по ночам, когда они снятся мне, переносят меня в детство, где я — я до сих пор так думаю — был по-настоящему счастлив.
Жизнь моих родителей, и моя тоже, представляет собой череду изгнаний. Сейчас родители встретились в самом страшном из них — в смерти, в могиле. Я попытался возродить их на страницах этой книги, и, возможно, мои личные недостатки не позволили мне сделать это по справедливости. Но это единственное, чем я могу почтить их память.
С Наташей и ВолодейПримечания
1
Все примечания, не обозначенные пометой Примеч. авт., принадлежат переводчику.
Дина Рот (Dina Rot) — певица, исполнительница еврейских песен на ладино чилийского сефардского происхождения.
2
Ариэль Рот (Ariel Eduardo Rotenberg Gutnik) — певец, гитарист, основатель группы Tequila http://en.wikipedia.org/wiki/Tequila_(band).
3
Сесилия Рот (Cecilia Roth; настоящее имя — Сесилия Ротенберг Рот) — аргентинская актриса.
4
«А-Бэ-Сэ» («АВС») — третья по популярности общественно-политическая газета в Испании, которая выходит по сей день.
5
«Я» («Ya»; исп. «только что») — ежедневная испанская газета, выходившая с 1935 по 1996 год, консервативное франкистское издание, пережившее смену формата после падения диктатуры Франко, но не сумевшее сохранить читателей; пережило несколько смен владельцев и было закрыто как убыточное в 1996 году.
6
«Ола» («Hola»; исп. «привет») — развлекательный журнал о моде, красоте и светской жизни, франшиза британского издания «Hello!», который существует до сих пор и под тем же брендом выходит в России.
7
«Дьес Минутос» («Diez Minutos»; исп. «десять минут») — развлекательный журнал о моде, красоте и светской жизни, выходит в Испании до сих пор.
8
«Лектурас» («Lecturas»; исп. «чтение», «чтиво») — развлекательный журнал о светской жизни, выходит в Испании до сих пор.
9
«Эль Паис» («El País»; исп. «страна») — ежедневная общественная газета о событиях в Испании и мире, выходит до сих пор.
10
«Ла Опиньон» («La Opinión»; исп. «мнение») — ежедневная аргентинская газета либерального толка, выходившая с 1971 по 1980 год.
11
Аксель Мунте (1857–1949) — шведский врач-психиатр, известный также как автор книги мемуаров «Легенда о Сан-Микеле».
12
Грегорио Мараньон (1887–1960) — испанский ученый, врач, историк, писатель и философ, основатель Центра биологических исследований и Института эндокринологии в Мадриде, первым поднял вопрос о связи между эндокринологией и психологией.
13
Гручо Маркс (1890–1977) — американский комик, прославившийся тем, что был крайне остер на язык. Работал на ТВ и радио, снимался в кино. Был участником комик-группы «Братья Маркс», с которой снялся в 13 кинофильмах.
14
Риоха (Rioja) — виноградное вино, которое производят в автономной общине Риоха в Испании.
15
Мелани Кляйн (1882–1960) — британский психоаналитик австрийского происхождения, автор теории объектных отношений, последовательница Зигмунда Фрейда. Сделала большой вклад в развитие детской психологии — изучала детскую агрессию, страхи, происхождение эмоций, ненависти, жадности и зависти, базируясь на принципе борьбы двух базовых инстинктов — стремления к жизни и стремления к смерти, и рассматривала детское психо как дихотомию «хороших» и «плохих» аспектов личности.