А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)
Mon ami, – пыхнул опять сигарным дымом Ознобишин, – эта августейшая дама, по слухам, и сейчас не оставляет своих любовных упражнений с молодыми гвардейскими офицерами – друзьями и сверстниками её сыновей… Поэтому-то я и взволновался так, когда узнал, что она тебя пригласила…
– Нет, grand-peré, не беспокойтесь! После её разговора со мной, на который она меня увела зачем-то в Зимний сад, я понял, что предмет её интереса ко мне совсем в другом, – серьёзно сказал Пётр, и сенатор порадовался реалистичности его восприятия великой княгини. – Она мне всё задавала наводящие вопросы вокруг бала в Аничковом дворце, о моём отношении к великой княжне Татьяне, о том, не приблизили ли меня к Царской Семье… Она намекнула, что если я буду с ней дружить, то она по-матерински поможет мне быстро получить свитский чин или придворную должность и чаще видеть Татьяну Николаевну…
– А что ты ответил? – живо поинтересовался Ознобишин.
– Я сказал, что мне ещё рано мечтать о придворной карьере и надо послужить в строю, а она стала говорить о том, что я достаточно родовит, чтобы претендовать на место около трона, и что мой покойный отец, которого она хорошо знала и любила, был родственником польских королей Ягеллонов… Откуда она это узнала?..
Сенатору были неприятны неожиданные воспоминания о нелюбимом зяте, тем более из уст дамы, которую он явно недолюбливал и которой опасался. Он молча пожевал губами, а потом печально сказал:
– Да, граф Лисовецкий, на мой взгляд, слишком сблизился с великим князем Владимиром Александровичем и его супругой… Но от окончательного падения его спас скандал, который как раз тогда стал подспудно развиваться в связи с президентством великого князя в Академии художеств… И твой отец счёл за благо отойти от нового друга и покровителя…
Сенатор говорил с трудом, ему явно не хотелось развивать эту тему. Но внук настойчиво попросил деда поведать ему и эту историю.
– Ну хорошо, – нехотя ответил Ознобишин, – это произошло в самые первые годы нашего века… Из-за своей разгульной жизни и больших трат супруги великий князь всегда нуждался в деньгах. А у него под рукой, в Академии художеств, лежали три миллиона золотых рублей, собранных по народной подписке на возведение храма на месте убийства его отца, Александра Второго. Владимир Александрович, как президент Академии художеств, состоял председателем комитета по постройке церкви, а секретарь Академии Есеев – секретарём комитета. Потом вдруг оказалось, что денег в комитете почему-то нет. Выяснилось, что Есеев, как и его патрон, тоже любил пожить… Поскольку в нашей стране великие князья всегда были выше закона, судили и отправили в ссылку одного только Есеева. Деньги на строительство пришлось дать Государю из других источников, и тогда наконец принялись за постройку церкви. В результате она была кончена и освящена только на двадцать шестой год после убийства Царя-Освободителя, в 1907-м. Великая княгиня до сих пор считает, что в скандале с её супругом была виновата молодая Государыня, которая открыла глаза Николаю на афёру Владимира Александровича… С тех пор она ненавидит Аликс… А ненависть её ещё более усугубила история с женитьбой Кирилла.
– Grand-peré, вы мне что-то рассказывали об этом, но сути тогда я не уловил… – сознался Пётр.
– Мой мальчик, эта история тоже весьма поучительна. – Сенатор плеснул себе в бокал из хрустального карафа немного коньяку, отпил глоток и ещё раз рассказал внуку о человеке, которого явно недолюбливал, – великом князе Кирилле. Он порадовался в душе тому, что корнет вдруг решил всерьёз постигнуть придворные хитросплетения.
– В октябре 1905 года, то есть в самый разгар первого бунта против Государя Императора, старший сын великого князя Кирилл сочетался морганатическим браком в курортном городке Констанц на Тегернзее в Баварии с разведённою великой герцогиней Гессенской, урождённой принцессой Саксен-Кобург-Готской. Этот брак благословила и присутствовала в церкви мать Виктории Мелиты, родная тётка Кирилла, великая княгиня Мария Александровна. Но об амуре Кирилла и Виктории давно знали в Петербурге. Само по себе это уже было скандалом. Поэтому Государь не только не дал ему разрешения на такой брак, но прямо предупреждал от него. Запрет Николая Александровича был вызван ещё и тем, что по Основному закону о Царской Фамилии и церковным уложениям браки между двоюродными родственниками не разрешаются, поскольку являются кровосмесительными… Но Кирилл, его родители и мать Виктории рассчитывали, что добрый Ники посердится немного и простит двоюродного брата, к тому же имевшего тогда третью очередь на российский престол… Вскоре после венчания в Петербурге прошёл слух, что Кирилл вскоре приедет один, чтобы принести повинную Государю и разрядить скандал. Великий князь и великая княгиня ожидали, что после словесного выговора их сын будет прощён и сможет привезти в столицу и свою супругу.
Фёдор Фёдорович вздохнул, как будто это случилось с его родственником, и продолжал:
– В девять часов вечера прямо из «Норд-экспресса» Кирилл явился во дворец к родителям. Не успел он даже переодеться, как вслед ему прибыл министр Двора и заявил, что желает видеть молодожёна по приказу царя. Барон Фредерикс объявил растерянному Кириллу, что Император повелевает ослушнику его воли в тот же день выехать обратно за границу и что доступ в Россию впредь ему запрещён. Это был первый удар грома над головой Кирилла Владимировича. Второй последовал по его прибытии назад в Германию. Он был лишён всех должностей и великокняжеских преимуществ. Третий громыхнул через год, когда великому князю было послано министерством иностранных дел официальное извещение о том, что Особое совещание рассмотрело вопрос о возможности престолонаследия великим князем Кириллом, отвергло такую возможность на основании Основного закона империи, а Государь начертал на Журнале совещания свою резолюцию… Я её помню, мой милый, дословно…
Ознобишин помолчал, сделал затяжку сигарой, выпустил дым и торжественно произнёс текст Императора:
– «Признать брак Великого князя Кирилла Владимировича я не могу. Великий князь и могущее произойти от него потомство лишаются прав на престолонаследие».
Погружение в тайны династии оказалось для Петра неожиданно интересным. Он внимательно слушал. Его интерес явно подогревал и рассказчика. Сенатор с удовольствием вспоминал перипетии борьбы в Царском Семействе почти десятилетней давности.
– Когда в полночь дня приезда в Петербург молодой великий князь вынужден был покинуть столицу, его отец и мать были разъярены. Их нисколько не смущало, что Кирилл игнорировал предварительный запрет, который Государь наложил на его брак, что их сын нарушил государственный и церковный законы. Они почему-то возомнили, что виною всему была молодая Государыня. Что якобы именно она настроила Николая против Кирилла из-за того, что Виктория была разведённой женой её родного брата. Они и думать не хотели о том, что Император проявил только необходимую твёрдость, поскольку сами до этого всюду распускали слухи, что Ники слаб и безволен… Вот он им и показал, как он слаб и безволен!
Фёдор Фёдорович смочил губы коньяком и продолжал:
– На следующее утро великий князь Владимир Александрович отправился в Царское Село и приступил с гневом к своему племяннику… Когда он вернулся в свой дворец, его свите стало известно, что он даже стучал кулаком по столу Императора! А когда и это не помогло, Владимир Александрович заявил о своей большой обиде и угрожал, что при таких условиях он больше не может служить Государю и просит дать ему отставку от командования войсками Петербургского военного округа и гвардии. Он, наверное, думал, что гвардейские полки, с командирами которых он постоянно бражничал, придут в Царское Село под окна Александровского дворца возвращать ему доходные должности… Государь словно ждал этого. Он тут же согласился на отставку и приказал в тот же день сдать дела другому своему дяде – великому князю Николаю Николаевичу…
– Дедушка, но ведь Кирилл снова в Петербурге и его жена числится в Придворном календаре в составе Царствующего Дома?.. – удивился Пётр.
– Да, конечно, – согласился сенатор, – Царское соизволение вернуться в Россию было дано Кириллу только после смерти его отца, великого князя Владимира Александровича. Тогда же Кириллу вернули и другие великокняжеские привилегии, но отнюдь не право на престолонаследие, хотя я знаю, что он какое-то время отказывался признать это решение Государя и тем самым усугублял свою вину перед ним и Россией. Но Николай Александрович слишком добр… Он, к сожалению, не знает, наверное, пословицы: «Не сотвори добра, и не получишь зла». А Мария Павловна с тех пор стала злейшим врагом молодой Императрицы, хотя иногда ей удаётся это скрывать… Но где только может её высочество старается унизить Александру Фёдоровну, а следовательно, и Государя – например, при европейских дворах, где она часто бывает, даже слишком часто… В Петербурге при её собственном дворе собираются очень известные люди – в том числе иностранные и российские дипломаты, художники и артисты, музыканты и политики, которые всегда рады услышать новые сплетни о Государыне и понести их дальше – в разные слои общества…
