Михаил Каратеев - Карач-Мурза
Такой срок для столь грандиозного, по тем временам, строительства может показаться неправдоподобно коротким. Но сомневаться в нем не приходится, ибо и начало и конец постройки отмечены в летописях. Не говоря уж о том, что надвигающиеся события заставляли князя Дмитрия очень торопиться с укреплением своей столицы и для этого имелись и все технические возможности.
Вопреки укоренившемуся мнению в средневековой Руси не было недостатка в опытных мастерах и строить умели быстро. Дубовый кремль Ивана Калиты был выстроен всего за полгода; храм Архангела Михаила в Москве был полностью закончен менее чем за год. Кстати, это доказывает, что каменная кладка отнюдь не была, даже в северной, лесной Руси, чем-то новым и неизвестным, и все разговоры о том, что Дмитрий Донской при постройке своего кремля пользовался мастерами-иноземцами, лишены какого-либо основания.
Среди строителей этого кремля летописи не отмечают ни одного иностранного имени, но зато называют несколько русских. Именами этих строителей первоначально были названы многие отдельные части постройки: так, например, Спасские ворота прежде назывались Фроловскима, а Троицкие – Пешковыми; были башни – Свиблова, Беклемишева, Собакина, Тимофеева и т. д.
*Ушкуйниками называлась новгородская вольница, на больших ладьях – ушкуях отправлявшаяся по рекам в дальние края, для грабежа и открытия новых земель. За этот набег Дмитрий Донской заставил новгородских старшин уплатить 8 000 р. серебром, что по тем временам было огромной суммой.
** Некоторые ошибочно считают, что слово «кремль, происходит от „кремень“. Это не так, ибо кремлями первоначально назывались именно деревянные укрепления. Назвааие это идет от слова „кремь“ – так на севере и до сих пор называют строевой хвойным лес.
Достоверно известно и то, что каменные храмы Ивана Калиты были выстроены без всякой иностранной помощи,– своими владимирскими и псковскими зодчими и мастерами. И в качестве образцов были взяты не византийские, а наши древние новгородские каменные церкви, архитектурный стиль которых позже был усвоен и Суздалем. По внешнему виду это были не очень затейливые, обычно квадратные здания, с двумя-тремя выступающими стенными полукружиями для алтарей; наверху – круглый «барабана, увенчанный главным куполом.
Но в Москве к этому уже добавляются некоторые местные архитектурные особенности: вместо суздальских круглых арок, над порталом и окнами, здесь сооружают стрельчатые, по стенам идет несколько горизонтальных лепных поясов. с узорами, напоминающими русскую резьбу по дереву, а верх увенчан полукруглыми «кокошниками». Внутри эти церкви были отделаны мраморными плитами и цветной майоликой, а несколько позже – греческими и русскими мастерами расписаны стенной живописью.
Сооружение такого храма обычно заканчивалось за один строительный сезон.
Глава 4
В лето 6874 князь великий Дмитрей Ивановичь, погадав с братом своим, князем Володимером Андреевичем Серпуховьским и со всеми бояры, замыслил обновить град свой и тое же зимы повезли бел камень к городу. И заложил град Москву камен и начаша делати безпрестанно, и что задумаша то и совершиша город Москву стенами чюдными оградил. Московская летопись
Когда Дмитрий Иванович, сопровождаемый князем Серпуховским, вышел на крыльцо, намереваясь пуститься в обход кремлевских укреплений, к нему подошел рослый молодец лет двадцати, с темными вьющимися волосами, чуть курносый и веселоглазый. Это был его любимец и товарищ детских забав, Михаиле Бренко, позже боярин и воевода.
– Тут, княже, прибег до нас какой, не ведаю, человек из Литовской земли. По роду не наш, не русин, но, видать, муж знатный, и с ним много слуг,-доложил он, указывая Рукой на кучку спешившихся у крыльца всадников, снявших Шапки при виде великого князя.
– А чего ему надобно? – спросил Дмитрий, оглядывая приезжих и останавливаясь взглядом на стоявшем впереди других невысоком коренастом человеке средних лет, с бритым подбородком и висячими рыжими усами. Он был одет в темно-зеленый кунтуш и высокие сапоги со шпорами; на поясе висел тяжелый клыч в малиновых ножнах, отделанных серебром.
– Сказывает, что служить тебе приехал.
– Пусть подойдет. Да покличь толмача Ачкасова,– добавил Дмитрий, не знавший иных языков, кроме русского.
– Не надобно. Дмитрей Иванович: он по-нашему разумеет добро.
– Ну, зови.
По знаку Бренка приезжий витязь неторопливо поднялся на крыльцо и остановился перед князем.
– Челом тебе, княже великий,– с сильным иностранным выговором, но довольно правильно произнес он, низко кланяясь и касаясь пола зажатой в руке меховой шапкой.
– Будь здрав, человече! Сказывай, кто таков и отколе прибыл?
– Зовусь я ныне Яном, а прозываюсь Драницей, великий государь. Прибыл же сюда из Литвы, дабы служить тебе, коли будет на то твое милостивое соизволение.
– Ты что же, литвин?
– Нет, княже, я из старого борусского роду и был средь тех, кои не захотели покориться немцам и ушли в леса. Мы бились за землю свою и за волю, доколе можно было, но что сделает горстка безоружных людей супротив одетых в железо рыцарей и их каменных замков? Нас ловили, как диких зверей, а поймав, предавали лютым казням. И ныне, кто уцелел, ушли в Литву либо к ляхам. А я пришел к тебе, великий государь.
– Почто же и ты в Литве не остался? Чай, вы с литвинами одной крови.
– Покинув землю отцов, я приехал в Литву, княже, и три лета прослужил в войске у князя Ольгерда, ожидаючи, что поведет он нас на немцев. Но увидел, что у него не то на уме: он воюет русские земли и тем лишь пособляет проклятым рыцарям. Потому и хочу тебе служить.
*Клыч – род кривого меча.
*Боруссы, или пруссы,– племя, родственное литовскому, населившее нынешнюю Пруссию и почти полностью истребленное рыцарями Тевтонского ордена.
– Где же ты по-нашему научился?
– Да у Ольгерда ж. Почитай, у него все войско по-русскому говорит.
– Так… А тебе, часом, не случалось видеть у немцев самопалы либо арматы огненного бою?
– Случалось, княже. Однова мы у рыцарей такую армату отбили, и я добре разглядел, как она сделана.
– И выпалить из нее сумеешь?
– Сумею, государь, коли огневое зелие будет.
– Вот это добро! Такой человек мне надобен. Мыслю и я невдолге завести в своем войске арматы,– тогда поставлю тебя учить людей огненному бою, а покуда тебе и иное дело сыщется. Коли будешь мне верен и к службе окажешься усерден,– на меня не посетуешь.
– Челом тебе, княже великий!
– Челом, челом… У нас говорят: спаси Бог либо спаси Христос! Да ты какой веры? Чай, вы, боруссы, язычники?
– Народ наш молился своим богам и наивыше всех чтил мать-землю Жемину да бога войны Натримпа. Рыцари нас обращали в христианство силою, но когда покинули нас наши боги и уразумели мы суть новой веры,– стали принимать ее и сами, без понуждения. И я принял.
– За это хвалю. В чем же, однако, уразумели вы суть Христовой веры?
– В том, княже, что кому нет удачи на этом свете, будет удача на том. И поелику немцы нас мучают здесь, на земле, мы их будем мучать в жизни вечной,– убежденно ответил Драница.
Услышав такое рассуждение, смешливый Бренко прыснул в кулак. Улыбнулся и Дмитрий.
– Ну, это вы того,– промолвил он.– У нас не так. Немцы хотя и христиане, но еретики, и за то самое их бесы в аду и без вас намучают. А ты, коли хочешь служить мне, изволь креститься в нашу, православную веру.
– Воля твоя, великий государь,– покорно ответил Драница.
– Ну то-то… Был ты Яном, у нас станешь Иваном. А по родителю как ты зовешься?
– Отец мой по имени был Гримонт, княже великий.
– Похоже на Григория. Стало быть, у нас будешь зваться Иваном Григорьевичем. Ты, Миша,– обратился князь к Бренку,– устрой его покуда у себя, да скажи отцу Мефодию, чтобы его скорее окрестил. А там поглядим, где ему поместье выделить и к чему приставить.
*Огневым зелием назывался порох.
Подойдя к главным, Боровицким воротам, получившим это названии от некогда дремучего, а теперь уже сильно поредевшего соснового бора, подступавшего здесь вплотную к городу,– Дмитрии Иванович поднялся на венчавшую ворота башню и осмотрелся кругом.
Десятки раз уже глядел он отсюда на новые, вырастающие вокруг его столицы укрепления,– радостно было глядеть,– и имеете со стенами в сердце его вырастала затаенная гордость собой: ведь это его воля подняла тысячелетиями лежавший в земле камень и превратила его в неприступную белокаменную твердыню!
Но сегодня ему пришла и другая мысль: да, все это создано его велением, но люди-то каковы! Ведь не минуло и полутора лет с того дня, как заложил он в основу этих укреплении первый камень, а сейчас погляди: вьется вокруг города пояс высоченных каменных стен, коих не сокрушить никакому ворогу! Снизу они много толще, но и по самому верху можно без боязни гнать на двух тройках рядом. И все это поднято руками своих, владимирских мастеров, по расчетам и указаниям не заморских зодчих, а своих же, русских. Отколе только взялись! Вот хоть бы Федька Беклемиш: на вид куда увалень, а оказался ума палата и в работе горел! Эн какую, башню вымахал! И бояре его пожалую… А Тимоха Векшин: пришел в лаптях, на вид лядащий, попервых работал как все, а ныне такого умельца хоть и в Цареград не стыдно. Этого деньгами одарю да вотчиной, – в бояре он рылом невышел… Да, башковит русский народ и руки у него золотые! Чего бы только он не достиг, кабы дать ему единую разумную волю да сбросить с его богатырских плеч постылый татарский гнет! И я его сброшу! – уверенно подумал Дмитрий.– Братьев родных не пожалею, коли станут мне в том помехой! Непокорное княжье буду давить как вшей, землю стану есть, а сброшу! Инако не достоин я перед Богом княжить над таким народом!
