Михаил Каратеев - Карач-Мурза
Но сегодня ему пришла и другая мысль: да, все это создано его велением, но люди-то каковы! Ведь не минуло и полутора лет с того дня, как заложил он в основу этих укреплении первый камень, а сейчас погляди: вьется вокруг города пояс высоченных каменных стен, коих не сокрушить никакому ворогу! Снизу они много толще, но и по самому верху можно без боязни гнать на двух тройках рядом. И все это поднято руками своих, владимирских мастеров, по расчетам и указаниям не заморских зодчих, а своих же, русских. Отколе только взялись! Вот хоть бы Федька Беклемиш: на вид куда увалень, а оказался ума палата и в работе горел! Эн какую, башню вымахал! И бояре его пожалую… А Тимоха Векшин: пришел в лаптях, на вид лядащий, попервых работал как все, а ныне такого умельца хоть и в Цареград не стыдно. Этого деньгами одарю да вотчиной, – в бояре он рылом невышел… Да, башковит русский народ и руки у него золотые! Чего бы только он не достиг, кабы дать ему единую разумную волю да сбросить с его богатырских плеч постылый татарский гнет! И я его сброшу! – уверенно подумал Дмитрий.– Братьев родных не пожалею, коли станут мне в том помехой! Непокорное княжье буду давить как вшей, землю стану есть, а сброшу! Инако не достоин я перед Богом княжить над таким народом!
Спустившись с башни, Дмитрий, со своими провожатыми, двинулся по верху стены на восток, вдоль речки Неглинной. Здесь все каменные работы были закончены, и сейчас плотники, между идущими но внешнему краю стены массивными каменными зубцами, прилаживали толстые дубовые щиты – «заборалаа, с проделанными в них скваясшши. Чуть поодаль, с внутренней стороны укреплений, сотни две обнаженных по пояс рабочих в облаке пыли рушили кусок деревянной стены старого кремля. Чтобы не оставлять город без защиты, на случай всегда возможного нападения,– ее сносили по частям, по мере того как сажень на двадцать впереди вырастала новая каменная стена, охватывающая, таким образом, гораздо более обширное пространство.
Сильно обгоревшие и трухлявый бревна старой стены выкатывали крючьями на берег и спускали в реку; те, которые сохранялись лучше,– тут же шпили на доски и на дрова. Все прочее шло на забутовку новой стены, которая хоть и строилась из другого материала, но по старому способу: С двух сторон, на крепком растворе извести, клали облицовку из толстых, грубо обтесанных каменных плит, а промежуток заполняли землей и щебнем.
Около Курятных ворот великого князя встретил главный предстатель, боярин Федор Андреевич Свибло, руководивший всем строительством. До начала этой постройки во всей Москве никто не догадывался, что под скромной внешностью этого немногословного сорокалетнего человека скрывается талантливый самородок, Бог весть откуда и какими путями почерпнувший твои обширные познания, которым мог бы позавидовать не один прославленный зодчий.
Два года тому назад, когда боярская дума решала – как строить новый кремль и в каких землях искать умельца, способного руководить его постройкой, разгорелся жаркий спор: одни стояли за Византию, другие хотели строить по образцу немецких каменных крепостей-замков и звать зодчего немца. И тогда, неожиданно для всех, поднялся не любивший споров Федор Свибло.
– А на что нам немцы да греки? – негромко промолвил он.– Нешто у нас своих образцов мало? Вон, хотя бы каменный кремль во Пскове: почитай, три века уже стоит, и досе не сумели его взять те самые немцы, у коих вы теперь учиться хотите. Да и в Изборскс не хуже. Есть и в иных заходных городах наших. И все те кремли ставлены своими, русскими людьми.
Бояре подняли было Свибла на смех, но Дмитрию Ивановичу его слова пришлись по душе.
*Скважня – бойница.
– Псковской кремль и вправду неплох,– сказал он,– да ведь надобно суметь такой сделать!
– Еще и получше сделаем. Без немцев и без греков, своими, русскими руками да умом.
– Ты, что ли, сделаешь? – насмешливо спросил старый боярин Босоволков.
– Хоть и я,– спокойно ответил Свнбло. – Поеду во Псков и в иные каменные русские города, все обсмотрю и обмерю, я выстрою не хуже, ежели великий князь повелит.
Бояре зашумели. Дмитрий был в нерешительности, но митрополит Алексей, перед словом которого привыкли склоняться все, неожиданно поддержал Свибла, и это положило конец спорам. Через несколько дней Федор Андреевич выехал во Псков и в Изборск, а младший его брат Александр – в Старую Ладогу и в Порхов, для изучения тамошних каменных крепостей. Вернувшись несколько месяцев спустя, с подробными записями и чертежами, они стали во главе строительства, многое еще додумали от себя и полностью оправдали оказанное им доверие. Новый кремль получился на славу, и Москве теперь не страшна была никакая осада.
– Ну что, Федор Андреевич,– спросил Дмитрий, когда боярин подошел и отвесил ему положенный поклон,– когда мыслишь управиться?
– К осени управимся, княже, – ответил Свибло. – Не много уже и осталось: с полуночной стороны, от самых Боровицких ворот, все башни выведены доверху; в Беклемишевой осталось лишь свести верх, Шешков свою тоже кончает. Более иных поотстала Фролова, да вот ведем теперь две нововых, глухих, что ты велел добавить со стороны Москвы-реки.
– А Собакина как?
– Тимоха ее завершил. Ноне леса убирают.
– А ну, пойдем глянем.
Собакина башня стояла возле оружейного двора, в северовосточном углу неправильного четырехугольника, образуемого стенами нового кремля. Несколько выступая из стен наружу, для удобства стрельбы, она представляла собой массивное круглое сооружение, с выходящими на все стороны бойницами и плоской крышей, увенчанной по краю каменными зубцами.
Не доходя до нее шагов десять, Дмитрий остановился и обшарил ее сверху донизу внимательным, изучающим взглядом. Добрая работа! Камни тут подобраны один к одному и обтесаны гладко, будто выструганы. А оттого и вся башня кажется легче и стройней, чем другие.
*Полуночной сторонойназывался север, полуденной – юг
Из ближайшей бойницы высунулась взлохмаченная русая голова на тонкой журавлиной шее и озабоченно поглядела наверх, где в это время здоровенный рабочий, с трудом удерживаясь на оголенных стропилах, готовился спускать тяжелую, заляпанную известью лесину.
– Эй, Кострома! Убьешьси! – хриплым голосом закричала голова,– Обвяжись, дурило, веревкой, да за зубец! С черта вырос, а все глупой, как дите!
Заметив внизу великого князя, голова мигом втянулась в бойницу, а через минуту из башни показался и поспешно направился к Дмитрию и сам ее обладатель, мастер Тимофей Векшин. Вначале ему была поручена постройка другой башни, на восточной стене Кремля. Но когда сын боярскийИван Собака, строитель угловой и наиболее ответственной башни, получившей его имя, сорвался со стены и поломал обе йоги,– Векшин был переброшен сюда и много раньше, чем ожидали, завершил постройку.
– Будь здрав, Тимоша,– приветливо сказал Дмитрий Иванович.– Добрую башню ты вывел! Спаси тебя Христос, а я твоей службы не забуду.
– Рад служить тебе, великий государь, – земно кланяясь, ответил Тимоха.
– Все закончил?
– Все, княже. К вечеру леса уберем.
– Тебе от меня двадцать и пять рублев, а ватаге твоей пять ведер крепкого вина и день роздыху. Теперь ворочайся на свою старую башню и там потрудись тако же. Как ее завершишь,– еще тебя награжу.
– Благодарствую, великий государь, спаси тебя Господь! А я послужу тебе, доколе живота хватят.
Дмитрий вошел в башню и по крутой каменной лестнице поднялся на ее плоскую крышу. Прямо перед ним развернулся неохватный вид на холмистое, покрытое лесами Занеглименье, с разбросанными там и сям селами и монастырями; справа раскинулся заторопившийся в зелени обширный московский посад, отделенный от города широким рвом, идущим вдоль восточной стены Кремля. От столицы во все стороны разбегались дороги: тверская, дмитровская, ярославская, владимирская, ордынская, серпуховская… Сколько их!
«Вот ежели бы воспарить птицею да поглядеть сверху на мою Москву,– подумал Дмитрий,– не иначе, она бы звездою представилась: дороги от нее, что лучи, и вдоль каждой тянутся по обе стороны избы, аж до самого леса! А придет: время, и сольются все те лучи в один круг-солнце, и всей Руси светить оно станет!»
*Детьми боярскими тогда называли служилых дворян.
Спустившись вниз, Дмитрий зашагал дальше, по восточной стене, не задерживаясь, миновал уже законченную Никольскую башню и остановился у Фроловых ворот, находившихся в средней части этой стены. Со стороны посада, прямо перед ним, расстилалась площадь торговых рядов(нынешняя Красная площадь), окаймленная несколькими деревянными церквами; в глубь кремля, к государеву дворцу, вела отсюда довольно широкая, мощенная бревнами улица. У моста, перекинутого через ров, стояло с полсотни груженых телег,– там шла толкотня и неразбериха, в воздухе висела крепкая ругань: узкие ворота пропускали лишь по одной телеге, к тому же то и дело; надо было останавливать их движение, чтобы выпустить едущих из города. Поглядев с минуту на всю эту кутерьму, Дмитрий нахмурился.
