Кунигас. Маслав - Юзеф Игнаций Крашевский
Только теперь Вшебор мог подъехать поближе и присмотреться к тем мужественным рыцарям, которые, несмотря на свою малочисленность, не побоялись напасть на Маслава…
Большая часть воинов сошла с раненых коней и прилегла на землю, некоторые же снимали шлемы и прятали в ножны окровавленные мечи… Лица их горели воинственным жаром и радостью победы.
Не успел еще Вшебор поравняться с ними, как воины, стоявшие в центре группы, расступились, и глазам его представился королевич, а теперь король Казимир.
Его окружали поляки и немцы, поздравляя с победой, которая являлась добрым предзнаменованием.
Но, опустив глаза в землю, как будто задумавшись или творя тихую молитву, Казимир стоял, не обнаруживая особенной радости.
Его юное, прекрасное лицо носило уже следы испытаний и разочарований в жизни и в людях, преждевременных огорчений и замкнутой монастырской жизни и было лишено выражения юной веселости и непринужденности. Он казался преждевременно созревшим и как бы состарившимся. Но во всей его фигуре выражалось королевское величие, смягченное христианским смирением и соединенное со спокойствием духа и мужеством.
Высокий, статный, гибкий и сильный, Казимир отличался матово-бледным цветом лица при черных выразительных глазах, оттененных длинными ресницами. Темные волосы густыми локонами падали ему на плечи.
Это был истинный рыцарь, но в рыцаре виден был в то же время вождь и король. И теперь этот человек, облеченный такой великой властью, печально стоял на месте своего первого сражения после первой своей победы.
Среди немецких воинов и своей верной польской дружины он, младший из них, выглядел истинным паном и королем, хотя меньше всего желал это обнаружить.
И наряд его при всем своем великолепии отличался скромностью.
На нем был короткий кафтан, на панцире его были нашиты большие металлические бляхи, блестевшие на его груди. К рыцарскому поясу, украшенному драгоценными камнями, был подвешен двусторонний меч, а рядом на цепочке висел другой, небольшой, с украшениями и золотой рукояткой. Такие же металлические бляхи были и на ногах, а на левой ноге виднелась длинная и остроконечная шпора.
Юноша-оруженосец, стоявший за ним, держал прекрасный щит, блестевший золотом. По краям его золотые гвозди на пурпурном фоне производили впечатление звездочек. Другой оруженосец держал огромный обоюдоострый меч — знак королевской власти.
Казимир снял с головы золоченый шлем без перьев с опущенным забралом, закрывавшим верхнюю часть лица, — и черные локоны, рассыпавшись по плечам, загорелись золотым отливом под лучами солнца.
На шее у молодого короля виднелся на золотой цепочке крестик с реликвиями, которым благословил его при отъезде из Кельна его дядя.
Взгляд Казимира блуждал по полю, усеянному трупами.
Вид этот, может быть, был приятен для рыцарского самолюбия, но в человеческом сердце он пробуждал печаль. По всей долине, до самой опушки леса, лежали целыми кучами и в одиночку уже застывшие тела убитых, израненные, растерзанные, с торчавшими в них стрелами и копьями. Там и сям среди них поднимались головы умирающих, делавших последние усилия, чтобы сдвинуться с места, и бессильно падавших на землю. Среди людских тел лежали и конские трупы, бродили искалеченные лошади, а уцелевшие — с чисто животным равнодушием — паслись тут же, обрывая примерзшие и засохшие стебельки.
Из всех громадных полчищ людей остались только те, которые не были убиты во время бегства. Пруссаки раньше других, после первого же неудачного столкновения с железным рыцарством, отступили поспешно к лесу и больше не вернулись. Многие из них утонули в глубокой воде разлившейся речки, другие попали в трясину и, не умея выбраться из нее, погибли, изрубленные мечами рыцарей.
Но и в войске Казимира почти никто не уцелел от ран. Все были избиты и окровавлены, но остались живы, потому что их защищали панцири и щиты. Теперь они сошли с коней и воткнули в землю поломанные пики, а тяжелые шлемы поснимали с головы.
Вшебор, заметив того, кому он был товарищем в детстве и в более позднее время придворным и слугою, с радостью поспешил к нему. Лицо его светилось счастьем и невыразимой радостью.
Для него появление короля было признаком близости победы.
По-видимому, и Казимир еще издали узнал его. Подбежав к нему, Вшебор припал к ногам короля, сидевшего на коне, и радостно воскликнул:
— Ты ли это, милостивый государь! Какой счастливый день!
От волнения он не мог больше говорить.
В это время подбежали и другие: Мшщуй, Канева и наконец особенно любимый королем Топорчик. Все они с восторженными восклицаниями, с радостными лицами обступили короля.
— Привет тебе, привет тебе, наш дорогой государь!
Казимир, видя эту радость, весь зарумянился, слезы волнения выступили у него на глазах, и, широко раскрывая объятия, он произнес:
— Привет вам, дети мои! Дай бог, чтобы этот день послужил добрым предзнаменованием для нас и для всего королевства. Аминь.
— Ты с нами, дорогой государь! — в восторге кричал Топорчик.
«Ты с нами — и счастье будет с нами. Нам тебя недоставало».
«Все разваливалось без государя и без головы! Теперь все изменилось, вернутся лучшие дни!»
— Дай Боже! Но это будет нескоро, мы сами должны их вернуть! — серьезно выговорил Казимир. — Все в Божьей власти.
Крики и шум не смолкали, и, казалось, радость была всеобщая, но тот, кто всмотрелся бы внимательнее в лица людей, окружавших Казимира, и заглянул в их сердца, заметил бы там тревогу, беспокойство и неуверенность.
Изгнание короля лежало на совести у многих из тех, что его окружали. Они боялись мести своих врагов и самого короля, вспоминая свою вину, и не верили, чтобы король мог забыть о них.
В самом лагере Казимира, в замке Белины много было таких, которым голос народный ставил в вину, что они попались на удочку козней Маслава. Те держались в стороне, смотрели недоверчиво и боялись будущего.
Так радость одних смешалась с опасениями других и завистью к тем, которые остались верны Казимиру и теперь могли ждать награды.
В лагере его и теперь чувствовалось то же тайное раздвоение, которое было причиной изгнания сына Рыксы.
В минуты радости на поле битвы после одержанной победы все споры и разногласия были забыты, но завтра они снова могли возродиться.
Между тем те, что остались в Ольшовском городище и были свидетелями победы, испытывали глубокое успокоение. Они еще не знали, кто был этот Богом посланный спаситель, но видели, что свершилось чудо, предсказанное капелланом.
Настежь раскрылись ворота… Белина со старшими рыцарями, только теперь узнав о прибытии Казимира, хотел тотчас же спешить к нему и припасть к его ногам.
Все собирались идти вместе с ним с поклоном и благодарностью, когда Потурга, очень беспокоясь, как
