Последние саксонцы - Юзеф Игнаций Крашевский
– Разумеется, я одолжила бы тебе деньги, потому что гнушаюсь платком как смертным грехом, – сказала Шкларская, – но я тоже без гроша.
Подруга лгала, но в сущности не хотела дать взаймы и ускорить свадьбу
– Княгиня, увидев, что ты в таком положении, поможет, – прибавила Шкларская.
Аньела пожала плечами.
– Я не понимаю княгиню, – прошептала она. – Когда говорит со мной, обещает золотые горы, а тут, когда речь о мелочи, не хочет ничего сделать. А! Если это однажды закончится, – прибавила стражниковна, – если свадьба состоится, я бы добилась от ротмистра, что хочу.
– Все в целом говорят, что он много потерял, и мало что у него осталось, – сказала Шкларская.
– Это не может быть, не может! – прервала нетерпеливо Аньела. – Хоть обручения не было, он привёз мне кольцо, я его тебе покажу. Кто такие драгоценности хранит, тот не может быть бедным.
Сказав это, стражниковна побежала к своей шкатулке, отворила её и вытащила из глубины старательно обвязанную коробочку. В ней на прекрасно постеленном хлопчатом ложе покоилось кольцо, в котором действительно сверкал огромный бриллиант, бросая вокруг тысячи лучей. Оправа была старомодная, искусная и очень красивая.
– Говорят, что может стоить пятьсот дукатов, – прибавила Анна, надевая его на палец.
– Наверно, наверно, – подтвердила подруга, – но твоё приданое гораздо больше стоит, а из него тебе ничего, глаза только насытишь.
Поэтому кольцо она спрятала обратно в шкатулку, а разговор вернулся к платку, который притянул к себе все мысли панны Аньелы.
Без платка ни к алтарю, ни на бал… никуда нельзя было. По дороге в Белосток с княгиней, она взяла его в долг у Барцинской, охмистрины княгини, но та покинула Высокое, а если и была со своим платком, то он был таким поношенным, тонким и бесформенным, что надеть его на свадьбу было невозможно.
Дрянное белое платье, свадебную вуаль и другие вещи княгиня обещала полусловами. Что касается платка, она чётко объявила, что достать его не сможет. Шкларская заметила ей, что красивый, свежий платок достать в деревне было крайне трудно, разве только послать за ним в Варшаву.
Так до ночи разговаривая о платках, они расстались, потому что Шкларская на следующее утро хотела уехать, и ночевать собиралась в местечке.
– Я не дала бы гроша за то, что всё разобьётся о платок, – говорила она себе, садясь в бричку.
У Аньелы был неспокойный сон, а, встав, она узнала, что ночью приехал ротмистр Толочко. Поэтому она поспешила присутствовать за завтраком княгини, надеялась найти его там. Сердце её билось, но из-за платка, не из-за него – увы.
Княгиню она застала после ночи зевающей и кислой. Толочко тоже привёз не особенные новости. Все попытки разделить Массальского с канцлером потерпели фиаско.
Радзивилл, которого надеялись втянуть в путаницу с русским войском и довести до смелой выходки, которая бы его парализовала, был сверх всякого ожидания осторожным, внимательным и трезвым.
Вытянув из него что только могла, гетманова пошла к мужу за советом, оставив панну Аньелу с ротмистром. Стражниковна в отчаянии решила использовать эту минуту.
– Пане ротмистр, – сказала она, – я давно собиралась с вами открыто поговорить, не могу дольше молчать. Мать не хочет меня простить и разрешить выйти замуж. Невзирая на это, я решила отдать свою руку вам, имея покровительство княгини… но это покровительство… поговорите с ней… мне во что бы то ни стало нужно много вещей, у меня ничего нет. Мать не даёт приданого.
Бедная стражниковна рыдала. Ротмистр слушал, бледнел и краснел. Собственно в этот день он начал горевать, что вкусный ужин, вина, разные деликатесы, сладости будет купить не на что. Он надеялся, что гетманова нарядит девушку и снабдит богатым приданым.
– Панна стражниковна, благодетельница, – сказал он, – у нашей пани княгини к вам материнское сердце, поговорите с ней открыто.
– Я говорила, – отвечала стражниковна. – Она обещала мне платье для свадьбы, но я всё оставила у матери, у меня ничего нет, ничего!
Толочко потёр голову, потому что чувствовал холодный пот.
– Прошу прощения, – прибавила стражниковна, – у меня даже платка нет.
Ротмистр улыбнулся.
– Э! Вот опять, – сказал он, – он, пожалуй, легко найдётся.
– Но я не могу его искать, не смогу найти! – прибавила панна. – Я повторяю вам: поговорите об этом с княгиней, пусть ей будет стыдно. Без шубы тоже не выехать.
Она понизила голос, из её глаз текли слёзы.
– Вы видите, что я вам всё пожертвовала, – сказала она в конце, – больше не могу.
– Будьте спокойны, панна стражниковна, всё наладится. Не думайте об этом, прошу. У гетмановой в голове множество проблем, она забывает, но сердце у неё наилучшее.
Стыдно ей было и за слёзы, и за дальнейший разговор об этом; услышав шорох, она догадалась о приближающейся пани – убежала.
Ротмистр долго стоял как вкопанный. Он слишком хорошо знал княгиню, чтобы заблуждаться, что она эффективно и великодушно придёт на помощь… он сам не знал, что делать. Говорить с ней об этом – заранее испортить ей настроение и, может, разгневать. Он полагал, что, предоставляя дела их естественному ходу, будет лучшим способом дойти до цели. Княгиня должна будет дать то, чего не хватало.
Княгиня, возвращающаяся от мужа, с которым у неё была тяжёлая перепалка, вышла недовольная, нашла ротмистра одного и догадалась, что и тут что-то произошло.
– Что же, вы не договорились с панной Аньелой? – спросила она.
– Напротив, напротив, княгиня, – сказал скороговоркой Толочко. – Она только озабочена, что ей не хватает многих вещей… но это мелочь.
– Она мне уже надоела с этими требованиями, – воскликнула гетманова. – Знаешь что, езжай к стражниковой ещё раз, скажи ей, что ничего не хочешь, но пусть ей по крайней мере пришлёт рубашку и туфельки!
Ротмистр, который знал, как будет принят, ужасно смутился.
– Говорю тебе, езжай, – прибавила она, – езжай к ней от меня. Я займусь судьбой дочки… но чтобы мне составлять приданое!! Даже времени не хватит, потому что свадьба должна быть на будущей неделе. Езжай незамедлительно.
Толочко не мог отказываться, поклонился и сказал, что поедет. Чуть он вышел от гетмановой, шагая медленно по коридору, когда дверь покоя панны Аньелы отворилась. Она слышала разговор ротмистра с княгиней.
– Помните о платке! – бросила она ему в ухо, и убежала.
У ротмистра закружилась голова.
– Пива себе наварил! – забормотал он.
Его позвали к гетману потом ещё раз к самой пани, наконец под вечер велел запрягать, чтобы выехать из Высокого и на следующее утро быть у Коишевской. Там ещё гостила панна Шкларская и она его первая увидела. Побежала к стражниковой.
