Семко - Юзеф Игнаций Крашевский
Хавнул хорошо понял, что он ехал тайно, и обременять себя ими было нельзя.
Дар Ягайллы состоял из нескольких серебряных сосудов и мисок, бархатной одежды и соболей. Когда Семко за него благодарил, староста прервал:
– Это пустяки, и если бы не то, что вас не годится обременять, Ягайлло оказался бы более щедрым. Я не знаю господина, который охотней бы давал и был совсем равнодушен к тому, что ему приносят люди. У нас много богатств, а князю для себя это совсем не нужно. Каким вы видели его сегодня, такой он всегда, простых привычек и жизни. Самым маленьким из его придворных нужно больше и они требуют. Он не пьёт ничего, за исключением воды, так же как и его челядь; на постоянной охоте он привык ко всяким неудобствам; изысканные одежды не любит. Ему милее всего, когда рядом видит весёлыми тех, которым сделал добро. Поистине, достойным христианином должен быть тот, который уже имеет врождённые христианские добродетели! О, если бы вы знали его, как я!
Семко молчал. Ему хотелось верить тому, что слышал; но, вспоминая первое появление Ягайллы и начало разговора, последующего добродушия и сердечности он понять не мог. – Да, – завершил Хавнул, – чтобы любить его, как я, его нужно знать, как я знаю.
II
Назавтра до наступления дня в костёле Отцов францисканцев настоятель, ксендз Павел, совершил святую благодарственную мессу; Семко, слушал её, стоя на коленях, поздравлял себя, благодарил Бога, что Он его удачно вызволил из опасного предприятия.
– Брат Антоний, – сказал он, выходя с ним вместе после богослужения, – приготовьтесь. Ещё сегодня вечером нам нужно выехать обратно.
– Я сейчас так нужен вашей милости? – отвечал с колебанием и опаской старичок. – Здесь капелька нашей братии, один недавно расстался с этим светом, перенесясь в лучший. Они не скоро дождуться поддержки в лице нового, а люди им нужны. Меня очень просят, чтобы я остался с ними. По Великой Польше теперь за милостыней ходить напрасно, где самим помещикам куска хлеба не хватает.
– Значит, вы хотели бы остаться? Вы? – спросил задумчивый князь.
– Этого хочет отец Павел. Ему не хватает ризничего в костёле, в монастыре – рук. Я, слава Богу, ещё сильный.
Семко повернулся к настоятелю, который молчал.
– Брат Антоний хочет меня покинуть! – сказал он.
– Но только с позволения вашей милости и согласия, – ответил настоятель. – Мы были бы очень благодарны, если бы могли его заполучить. Младшей братии было бы с ним веселее, потому что это живой пример монастырской добродетели.
– А! А! Я болван, отец! – вставил скромно Антоний.
Семко не был против этого желания, подумал только, что когда Каукис и Визунас тоже напомнят ему об обещанной свободе, ему будет трудно ориентироваться в дороге.
Зато Ягайлло давал подводу своих людей до границы.
До полудня из замка не поступала ни одна новость, пока не подъехал Хавнул, а с ним два всадника, которые везли подарки великого князя. Они были великолепные и дорогие и за них стоило поблагодарить.
Но Ягайлло до наступления дня выехал уже на охоту в Медники, не чтобы избежать изъявлений благодарности, но из-за страсти, какая у него была к охоте, к лесу, к жизни в поле, где ему всегда было милей, чем с людьми.
Смеясь, Семко начал жаловаться старосте, что ему придётся возвращаться одному, потому что спутники его покидают.
Хавнула обрадовала новость, что к щуплой кучке его отцов прибавиться новый помощник, которого уже перед ним настоятель хвалил.
Что до Каукиса и Визунаса, тех немедленно позвали, чтобы знать, можно ли на них рассчитывать.
За время своего пребывания в Литве Хавнул выучил язык, который там вместе с русинским был в ходе. Говорил на нём легко. Когда литвины пришли и, упав на землю, били челом князю и ему, он спросил их, хотят ли они вернуться с паном, верно ему служить, или остаться свободными. В таком случае он обещал вместо них дать других.
Освобождённые поглядели друг на друга, словно взглядом советовались, и после недолгого колебания Каукис объявил за обоих, что проводят князя до Плоцка.
Никто из них не признался, что, хоть собственная родина говорила их сердцу, после долгих лет плена они чувствовали себя в ней чужими.
Помимо них, Семко до границы должны были вести хорошо знакомые с дорогами литвины и русины, назначенные Ягайллой, так что опасений за безопасное возвращение не было. Они поехали в замок попрощаться со старой княгиней.
Там они всё нашли в том же порядке, как в первый раз, но отсутствие Ягайллы немного двор опустошило.
Проходя по большому двору, Семко захотелось увидеть языческую святыню, которой только стены и башня были видны издалека. Хавнул даже не хотел разрешить приблизиться к ней.
– Правда, мы живём в замке с самым старшим их священником, Кревекревейтой, и его духовенством, у нас под боком главная их святыня, но между нею и двором уже давно появилось недоверие; с того времени, как для княгини поставили церковь и при ней живёт поп Нестор, капелланы подозревают князей, бояться их, чувствуя, что приближается конец их веры. Они также никого чужого не пускают к своему огню и алтарю. При малейшем подозрении они готовы поднять тревогу, а за ними толпы и гмин, особенно простой люд, который по призыву Вейдолотов готов убивать христиан, никого не щадя.
Сам Ягайлло боится Кревекревейты, дарит ему подарки и старается смягчить, дабы не возмущал ему гмин, даже боится ходить в материнскую церковь. Святыню денно и нощно зорко охраняют слуги Кревы, а доступ к ней труден. Да и смотреть там особенно нечего, кроме каменного алтаря, на котором горит огонь, и отвратительных их божков из дерева, из железа, и даже из простых диких камней, почитаемых за богов.
Сокровища, какие находятся у них в подземельях, скрываются под святыней.
Семко спросил, правда ли, что девушки-вайделотки обслуживают вечный огонь; Хавнул это подтвердил, добавив, что за ними сурово следили.
В сторону святыни вела утоптанная дорожка, но большого скопления людей на ней видно не было. В тот час долина Свентороха была почти пустой, только дым, который постоянно подпитывали, поднимался над стенами густым столбом.
Приближаясь к терему княгини Юлианны, Семко заметил группу девушек, стоявшую в стороне во дворе, которые, казалось, знали о его прибытии и ждали там. Но у всех лица были так закрыты, что рассмотреть их было нельзя. Когда увидели приближающихся, постояв капельку на месте, они поспешно в испуге
