Лоренс Шуновер - Крест королевы. Изабелла I
— Отличные лёгкие, — сказал Фердинанд.
— Не оставишь ли ты его со мной ненадолго наедине?
— Да, конечно. — Он заулыбался.
Вельможи засуетились и стыдливо стали покидать комнату, отправляясь выпить за здоровье новорождённого принца, словно кормление ребёнка было чем-то неприличным.
Изабелла поцеловала младенца в лоб и нежно погладила по волосам, почувствовав биение его пульса на головке. Такая беспомощная головка на слабенькой шейке. Но когда-нибудь эта шейка станет сильной, как у Фердинанда, у которого она всегда была мощной; и голова будет сидеть крепко и прямо. Эта голова должна будет выдержать тяжесть трёх корон.
— Малютка принц, — прошептала Изабелла. — Король Кастилии, король Арагона, король Сицилии. — Нет, возможно, и четырёх корон. Ведь когда-нибудь ты женишься. И вероятнее всего, на португальской принцессе. Король объединённой страны, управляемой одним монархом, а сейчас ты такой маленький, беспомощно прильнувший к моей груди. Да, сейчас, ваше крошечное величество, вы не выглядите так, будто у вас большие политические амбиции.
...Севилья и всё королевство праздновали рождение наследного принца в течение трёх дней и трёх ночей. Когда ему исполнилось десять дней от роду, няня из знатного рода, сопровождаемая праздничной процессией, отнесла младенца на красной вышитой подушке на крещение в собор. Там, посреди гранитных колонн, забранных бархатом и шёлком и украшенных воинскими стягами, кардинал Мендоса крестил принца и дал ему имя Хуан. Снаружи в толпе людей, которая не уместилась даже в этой огромной церкви, шут-карлик Фердинанда ростом чуть выше трёх футов нёс на голове массивное серебряное блюдо, чтобы все могли увидеть подарок, сделанный монархами ребёнку при крещении: огромный потир, для изготовления которого были расплавлены пятьдесят золотых дукатов.
Во время последующего празднования Фердинанд был в превосходном настроении: он выпил не один стакан вина, громко аплодировал танцорам и игриво ущипнул Беатрис де Бобадилла, когда та однажды очутилась с ним рядом. Она постаралась, танцуя, быстро отдалиться от него.
— Гордячка! — пробормотал король.
Но зелёные глаза Изабеллы пристально следили за ним, поэтому он оставил свой стакан и, придав лицу серьёзное выражение, заговорил с папским легатом об итальянских делах.
— Мне кажется, что тебе лучше присесть рядом со мной, сеньора маркиза, — сказала Изабелла, когда музыка смолкла.
Беатрис осторожно села. Пальцы у Фердинанда были очень сильные.
— Ты не могла бы прийти ко мне ночью, одна? Я хотела бы поговорить с тобой.
— Ваше величество! Я ничего не смогла сделать. Я уверена, что это была случайность. Я просто налетела на него. Такое с каждым может случиться.
— Тс-с, — прошептала королева, улыбаясь. — Это пустяки. — А потом, уж лучше ты, чем кто-нибудь другой. Потому что тебя, Беатрис, я знаю и люблю. — Затем произнесла изменившимся тоном: — Я хочу поговорить о другом, о том, что я случайно услышала сегодня на улице...
Во время процессии, двигавшейся к собору, Изабелла случайно услышала разговор двух подвыпивших придворных.
— И зачем ему нужно было связываться с этой арагонской шлюхой, когда он может получить законного принца здесь, в Кастилии? — спрашивал один.
Другой, которого вино настроило на философский лад, отозвался:
— Он образумится, да, он обязательно образумится, Его здорово разочаровала та арагонская шлюха. Святая Дева! Попридержи язык! — Он принялся громко кричать: — Да здравствует королева! Да здравствует принц! Да здравствует король!
Ночью Изабелла спросила:
— Беатрис, что известно всем окружающим и чего я не знаю?
— Я не понимаю, ваше величество.
— Пожалуйста, Беатрис!.. Мы так давно знаем друг друга.
— Я в самом деле не понимаю.
Изабелла не заплакала, но глаза её подозрительно заблестели.
— Кто эта арагонская шлюха, которая так разочаровала моего мужа? — Эти слова, слетевшие с губ Изабеллы, всегда отличавшейся подчёркнутой изысканностью языка, потрясли Беатрис как удар грома.
— Ваше величество, мне запретили говорить о короле.
Слёзы хлынули из глаз Изабеллы помимо её воли.
— Последние пьяницы на улицах все знают, только жене ничего не известно. Я умоляю тебя рассказать мне обо всём!
Беатрис опустилась на колени у кресла Изабеллы, обняла её и тоже заплакала.
— Он не может сопротивляться. Все мужчины таковы. Короли даже хуже других. Но он больше с ней не встречается. Говорят, что он отправил её в монастырь. И был с ней едва лишь неделю. Милая моя подруга, как мне жаль, что ты об этом узнала! Она, кажется, была то ли няней, то ли гувернанткой, в общем, она никто...
— Теперь мне всё ясно, — сказала Изабелла. Её голос был таким низким, что Беатрис едва могла слышать. — Он признал ребёнка?
— Да.
— Публично?
— Да.
— В нём очень сильно развито чувство чести, Беатрис. Требуется много мужества, чтобы так поступить.
— Да.
Изабелла помедлила:
— Ребёнок... Это мальчик?
— Девочка.
— А!
Она раздувала пепел в поисках уголька надежды. Существовала маленькая искорка, потому что она смогла подарить ему принца.
— Как зовут ребёнка?
— Джоанна.
— Джоанна — имя его матери. Фердинанд очень привязан к своей семье.
— Да.
— Сколько лет этой девочке?
— Два года, я думаю.
Изабелла вспоминала. Должно быть, это случилось тогда, когда Фердинанд обиделся на неё за то, что она короновалась в одиночку. Больше она не сказала ничего — говорить было нечего. Изабелла прижалась головой к плечу Беатрис. Обтянутое бархатом плечо было тёплое и родное.
— Принести тебе стакан молока? — спросила Беатрис.
— А не могла бы ты найти мне рюмку коньяка, и лучше побольше размером. Постарайся, чтобы горничные тебя не заметили.
Беатрис выбежала из комнаты. Дрожащей рукой она наполнила большую рюмку коньяком из одного из венецианских сосудов Кабреры. Маркиз Мойа заворочался в постели.
— Что, ради всех святых, ты делаешь?
— Спи, — отрезала она...
Изабелла больше не касалась этого вопроса в разговорах с Беатрис и ни слова не упоминала о нём при общении с Фердинандом. Но она не могла полностью скрыть горечь, боль и, странным образом, чувство позора, личного позора.
— Что ты делала с моим коньяком посреди ночи? — на следующий день спросил Кабрера у жены.
— Королеве захотелось немного коньяка, — объяснила Беатрис.
— Изабелле? Захотелось коньяка?
— Она узнала о втором незаконнорождённом ребёнке короля.
— Кто же был настолько жесток, что сообщил ей об этом?
— Будь уверен, что не я. Она случайно услышала об этом на улице.
— Как печально. Хотя... — Он пожал плечами. — Она должна была бы узнать об этом рано или поздно, после публичного объявления в Арагоне.
— Фердинанд — животное.
— Такие поступки в лучших королевских традициях. По крайней мере он признает своё отцовство.
— Изабелла сказала, что это проявление мужества с его стороны. Но, по-моему, это она — мужественный человек. Я очень рада, что не я его жена.
Кабрера задумчиво потёр подбородок.
— Да, ей, должно быть, нелегко.
Хотя Изабелла ничего не сказала Фердинанду, он почувствовал в ней перемену. Он шутил, но она не смеялась. Он злился — она не спрашивала почему. Он осыпал её знаками внимания — любовника и монарха — Изабелла вела себя покорно, и в то же время была до странности отдалённой.
— Изабелла?
— Да?
— Скажи, что с тобой происходит?
Она взглянула на мужа. Ей было больно видеть, как он замигал и опустил глаза. Всегда больно видеть, как твой идол падает с пьедестала.
— Я чувствую, что ты узнала о Джоанне, — с трудом произнёс он. — Я не мог посмотреть тебе в глаза после того, как признал её, и оставался вдалеке от тебя так долго, как только мог.
