Людмила Третьякова - Русский Сюжетъ
...7 марта 1900 года Валерию в белом платье, ее мать и сестру привезли во дворец князя. Обязанности шафера выполнял поручик Малиновский, одетый в парадную форму. Прибыл и батюшка, которому тотчас вручили двести рублей. Поручик отвел его в соседнюю комнату и крепко угостил коньяком. Сразу сильно захмелевший Свиридов успел, правда, разглядеть лежавшие на столе два револьвера. Но тут выяснилось, что у священника нет ни облачения, ни требника, ни венцов. Князь страшно расстроился и послал записку знакомому настоятелю Георгиевской церкви с просьбой все это доставить. А чтоб у того не возникло подозрения, сослался, что и крест и прочее нужны для совершения требы у постели больного. Привезли все, кроме венцов.
Позже, на дознании, священник Свиридов будет говорить, что, заподозрив неладное, имел замысел сделать венчание «комедией». Он убеждал дознавателя, что молитв не читал, чин венчания провел не по правилам, а когда молодые обменялись кольцами, лишь сказал: «Господь вас благословит». Свиридов и вправду воспользовался незнанием князем обряда. Николай Константинович не придал значения даже тому, что факт заключения брака не был внесен в метрическую книгу.
...После венчания подали шампанское, все поздравляли новобрачных и пили за их здоровье. Затем проводили священника, шафер-поручик поехал отвезти в церковь требник и крест, мать и старшая дочь Хмельницкие отправились к себе. Валерия осталась во дворце.
...Возвращение Надежды Александровны ознаменовалось грандиозным скандалом. Верным женским чутьем на этот раз она поняла, что ее дело плохо. Достаточно было взглянуть на лицо мужа, осунувшегося, растерянного. Он, чего никогда не бывало, опустился до просьб, до мольбы отпустить его и Валерию. Все оставит, все отдаст, будет по гроб молить за Надежду – только пусть даст ему свободу.
Нет, своего Надежда Александровна отдавать не собиралась. Обыватели на все лады обсуждали вести из княжеского дворца, откуда дрянная девчонка была с треском выгнана. А в Петербург полетела телеграмма с требованием немедленно прибыть и разобраться в безумствах его высочества. Опекуны всполошились и возмутились: что, еще одна «великая княгиня»? И все же, отдав дань эмоциям, в Петербурге решили подойти к «ташкентскому делу» очень осторожно – оно могло обернуться еще большим скандалом или даже кровью. Власти не сомневались, что силой великого князя и Хмельницкую не разлучить: его высочество, окруживший себя преданной и хорошо вооруженной охраной, пойдет на крайность.
Между тем было ясно, что обжившегося в Ташкенте поднадзорного переместить в иные края уже невозможно. Нужно удалить Хмельницкую, но обманным путем. Убедить, скажем, князя, что все делается для его будущего воссоединения с Валерией. Пусть смирится с неизбежным графиня Искандер и придет в себя от пережитого потрясения мадемуазель Хмельницкая. Пусть успокоится взбаламученный скандалом город. Разбирательству, которое, конечно же, окончится к удовлетворению его высочества, необходимо придать вид законности.
И великий князь по приезде в Ташкент комиссии клюнул на эту удочку. Впервые за более чем четверть века ссылки он не хотел дразнить непокорностью опекунов в надежде полной покорностью посланцам из Петербурга выторговать положительное решение дела с Валерией. Знай он, какая сплетена интрига, он отбил бы ее силой оружия.
Валерию с матерью и сестрой отправили в Тифлис. Он сам посадил Царевну в экипаж. «Валерия, родная моя, всего лишь две недели разлуки. Все разъяснится. Ты приедешь ко мне, и больше мы не расстанемся».
В скорое возвращение верила и Валерия: ни она, ни ее родня не взяли даже теплых вещей ввиду подступавшей осени. Влюбленные договорились, что ежедневно будут писать и, понимая, что письма будут просматриваться, договорились называть князя доктором, а Валерию старухой. Князь заверил ее, что у него всюду по следованию в Тифлис поставлены свои люди. В случае чего они ее разыщут. Главное – не тревожиться.
Жандармы сопровождали женщин, как было объяснено, для безопасности, до железнодорожной станции. Однако их тон резко изменился, едва князь со своей свитой исчез из виду у границы города. Хмельницкие же ни о чем не подозревали. Путешествие вызывало у них даже интерес. Когда они плыли в Закавказье на корабле «Святой Алексей», за девушками вовсю ухаживали офицеры-моряки, против чего они не возражали.
...Уже на месте, в Тифлисе, Елизавете Николаевне весьма строго напомнили, что она с дочерьми «водворена на жительство в город Тифлис без права отлучения из него». Нарушение этого предписания будет расцениваться как преступление против монаршей воли. Хмельницкие почувствовали тревогу. Она усилилась, когда мать и дочери заметили слежку за собой. Им пришлось покинуть гостиницу «Северные номера», чтобы найти пристанище в более укромном месте.
Семья сняла квартиру в доме на отшибе, закрытым со стороны улицы густо разросшимся палисадником. Имелся и второй выход – прямо на обрывистый берег Куры. По веревке ничего не стоило спуститься вниз и уйти незамеченным. Видимо, такой поворот событий не исключался, поскольку и возле этого дома появились люди в штатской одежде и с военной выправкой.
Между тем связь между Валерией и князем была налажена немедленно. Ни последнюю роль тут играла мать Валерии, продолжавшая возлагать на роман дочери большие надежды. Для отправки и получения корреспонденции из Ташкента Елизавета Николаевна использовала своих новых соседей по дому: хозяев квартиры, портниху и прочих.
Валерия писала возлюбленному, которого из соображений секретности называла «моим милым доктором», ежедневно. От великого князя летели послания, заверявшие девушку в скорой встрече и в любви до гробовой доски.
Теперь счастье Николая Константиновича составляли письма его ненаглядной Царевны, которые она писала еще в Ташкенте во время отлучек князя в имения и пустыню. «Как драгоценный дар я храню их под иконою Св. Николая, которою меня благословил император Николай I. Я так привязался всей душой к Милой Царевне, к той, которая открыла для меня этот светлый образ добра и красоты».
Время шло. Отсутствие известий от князя повергало Валерию в тревогу. Ей казалось, что в Ташкенте произошло что-то непоправимое. Она просила его не горячиться, терпеть. Страх сменялся ревностью: а вдруг он ее уже разлюбил?
«Дорогой мой доктор!
Вот уже девять дней, как от Вас нет известий: должно быть, телеграммы Ваши перехватывают... мне так грустно, так хочется быть с Вами, жить около Вас, а исполнить этого нельзя... За кем Вы теперь ухаживаете (подчеркнуто Валерией. – Л.Т.), забыв о несчастном существовании Царевны, которая, несмотря на это, любящая, преданная и верная до гроба».
В ответ действительно приходят задержанные полицией телеграммы и письма – поток любви и нежности, адресованные тифлисской затворнице.
«11/9 1900
В нашем сердце постоянно живет и ярко сияет светлый образ золотой царевны. Нигде не бываю, никого не вижу, думаю только о Вас (подчеркнуто великим князем. – Л.Т.). Скоро, Бог даст, увидимся. Любящий Вас неизменно преданный
В.К. Николай».
«17 сентября решится все мое дело. Надеюсь, к общему благополучию. Ожидайте спокойно радостных известий; целую Ваши, ручки и молю Бога о Вашем счастье и здоровье.
Душевно преданный В.К. Николай».
«Живу только Вами. Сижу дома, молюсь...»
«Моя милая, родная Царевна... Я, вся жизнь моя принадлежит Вам и только Вам. Ничего не пожалею... Люблю, обожаю Вас, как никого. Жить без Вас не могу. Все идет к лучшему. Мы будем счастливы, я в этом уверен».
Между тем в действительности дела не спешили «идти к лучшему». Срок тифлисской ссылки подходил к концу, но, судя по письмам, ни князь, ни Валерия не видели конца разлуки.
Письма девушки перехватывались, впрочем, письма князя тоже «терялись» на почте. Николай Константинович помнил, как при прощании Валерия показала ему маленькую бутылочку, спрятанную в ридикюль. «Это яд, – сказала она. – Если нас разлучат навсегда, жить я не буду». Не получая известий от Царевны, князь телеграфировал ее матери:
«Сообщите здоровье Валерии Валерьевны. Все ли у нее благополучно. Очень беспокоюсь. Отвечайте немедленно.
Николай».
Наступил октябрь и князь понял: его обманули. Все силы ума, деньги, хитрость были направлены на то, чтобы тайно вернуть Валерию в Ташкент. За ним самим следили неотступно, и он стал искать верных людей, которые помогли бы ему привезти Валерию. «Обращаюсь к вам с просьбой помочь мне в деле, которое касается моей чести», – писал он каждому из них. План побега Валерии был им продуман до тонкостей.
...Однажды рано утром в квартиру Хмельницких постучали. Вошедший человек назвался Афанасьевым и порученцем его высочества. Он передал девушке картонку, в которой была круглая шапочка, длинное кисейное полотнище, часть грузинского женского головного убора, и маленький черный платок, который обычно повязывают поверх шапочки. Тут же лежала краска для волос и для лица.
