Василий Колташов - Мальчик из Фракии
— Ты теперь на войну?
— Пока здесь остаюсь. Дальше видно будет.
Рыва присел рядом с мальчиком.
— Живи у нас! — предложил Амвросий.
— Посмотрю. Дел много. Неспокойно. Может, авары к нам еще до холодов сунутся. Может через зиму…
— Даврит всех разобьет. Перун нам поможет!
Рыжебородый широко улыбнулся. Показал крепкий оскал:
— Это ты верно сказал. Души врагов мы выпустим погулять на свободе. Пусть боги дадут тебе быстрее поправиться. Ты хорошо себя показал. Может быть, я возьму вас с Идарием в поход на другой год. Может такое статься. Князь наш храбр, но он далеко.
Взгляд мальчика загорелся. Темные брови приподнялись. Амвросий живо представил, как одним взмахом меча поражает двух свирепых врагов. Он даже вообразил их лица: темные от загара, со злыми карими глазами и жидкими бородками. Еще один удар и авары, звеня кольчугами, валятся из седел.
— Только никому… Ни единым словом… Еще на воде написано.
— Буду молчать, — прошептал Амвросий.
Котенок почему-то опять пискнул. Царапнул грудь мальчика.
— Вынь его оттуда. Задохнется.
— Хорошо, — согласился больной.
— Ешь побольше. Мясо ешь. Теперь сытые времена. Сильным вырастешь. Вон как за лето вытянулся, окреп. Год другой пройдет, настоящим дружинником станешь. Поправляйся, а я на днях тебя опять навещу. Ты встаешь уже?
— Да! Завтра с Деяном пойдем рыбу удить.
— Молодцы. Ты его сухим виноградом угости. Он такого не пробовал. Общинники, они к простоте привычные. Смелые, когда надо, а все равно до княжеских бойцов далеко им. Сварог с тобой! Мешок я Ирине отдал. Там надолго хватит.
— Пусть тебя боги защищают!
Рыва потрепал юного друга по голове. Поднялся. Поправил пояс с длинным мечом. Еще раз взглянул на Амвросия рыжеватыми как ржавчина глазами.
— Коней береги. Вон они у вас какие красавцы. С рабов глаз не спускай. Увести могут. На одного Вазилу не полагайся.[111] Не только Валент, но и ты в доме хозяин. Про аваров никому не говори. Глядишь, в этот год все обойдется.
«Ну вот, учить принялся», — подумал Амвросий.
Котенок вновь зашевелился. Мальчик вынул его и положил на груду свитков. Он перетаскал их недавно из кабинета отца именовавшегося еще библиотекой. Свалил книги на ложе. Просматривал один за другим, разыскивая что-нибудь интересное. Иногда попадались картинки. Юный римлянин разглядывал их, воображая, как нанесла их на лист неведомая рука.
Рыжий зверек вытаращил от испуга глаза. Попробовал сделать шаг. Остановился с поднятой лапой, не понимая ничего. Мальчик заметил, что кончик ее был белым. Зверек широко раскрыл рот, но не произнес ни звука. Амвросий провел по мягкой спинке подарка рукой. Почесал за большим ухом. Пушистый хвост котенка вытянулся, поднялся трубой. Малыш неловко присел и замурлыкал.
— Вот глупая тварь, — сказал Рыва. Зашагал прочь. — Будь здоров!
Мальчик с восхищением проводил взглядом друга. Бородач казался воплощением воинственного Перуна, быстрым, сметливым, могучим. Рыва был весел в кругу товарищей, но наверняка страшным в бою. Неожиданно вспомнив то, о чем собирался спросить, маленький герой прокричал:
— Рыва, скажи, кто дал тебе кота!?
«Или кошку?» — растерянно предположил Амвросий.
Рыжебородый варвар высунул голову из низкого дверного прохода. Прищурился. Хитро подмигнул юному воину, ждущему ответа:
— Ты разве не знаешь?
— Нет, — растерянно произнес мальчик. Вытянулся от любопытства. Заморгал глазами с черными пушистыми ресницами.
— Маленькая рыжая девочка дала мне его у входа. Волосы яркие как пламя. Очень бойкая и симпатичная.
— Огняна?
— Не знаю как ее имя.
— Сестра Доброгаста? Но зачем?
Рыва потер мохнатый подбородок.
— Ты такой глупый? — спросил он серьезно.
— Но я не знаю… Она что-то сказала? Что?
— Мне? Нет.
— Но…
— Разберись сам.
— Хорошо, — твердо ответил мальчик. — Сила Сварога, да будет с тобой.
— Сила Сварога!
Гость удалился быстрым шагом. Проходя мимо лошадей в стойлах, он шлепнул по крупу молодого коня. Крикнул:
— Вихрь, тебя так зовут!?[112] Вижу твой норов.
Амвросий вздохнул. Котенок свалился с ложа. Мяукнул. Принялся обнюхивать и обшаривать округу. «Что за чертовщина! Зачем это Огняна вздумала подарить мне этого кошака? Разве она не знает что с ее братом мы враги?» — подумал мальчик. Ни один ответ не приходил ему на ум.
Вскоре появилась Ирина, а с ней и несколько других женщин, живших по-соседству. Они дали зверьку молока.
— Если его не съедят мыши, то он их скоро съест сам, — пошутила круглолицая Забава, жена княжеского дружинника. Слава о ней шла, как о мастерице шить и гадать.
— Забава, расскажи, как ты по тени Чернобога все наперед видишь? — спросила одна из подруг. — Секрет ведаешь или сам Чернобог тебе все шепчет?
— Да он за мной ухажером был, пока я Бронислава не полюбила, — хихикнула Забава. Прищурилась на правый глаз. — Хороша кошака. Я тебя Ирина по кошачьим повадкам гадать научу. Будет эта кошка спутником в твоем колдовстве…
— Скажи! — вмешался Амвросий. — Что это значат, когда тебе кошку дарят?
— Известно что. Кто кошек любит, тот и жену любить станет.
— Жену? — удивился Амвросий.
«Не хочу я на ней жениться. Вот еще! Что придумала…» — утвердительно сказал себе мальчик. Маленькая веснушчатая девочка совсем не казалась ему подходящей как предмет обожания. «Дельфина, вот кто похож на Хлою. Да поможет мне всевластный Эрот», — заключил он. На сердце его снова стало тепло.
Больного накормили горячей кашей. Вечером мальчик уже не лежал. Он ходил по дому, играл с котенком, пек пшеничные лепешки вместе с Ириной. Ел их горячими с салом и чесноком. Размышлял.
Потянулись новые осенние дни.
6
Тени от срубов падали ломаными фигурами на вытоптанную землю. Из-под бревен пучками пробивалась трава. Влажный воздух прилипал к коже. Одежда мокла, пропитывалась последним теплом.
С десяток красивых коней топтались перед воротами больших княжеских конюшен. Животные фыркали, отмахивались хвостами от изумрудных мух. Юные склавины, сидевшие без седел на лошадях, хранили ленивую неподвижность. Щурились на солнце.
— Действительно хороши, — согласился Валент.
— Ну, а вчера спорил. Погоди, у нас тут такие табуны будут, восточный каган позавидует! — самодовольно сморщился Всегорд.[113] Пробежал взором по юным лицам всадников. Их русые волосы выгорели на солнце. Кожа потемнела от загара. Босые ноги торчали из льняных штанов. Тела выглядели худыми и крепкими.
— Издалека гнали? — крикнул всадникам Твердоруб, конюший Даврита. Показал сбитые клыки в странной ухмылке.
— Этих то? Нет! Их нам за холмом передали. Таки еще целые табуны идут. Ты бы поглядел! — откликнулся парень с едва пробившейся щетинкой. Высоко махнул березовой веточкой.
— Посмотрю еще. Не горит.
— Ладно, загоняйте! — скомандовал Всегорд. Потянулся. Ныла спина. Подумал: «Небось, отлежал. К вечеру пройдет, а до охоты совсем сгинет. А парни хороши, слава Перуну! О лучших и не мечтал».
Телами своих коней, резкими взмахами и голосами юноши погнали животных в раскрытые ворота.
— Вон того, пегого оставь. Слышь!? Я его для чего выводил? Он же не расседланный стоит. Куда погнали, листья дубовые! — прикрикнул Твердоруд. Задрал нечесаную бороду, русую с первой сединой. Поскреб важное брюхо ногтями.
— Воевода? — обратился парень с веткой.
Всегорд добродушно махнул рукой. Подмигнул растерявшемуся юноше. Пускай ворчит. Не убудет.
— Да завели же уже, бестолковые, — брюзжал Твердоруб. Сопел волосатыми ноздрями. Морщил сердитую гримасу.
Раньше в городище не имелось больше полтысячи лошадей. Теперь коней ставили по домам. Строили новые конюшни. Тысячами гнали склавины добытых лошадей из Византии. Князь желал иметь свои большие табуны. Всегорд и Рыва собирали будущую дружину. Старые воины учили совсем еще мальчишек пешему и конному бою на мечах и копьях, хитростям и меткой стрельбе.
— Лук ваше главное оружие. Завтра вы младшая дружина. Натиск оставьте старшим. Ваше дело измотать. Ваше дело сыпать стрелы и от стрел уходить. Помните: коровьи шкуры ваша броня. Кольчуги и опыт добудете, станете старшей дружиной, Перун свидетель! — поучал Рыва. Подымал рыжую бровь.
Прыщавые недоросли скребли первую щетину. Слушали.
Амвросий и Идарий не отставали от старших. Терпели насмешки. Огрызались. Рубились деревянными мечами. Заготовляли лозу. Таскали из кузницы наконечники. Мастерили стрелы. Мечтали.
Твердоруба никто не любил. Гадюки сын — ругали его юноши за спиной. В глаза не спорили. Признавали важность. Ворчал он не зря. Больше всего теперь хлопот ему было. «Коней много. Как накормить, да как проследить? Да, чтобы не дохли. Да куда поставить?» — день и ночь скрипел в нем неутомимый дух.
