Наталья Иртенина - Шапка Мономаха
Гробокопатель скрылся под землей, а Арефа в недоумении поплелся обратно. Место под сгоревшими кельями уже расчистили и возили от реки лес для новых. День-деньской кипела работа, лишь на короткий ночной сон иноки забирались под кровлю уцелевших амбаров. Сейчас оттуда с пением псалмов выносили в гробу преставившегося собрата, чтобы положить в церкви.
– Стойте, стойте! – замахал братии Арефа. – Марк велел передать…
Гроб поставили на землю.
– Что сказал тебе Марк?
– Он сказал вот что… – Запыхавшийся чернец встал у гроба и, обмахнувшись крестообразно, с сомнением обратился к покойнику: – Говорит тебе Марк, что не будет готова сегодня могила. Подожди, брат, до завтра.
– Что это значит, Арефа? – воззрились на него.
Тот успел лишь развести руками, как вдруг стоявший ближе всех к гробу послушник отскочил с воплем и стал тыкать пальцем в мертвеца.
– Он… он…
Монахи дружно осенились крестами. Глаза упокоившегося брата были открыты и смотрели со смыслом. Только смысл этот был таинствен и нераскрываем для тех, кто еще не вкусил смерти. В глубоком молчании и молитвенном погружении чернецы унесли гроб в клеть и до ночи поочередно бдели над ним. Вернувшаяся в тело душа пребывала в бесстрастии, и оживший мертвец не произнес ни слова.
С первой зарей Арефа заторопился к пещерам, залез под землю, разыскал Гробокопателя. Схимник, утомившись от трудов, спал в свежей могиле – глубокой выемке в стене пещеры. Арефа подергал его за ногу. Марк сел на своем ложе и изрек:
– Скажи умершему: зовет тебя Марк, чтобы ты оставил эту временную жизнь и пошел в вечную. Тело твое будет лежать в пещерах, где и святые отцы почивают, в готовой могиле.
Арефа со страхом выслушал наставление, выполз наружу и припустил к амбару с гробом. Впопыхах изложил перед глядящим на него покойником слова подземного схимника и застыл в ожидании. Брат Афанасий не оплошал – тотчас закрыл глаза и испустил дух. Чернецы, стоявшие вокруг, вздохнули с облегчением, ибо живой мертвец, прикоснувшийся к иному бытию, страшен для человека.
Занимавшийся день принес еще одно диво. С вечера возчики оставили на берегу бревна, сгруженные с нескольких плотов, а наутро у воды не нашли ни единого. Весь лес был ровно сложен в разных местах обители, где и требовался: для келий, амбаров, для старой деревянной церкви. Нанятые возчики встали на монастырском дворе и позвали для разбирательства монаха Федора. Этот чернец только недавно вылез из пещерного затвора, в котором сидел много лет. Когда стали привозить лес, он брал по бревну и тащил на себе в гору. Подряженные работники страшно ругались на него за то, что отнимал у них по бревнышку оговоренную плату, но остановить монаха не могли.
Теперь накинулись на него за то, что вовсе лишил их работы. Трясли кулаками у него над головой, грозились пойти к княжьему ябетнику за справедливостью.
– Да как же я мог, по-вашему, за ночь перетаскать все лесины! – взывал к рассудку Федор. – Я и с тремя бы до утра не управился.
– Зубы нам не заговаривай, чернец, – шумели рядовичи, осаждая его. – Кроме тебя никто к этим бревнам не примеривался.
– Да не я это, – отбивался монах. – Ну поймите же, не по силам человеческим совершить такое деяние.
– Ты на Бога свою вину не перекладывай!
– Бог нам за несделанную работу не заплатит, а ты сполна все до куны выплатишь!
– Господа всуе не поминаю, – перекрестился Федор. – А бревна ваши бесы таскали, всю ночь, как рабы купленные, трудились.
– Кто-кто? – не поверили возчики.
– Ну, слушайте, – вздохнул чернец. – Видели вы сами, как лесины, поднятые мной на гору, я находил утром сброшенными обратно к реке. Кому как не бесам творить такую пакость, сказал я себе…
– Ну дак это мы и сбрасывали, – признались рядовичи, – чтобы тебя отвадить.
– А науськивал вас на это кто? – не уступал монах и сам ответил: – Бесы, терпящие обиды от христиан! Вот и стал я молиться, чтобы оные пакостники по велению Божью каждое бревнышко перенесли в монастырь, и тем бы облегчили труд работающих на благо обители, и узнали бы, что Господь пребывает в этом месте со своими верными. Вот они и потрудились во славу Божию. И вам, чем развешивать по воздуху брань, подобает хвалить Господа за расточаемые щедроты.
Прочие монахи, сбежавшиеся на шум, тут же захотели подробнее расспросить собрата о принуждении лукавых к праведному труду. Но рядовичи, не удовольствуясь рассказом, отринули их попытки извлечь Федора из осады.
– А нам все равно, какими кознями ты заставил эти бревна перенестись на гору, – заявили они. – Мы подряжались за двадцать гривен и хотим получить их. Пускай эти бесы, которые тебе служат, отдадут нам наше серебро.
От толпившихся чернецов потихоньку отделился новоначальный, еще не носивший рясу, послушник, у которого от обилия чудес в монастыре кругом шла голова. Оглядываясь на ходу, он сперва шагом, потом припрыжку добрался до монастырских ворот и, не доложившись вратарнику, побежал по дороге в город.
– Куда?.. – охнул привратный монах, а послушника уже след простыл – только пыль клубилась.
То пешком, то бегом, с высунутым языком доковылял до Киева. За Лядскими воротами отдышался и похромал к княжьей Горе, к усадьбе тысяцкого Наслава Коснячича. Застал хозяина дома, за натягиванием сапог.
– Чего прибег? – скучно глянул боярин на громко дышащего послушника.
– Освободи хозяин, – хрипло взмолился тот, – от работы непосильной! Изнемогаю среди чернецов! Что хочешь буду делать, хоть в село на землю отправь, только в монастырь не ссылай!
Послушник бухнулся на колени и пристукнул лбом об половицу.
– Вон как тебя монахи обучили, Колчек, – усмехнулся тысяцкий и пнул обутой ногой холопа. – Пшел.
Холоп устремился в сени, второй сапог остался не надетым. На челе боярина сложились угрюмые морщины.
– Говори, от чего изнемог. Не поверю, будто у бездельных чернецов сыщется непосильная работа. А ежели и пригнули тебе спину работой, так на то ты и кабальный холоп.
– Да если б знал твою кабалу, хозяин, в жизни б не пошел к тебе ни за какие гривны! – стукнул кулаком в грудь Колчек, поднявшись. – Смилуйся, не вели больше быть доглядчиком у монахов! Все нутро горит, взвыть готов!
– В толк не возьму, отчего ты там угорел, – сердился Наслав Коснячич. – Чернецы к тебе злы? Голодом, жаждой томят?
– Добры, – мотнул головой кабальный раб. – И снедью не обижен – иные монахи вполовину меньше едят. Другим они томят!
– Да чем же?! – Тысяцкий весь подался вперед, цепко уставясь на холопа, послушничавшего по его приказу в монастыре.
– Чудодеяньем своим, – надрывно выкрикнул тот. – Нынче чернец Федор заставил бревна нерукотворно, бесовской силой переместиться с берега в обитель. Давеча мертвец в гробу ожил по велению пещерного монаха. А на прошлой седмице пришел из Киева прокаженный в гнойных струпьях. Богомаз Алипий разрисовал ему морду красками, замазал струпья и привел в церковь для причастия. Потом умыл его водой, какой попы умываются, струпья и отвалились от него. Чистый ушел, как младенец. – Колчек снова пал на колени. – Не могу этого больше терпеть, хозяин. Либо ума лишусь, а либо в Днепре утоплюсь, если не явишь милосердие!
– Хватит сопли размазывать! – прикрикнул боярин, разъярясь. – Я тебе для чего велел в монастыре жить? А ты мне тут… Чудеса не диво, их и волхвы творить умеют.
– Да не слыхал я, чтоб волхвы хоть одного мертвого оживили, – нагло заявил раб.
Наслав Коснячич бросил в него сапогом.
– О том, для чего послан в монастырь, имею вести, – увернувшись, сказал Колчек.
– С того бы и начал, – поутих боярин. – Говори, что вызнал.
– Прослышал от одного монастырского парубка, будто тот чернец Федор, который ныне юродствует и бесами повелевает, а прежде затворником под землей жил, обрел в пещерах некое сокровище. Будто бы и злато там, и сребро, и сосуды ценные, и будто чернец этот хотел с таким сокровищем выйти из монастыря да уйти в другую землю, там купить села и зажить богато.
– Известно, о чем эти черные вороны мечтают, – позлорадствовал тысяцкий, жадно слушая. – Дальше, дальше! Где те сокровища теперь?
– В пещерах и остались. Не ушел он никуда, монах этот. Другой чернец, приятель его, отговорил.
– А в котором месте закопано, кто знает?
Колчек сильно пожал плечами.
– Да разве ж кто скажет. Чернецы-простецы цену золоту не ведают, оно для них как грязь.
– Ну-ну, сказывай сказки, – молвил тысяцкий. – Видали мы таких бессребреников в рясах на пирах у князей. Еще узнал что?
– Не-а. И не хочу боле ничего вызнавать, – отрубил Колчек. – На село отправляй, хозяин, там отработаю тебе кабалу.
Наслав Коснячич сложил из пальцев кукиш и показал рабу.
– Видал? Будешь сидеть в монастыре сколько мне надо. Заупрямишься – велю тебя бросить в яму с крысами. А поможешь найти то сокровище – тебе долю выделю и кабалу твою порву, на волю пущу. Пошел назад, холоп!
