Жеральд Мессадье - Суд волков
Каждый вечер Жереми ужинал вместе со своим хозяином.
Однажды вечером, когда Франсуа и Жереми вдвоем сидели за столом, прислуживавший им повар, как обычно, принес суп и разлил по бокалам вино. Они обсуждали возможность перехода к формату в тридцать шесть строк вместо сорока двух, чтобы выпускать издания не столь громоздкие, как ин-кварто. Для этого нужно было отливать более мелкие литеры, и Франсуа уже нанял гравера, способного вырезать и греческий шрифт.
Жереми взял бокал с вином. Внезапно он вздрогнул и быстро сплюнул на пол то, что успел отхлебнуть. Франсуа, державший бокал в руке, взглянул на него с удивлением. Жереми стремительно вскочил с места и вырвал у него бокал.
– Что с вами? – спросил Франсуа.
– Вино отравлено! – воскликнул Жереми и повернулся к повару.
Тот смертельно побледнел. От потрясения или от сознания вины? Франсуа посмотрел на него очень внимательно.
– Мессир, – пролепетал повар, – вероятно, вкус пряностей, которыми я приправил суп, ввел в заблуждение вашего гостя…
Франсуа пригубил вино и тоже сплюнул.
– Это не пряности! – с силой произнес он. – Я еще не притрагивался к супу.
Он встал с бокалом в руке, протянул его повару и приказал:
– Пейте.
– Мессир, я не пью…
Франсуа повторил свой приказ. Кантен по-прежнему отказывался, озираясь вокруг с явным намерением сбежать. Франсуа бросился на него. Как оказалось, повар умел управляться не только с соусами и силой намного превосходил своего противника. Он ловко отразил нападение, а Жереми, также рванувшегося к нему, повалил на пол и устремился к двери. Франсуа побежал за ним, но получил такой удар в грудь, что у него пресеклось дыхание. Задохнувшись, он сложился вдвое. Тогда Жереми схватил один из подсвечников, стоявших на столе, и запустил им в спину повара. Тот вскрикнул и на мгновение застыл. Шум привлек внимание слуг, которые ушли было к себе. Они побежали по лестнице на второй этаж.
– Задержите этого человека! – крикнул Жереми.
Слуги преградили повару путь. Тот бросился на них с кулаками. Женщина закричала. Но Франсуа, чьи силы от ярости внезапно удесятерились, прыгнул на него, как волк, повалил на землю и нанес ему в лицо удар, способный оглушить быка. На несколько секунд повар лишился чувств, и Франсуа ударил его еще раз.
– Принесите веревку! – крикнул он.
Слуги кинулись исполнять приказ. Повар решил, что это благоприятная возможность для бегства: вскочив на ноги, он стал бороться с Франсуа. Молодчик был очень силен и почти одолел своего противника, но тут Жереми сзади схватил его за горло. Повар отчаянно вырывался. Франсуа двинул его коленом в пах, затем нанес удар в печень, потом в лицо и наконец в грудь. На этот раз повар рухнул как подкошенный. Вернулись слуги с веревкой. Франсуа связал его по рукам и ногам. Пленник глухо вскрикивал, но сопротивляться уже не мог.
– Бегите за стражниками, – сказал Франсуа, затягивая узлы.
Понадобился час, чтобы найти один из ночных патрулей.
Стражники явились с факелами в руках. Франсуа изложил суть дела. Их командир пригубил вино и тут же сплюнул. Затем повел своих людей на кухню, и те произвели обыск. Обнаружив подозрительную склянку, наполненную черной жидкостью, он открыл ее, понюхал и сказал:
– Это никакие не пряности. Вот ваш яд.
Пленника увели прямиком в Шатле. Жереми продолжил обыск, роясь в вещах повара. И нашел листок бумаги.
Получено от мэтра Кантена Лафуа, повара, один ливр и восемь денье за флакон с мышьяком, предназначенный для опрыскивания приманки для крыс.
Рене Валлен, аптекарь, улица Бутбри, напротив церкви Сен-Пьер-о-Бёф.
Он протянул листок Франсуа.
– Этим мы Морвилье не скомпрометируем, – заметил тот.
Продолжив поиски, Жереми нашел еще один листок:
Дано мэтру Кантену Лафуа пять ливров и десять денье за службу в декабре 1469 года.
Монсомер, дворецкий в особняке Трей, на Пре-о-Клерк.
Жереми выглядел очень довольным.
– Пре-о-Клерк принадлежит университету, – сказал он.
Франсуа не скрывал своего скепсиса.
Поскольку они так и не поели, им пришлось поужинать сыром, орехами и свежим инжиром. Они открыли новую бутылку, сохранив отравленное вино как улику. Затем растерлись арникой. У Франсуа был подбит глаз, на руке у Жереми красовался кровоподтек.
На следующий день Жереми чуть свет отправился выяснять, кому принадлежит особняк Трей. Ближе к полудню в особняк Дюмонслен зашел командир стражников. Вид у него был мрачный. На допросе повар заявил, что Бернар де Морвилье, регент университета, поручил ему отравить Франсуа и заплатил за это; сам же он в свое время служил у Морвилье поваром. Офицер кисло взглянул на Франсуа и сказал:
– Вы знаете, кто такой Бернар де Морвилье? Франсуа кивнул.
– Ваше дело трудно будет вести.
– Но вы ведь не откажетесь от своего донесения? – спросил Франсуа.
Тот недовольно хмыкнул.
– Вы же понимаете, в чем тут загвоздка. Как бы там ни было, вам следует подать жалобу в городскую управу. Если вы этого не сделаете, вашего повара вздернут без промедления.
Разумеется, все это не облегчало идущую полным ходом работу над устройством печатни.
В полдень вернулся торжествующий Жереми.
– Как я и подозревал, особняк Трей принадлежит Бернару де Морвилье! – воскликнул он.
Франсуа кивнул: его по-прежнему пугало обвинение, которое он собирался предъявить. В канцелярию городской управы он подал жалобу на попытку отравления неизвестным лицом через посредство повара Кантена Лафуа, не называя пока Бернара де Морвилье, чтобы не вспугнуть его раньше времени. Затем он решил найти адвоката. Не зная никого в Париже и не имея возможности с кем-нибудь посоветоваться, он вспомнил имя, упомянутое Жозефом в рассказе о суде над Жанной: Бертран Фавье.
Адвокат принял его тепло. Но когда Франсуа изложил свое дело, поморщился.
– Мой юный друг, я очень хочу вам помочь, но должен предупредить, что мы вряд ли поднимемся выше вашего повара, который будет повешен и так, если его уже не вздернули. Пьер де Морвилье – советник короля, а прежде был хранителем королевской печати. У него множество высокопоставленных друзей, он обладает огромной властью, и мало кто из судей осмелится вызвать его недовольство. Кроме того, мы столкнемся здесь с главной проблемой нашего правосудия: можно доказать виновность Бернара де Морвилье в королевском суде, можно даже отправить его в тюрьму, как это было в случае с д'Эстутвилем, но, поскольку он клирик, королевский суд его судить не имеет права. Понимаете?
Франсуа кивнул:
– И все потому, что король отменил Прагматическую санкцию.
– Именно так. Только университет может судить своих. Вы не передумали?
– Нет, – сказал Франсуа. – Одно лишь то, что виновник будет назван, сделает его бессильным.
– Хорошо, – сказал Фавье. – Вы подали жалобу?
– Да.
– На кого?
– Я не назвал Морвилье.
– Вы очень догадливы, мой юный друг. Это разумная осторожность. Засим, какие у вас имеются доказательства?
Если не считать признаний Кантена Лафуа, Франсуа располагал немногим: он предъявил первый документ, расписку аптекаря с улицы Бутбри.
– Это хорошо, – сказал Фавье, – но будет еще лучше, если у нас будет протокол допроса в городской управе.
Он повернулся к своему клерку:
– Эмар, дружок, отправляйтесь немедля в управу и возьмите заверенную копию допроса Кантена Лафуа, повара из особняка Дюмонслен, арестованного там вчера вечером и допрошенного сегодня утром.
Это был тот самый клерк, Эмар Фландрен, который помогал Фавье во время суда над Жанной.
– Есть у вас другие доказательства?
Франсуа смотрел на него, не отвечая.
Фавье улыбнулся:
– По выражению вашего лица я понимаю, что есть, и вы не решаетесь вручить их мне, ибо боитесь, что магистратура окажет на меня давление и, если называть вещи своими именами, попытается купить меня. Я прав?
Франсуа по-прежнему молчал.
– Хорошо. Дайте мне только взглянуть на них, и я их верну.
Франсуа вытащил из кармана второй листок. Фавье спросил, кому принадлежит особняк Трей.
– Бернару де Морвилье, – ответил Франсуа.
– Ого! – воскликнул адвокат. – Это становится интересно!
Он улыбнулся и провел пальцем по обрезу бумаги.
– Сей документ может стоить сьеру де Морвилье головы!
Храните его со всем тщанием.
Франсуа старался не терять хладнокровия, но это оказалось трудно. Он не мог никому довериться. В восемнадцать лет он занимался таким сложным делом, как устройство печатни, а за плечами у него был совсем небольшой опыт. Ему так хотелось, чтобы рядом был Шёффер. И особенно мать. Но он не осмеливался тревожить ее мрачными известиями. Кроме того, Бернар де Морвилье наверняка узнал об аресте своего приспешника, отчего ярость его удвоилась. Конечно, он попытается еще раз нанести смертельный удар, ибо теперь не оставалось сомнений, что он жаждет избавиться от своего злейшего врага Франсуа де л'Эстуаля.
