Станислав Хабаров - Аллея всех храбрецов
– Что вы? У нас культурные люди.
– А признайтесь: любите Бориса Викторовича?
– Боготворим.
– Я и говорю: нет дыма без огня.
– Геночка, – сказал Протопопов подошедшей Генриетте. – Познакомьтесь, пожалуйста.
– Здравствуйте, – отвечала она улыбаясь.
– Вот, – продолжал Протопопов, указывая на машину, – в газетах спрашивают: могут ли машины подчинить человека? А на практике полное подчинение. Мы, например, из-за какой-то машины не можем как следует с вами поговорить. Геночка, поразвлекай Бориса Николаевича.
– С утра на ногах? – улыбнулся он ей.
– Мы уже в Станислав съездили. Я рано встаю, – ответила она. – И дорогой ваших встретили. Их нужно отлавливать. Говорят, решили: туда – пить, обратно – закусывать. И пьют. А у нас пробег имени Левковича.
Они расхаживали перед корпусом, и она говорила с горячностью:
– Кафедра хиреет на глазах, но появился шанс сменить тематику. И конфуз. Не слышали? С семинаром. Начинался потрясающе. Собрались больше чистые математики – поклонники Левковича.
Они подошли к Протопопову. Было видно, что получилось у него и довольный он руки вытирал.
– Гости просто балдели от копчённой фарели и ликёров – травничков. На заключительном заседании зарубежные гости попросили доложить его нашумевшую работу по оптимальному управлению. К последней работе его необыкновенный интерес. Ведь Левкович для них – и царь и бог, разрешивший проблему Гильберта.
– Пригласили математиков, – подтвердил Протопопов, – и интерес был велик. И надо же…
– Конфуз какой.
Мокашов пока ничего не понимал, но ему было интересно.
– Цунами подняли не киты, – рассказывал Протопопов. – Девчонка в коротенькой юбчонке встряла в спор. Ткнула в доску туда-сюда, и вышел скандал. Ошибка. Левкович в конце концов ошибку признал и от людей заперся. Боюсь за него теперь самым серьезным образом.
– Да, откуда она?
– Вроде от Келдыша. Мы прозвали её нашей общей бедой. Беда и есть, и практически сорван семинар. Масса усилий коту под хвост.
Они пили чай со свежими булочками на балконе номера Протопоповых.
– Идея ваша блеск, – говорил довольный Протопопов. – Мне нравится. Разрешите, я её украду. Шучу, конечно, и по-прежнему ждем вас на кафедре. Милости просим. Защититесь без проволочки. Мы любой товар пустим в ход. Мы – маклаки.
– Мы – маклаки, – с улыбкой возражал Мокашов.
А Протопопов мотал головой:
– Ни в коем случае. Мы – маклаки. А вы – первопроходцы. Вам некогда. Вы успеваете столбить, не разрабатываете золотые россыпи. Переходите к нам пока не поздно. Этап завоеваний прошёл, наступает этап освоения. Чувствуете?
– Я себя бегемотом чувствую.
– То есть?
– Бегемотом в стаде слонов.
– Да, – сказала Генриетта – кругом полно слонов, бегемотов и ослов особенно.
– Так что с Левковичем?
– Раскричались и бросили, а он, возможно, решение нашёл.
– Воздух тут особенный, – сказал Мокашов, – способствует.
– Да, и воздух, – согласилась Генриетта.
– Но в чём эффект беды? – спросил Мокашов.
– Сама она, может, ничего и не делает. Находит ошибки других.
– У кого?
– У всех. В Академии теперь на ушах стоят. И чёрт её дёрнул приехать сюда. А с Левковичем. Старик просто хотел в Карпатах отдохнуть. Теперь, думаю, не пьет, ни ест. Как отмыться думает?
– Да, чья она?
– Ничья. Объявилась в ИПМ, у Келдыша и портит репутации. Да, бог с ней. Выживем. А вам нужно напечататься в нашем сборнике, – неожиданно сказал Протопопов.
Мокашов только улыбнулся.
– Вам разрешат под своей фамилией?
– Не знаю.
– Заходите к нам, пожалуйста, – пригласила Генриетта, – у нас чудесный аперетив, чай от Липтона, конфеты финские. Помните, для нас вы всегда – желанный гость.
После завтрака, возвращаясь, на мостике у водопада он встретил вторую из мотоциклетных девиц. Светловолосую. Она стояла, перегнувшись через перила, и волосы её золотыми потоками струились вниз.
– Так нельзя. Нельзя так долго в воду смотреть, – начал было Мокашов, тронув её за локоть. Она обернулась, и он увидел несчастное мокрое от слёз лицо Леночки.
– Леночка?
Знакомое лицо. Испуганное.
– Какими судьбами? Давно здесь? Я тебя видел и не узнал.
– А я нарочно лицо платком кутала.
– А парни?
– Один блатник из министерства. Будущий крупный шеф. Другой – военный космонавт.
– Не летавший не считается. Пока не космонавт. Не летавший не в счёт.
– Ой, держите меня. Летавший – не в счёт. Не подступишься. Референт из главка шутник, животики надорвешь. Не скучно.
– Прожигаешь стало быть жизнь?
– Наоборот, – она покривила губы. – Я всегда весёлая. А тут не могу.
– Да, как попала в Яремчу?
– Я у вас тогда подслушала, когда переписывала тебе. И объявляют семинар. Я и подсуетилась и Наташку уговорила за компанию. Пока болталась по семинарам, Наташка тоже зря времени не теряла. Зажгла в конкурсе “Мисс Карпаты”. Спасибо косметике. Косметика делает чудеса. Она и конкурс выиграла. Могла бы победить и в Краснограде. А это то же, что, например, мисс Гваделупа или Наветренные острова. Но в Краснограде пока не проводят конкурсов. Есть в ВОХРе доморощенный народный хор. Но это совсем иное дело. Наталью, значит, я тебе подослала. Попробовать, клюнешь ли на признанную красоту? Наталья сказала: не может быть и нет мужчины, которого нельзя завлечь. Как не ответить на чувства девушки? А не вышло.
– У меня характер такой, – улыбался Мокашов, – собачий. Я обычно вдогонку бегу, в хвост уходящему.
– Ты меня не рассмеивай. Я думала, думала. Поутру встала, чувствую – не могу и плачу. Реву с утра. Никуда не поехала.
Он смотрел на неё с нежностью. “ Леночка удивительная… Осталось что-то в ней от подростка. Он вспомнил недавний сон. Нежная Леночка ведёт его за руку по краю обрыва, нежно и робко. Так в детстве водили, бережно ведёт.
– Пошли. Так не годится, и так здесь хватает сырости, – он потянул её за руку.
– А ваши?
– Уехали, – покривив губы, ответила она.
– Ну, и ладно. Идём купаться. Вода к воде.
Они купались и грелись на камнях. Вода была холодной. Она учила:
– За выступом – яма и с берега можно прыгать в водопад.
– Русалка.
Они сидели у самой воды в каменной нише, и их не было видно ни сбоку, ни с моста. Он очень внимательно посмотрел на неё. Она это почувствовала.
– Ныряй, – сказала она. – Отсюда можно.
Он стал на камни по щиколотку в воде. Вокруг бурлило и клокотало. Он плоско прыгнул в кипящую воду и сразу начал руками молотить. Его отчаянно понесло, но он с удивлением заметил, что может приблизиться к порогу. Он думал, как вылезает на камни среди беснующейся воды, влезет на уступ и закричит что-нибудь дикое, всё заглушит вода.
Но в этот момент лавина обрушилась сверху на него, и он, не успев ни подумать, ни вскрикнуть, ни рукой пошевелить, ушел с водяной струей на глубину. И снова, как пробка, проделав порядочный путь, был выброшен на середину заводи, не успев испугаться. Потом он вылез на камни, взглянул на воду, и эта зеленая, темнеющая в глубине масса заставила его содрогнуться.
Они гуляли, и он спрашивал:
– Умыла Левковича? Ведь он великий, чуть ли не академик.
– Кот учёный.
– Еврей?
– Можно подумать, что у тебя есть знакомые академики – не евреи…А что ты Наташке крутил о греческой истории?
– Профиль у неё греческий. Как в учебнике истории.
– Нас в старших классах работать заставляли, для опыта. Наташка в милиции выдавала паспорта. Приходит один. Национальность, говорит, иудей. Наташка пишет – индей. Ей всё до фонаря. Вы что, в своём уме? – он её спрашивает, – Я говорю иудей, что значит, еврей. А Наташка (не портить же паспорт) пишет в паспорте: индейский еврей.
Они пошли через лес к питомнику. Он шёл следом, наблюдая и удивляясь её красивой ходьбе. Она шла впереди, изгибаясь в пояснице, и ни одна жилочка не дрогнула на её ровных, высоких ногах.
– Не смотри на меня, – говорила она, – я всегда спиной чувствую, когда смотрят.
Он рассмеялся: тоже мне телепат.
– Что? – обернулась она. – Признавайся, надо мной смеялся?
Переходя через мелкую речку по бревну, они попали в воду. Вода была холодной. Они долго смеялись, и подошли к питомнику с мокрыми ногами.
Их долго не хотели пускать. Хмурый егерь в фуражке с дубовыми листиками смотрел недоверчиво.
– Мы из "Спутника", – объяснил Мокашов.
– Из какого "Спутника"?
Лицо у егеря было аскетическое тонкое, словно высохшее от страстей.
– Из журнала. Хотим про форель писать.
– О хулиганах нужно писать, что рыбу губят.
– О хулиганах тоже напишем.
Когда он в ворота стучал, Лена смотрела недоверчиво. Теперь же ходила следом и заговорщицки улыбалась.
Олень тянул губы за перегородкой. Во всем, в своей наивности и страхе, как она вскрикнула, когда олень ткнулся ей в руку: "Ой" – она напомнила ему маленькую девчонку. Но когда взглядывала со стороны, ему становилось неловко.
