Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - Шэрон Кей Пенман
Это ужаснуло Джоанну почти так же, как и весть о пленении Ричарда, поскольку, обладая живым воображением, она легко могла представить, во что вылились эти отчаянные недели бегства для человека, наделенного характером ее брата. Мариам тоже подошла и теперь воспользовалась внезапно повисшей тишиной и спросила у Губерта, не сообщил ли посланец архиепископа Кельнского имен тех двадцати. Когда прелат покачал головой, фрейлина ничего не сказала, но вскоре выскользнула из зала. Ее уход заметила лишь Джоанна, знавшая, что женщина беспокоится насчет Моргана. Она любила Мариам как сестру и души не чаяла в валлийском кузене, но в эту минуту могла думать только о Ричарде, оказавшемся в самом трудном за всю свою жизнь положении.
Беренгария удалилась сразу же, как только позволило приличие, и, поскольку фрейлины отправились к выходу вместе с ней, Джоанна догадалась, что невестка собирается пойти в близлежащий храм Св. Марии на Капитолии и вознести благодарственную молитву за избавление Ричарда. Анна, не менее Беренгарии склонная верить, что худшее для короля уже позади, пошла с ней, захватив с собой и Алисию.
Придворные рыцари королев начали разбиваться на группы, обсуждая между собой важную новость и ее возможные последствия. Наконец Джоанна осталась только в обществе Губерта Вальтера и Стивена де Тернхема, английского лорда, которому Ричард поручил заботиться о женщинах по пути на родину. Краем глаза Джоанна заметила, что Беатриса находится неподалеку, как это было всегда в трудную минуту все двадцать семь лет жизни Джоанны, и была рада, что может полагаться на поддержку Беатрисы, так как Мариам, зачастую служившая ей опорой, сейчас способна думать только о Моргане. И от невестки помощи ожидать не стоит, так как Беренгария свято верит, будто папа способен заставить человека вроде Генриха ходить на задних лапках.
Джоанна медлила, подбирая слова, поскольку не хотела обидеть Губерта Вальтера, бывшего, как-никак, одним из князей церкви.
– Боюсь, что я не разделяю уверенности невестки в способности святого отца повлиять на императора.
– Папа буквально разъярен, как и вся курия. Но говоря начистоту, я и сам сильно сомневаюсь, что Целестин осмелится пустить в ход против Генриха самое могущественное оружие церкви, а ничто, кроме интердикта и анафемы, не заставит императора отпустить короля на свободу.
Джоанна собралась, потому как впасть в полное отчаяние означало бы подвести Ричарда в минуту испытаний.
– Генрих потребует за Ричарда выкуп, как это сделал бы всякий разбойник, – сказала она. – Сколько бы он ни запросил, мы заплатим. Моя мать позаботится об этом. – Ей с трудом удалось изобразить улыбку. – А в противоборстве с Генрихом я без колебаний поставила бы на нее.
Мужчины, столь же отчаянно цепляющиеся за надежду, улыбнулись тоже. Но затем епископ дал Джоанне понять, как переменился отныне их мир. Он посоветовал ей и Беренгарии никуда не уезжать из Рима. Слишком опасно приближаться к границам империи, ибо попади женщины в руки Генриха, тот вынудит Ричарда пойти на еще большие уступки.
– Нам не стоит заблуждаться, будто мы имеем дело с человеком чести, – угрюмо проговорил прелат. – Генрих готов на все ради усиления своей власти, и в нашем несчастном положении нельзя забывать, что он совершенно не скован приличиями или требованиями морали.
Зная, что Губерт совершенно прав, Джоанна закусила губу. Она представила себе, каково человеку вроде Ричарда находиться в полной власти у такого подлеца, и не смогла подавить дрожи. Погрузившись в свои мрачные мысли, она не сразу расслышала, что епископ обращается к ней.
– Прости, милорд. Ты говорил что-то о письмах?
– В конце недели я уезжаю из Рима. Мне подумалось, что вы с королевой Беренгарией захотите передать со мной письма.
– Письма? Моей матери? Ну конечно.
– Нет, для короля. Я не в Англию возвращаюсь, а еду в Германию.
– Благослови тебя Бог за это. – У женщины слезы подступили к глазам.
Он протянул руку и погладил ее ладонь.
– Не стоит забывать, что найдется без счета таких, кто охотно отдаст свою жизнь за короля.
– И уж точно так поступит любой из тех, кто сражался с ним бок о бок, – добавил Стивен де Тернхем.
Джоанна улыбнулась обоим, но улыбка ее была столь же призрачной, сколь и надежда.
– У Ричарда и врагов без счета, – сказала она, думая про французского короля и собственного брата.
– Да, верно, – согласился епископ, оказывая ей почесть тем, что разговаривал без прикрас и начистоту, как с мужчиной. – И теперь, полагая, что король может получить смертельный удар, стервятники начинают кружить.
Джоанна вскинула голову, ее зеленые глаза прищурились
– Пусть кружат. Ни один стервятник не осмелится напасть на льва.
Но ее собеседники знали, что не все так просто. Знала и она сама.
* * *Валлийская крепость Кардифф простояла сто с лишним лет, ее возвели на месте древнего римского форта. Некогда ей довелось служить тюрьмой для брата короля: тридцать лет герцог Нормандский томился тут по приказу Генриха Первого. Брату нынешнего короля Джону, графу Мортенскому, знание этого факта не грело душу, и ему приходилось напоминать себе о том, что Кардифф отныне принадлежит ему, став частью приданого богатой наследницы Глостеров.
Он отодвинул доску, не доиграв партию в шахматы с одним из своих рыцарей, сэром Дюраном де Керзоном, и стал беспокойно расхаживать по палате, потом подошел к окну и отворил ставни. Буря не утихала, косой дождь лил как из ведра, обратив внутренний двор в грязевую трясину, а ветер бился об стены замка, словно вражеская армия в поисках слабого места. Джон смотрел некоторое время, потом мрачно процедил:
– Неужели в этой проклятой стране никогда не бывает солнца?
Собеседники не проявили интереса к теме погоды. Любовница принца зевнула и потянулась как гибкая избалованная кошка. Хотя время клонилось к полудню, она все еще лежала в кровати. Садясь, девушка дала одеялу упасть, и Дюран де Керзон увидел на миг ее груди. Рыцарь был уверен, что она сделала это намеренно. Ему доводилось встречать
