Юрий Никитин - Князь Владимир
Он чувствовал, что говорит не то. Перед ним нежнейшая девушка, столь чистая и светлая, что лишь по недосмотру богов попала на землю, ей место только в вирие, но если спрашивает, то он будет отвечать и отвечать, только бы удержать ее еще хоть на миг.
Анна не могла оторвать взор от его мужественного лица. Варвар красив, как титан, которые в древние времена сражались с олимпийскими богами. И нетрудно поверить, что в нем течет кровь богов. В нем и сейчас под внешней невозмутимостью кипит неистовство, свойственное лишь молодым и сильным народам. От него веет жаром, иначе почему ей так трудно дышать?
Она перехватила взгляд одного евнуха, другого, кивнула милостиво:
– Мне понравился твой рассказ. Благодарю!
Его черные, как терн, глаза ощутимо жгли ей спину. Тяжелое тепло начало разливаться от лопаток и пошло опускаться ниже, а ноги стали ватными и едва двигались.
По дороге свернула, отыскала библиотеку. Два историка услужливо бросились подбирать ей книги, она отослала их прочь. Ужаснулась, вдруг заметят ее повышенный интерес к северным границам империи, к племенам славянским?
Больше всего записей про славянский мир, естественно, было о Болгарии. Империя вела с ней тяжелую войну. Раньше на тех землях жили славянские племена, империя с ними была в мирных отношениях, покупала зерно, шкуры, мед. Но однажды с Волги явился конный народ кочевников-тюрков, именуемых болгарами. Вел их хан Аспарух. Они вторглись в южные славянские земли, покорили жителей, основали свое царство, названное Болгарией. Злые и воинственные, на конях ели и спали, они тут же начали совершать набеги на границы империи. Та ответила сокрушительными ударами, тогда болгаре применили новую тактику. Из покоренных славян они создали многочисленное пешее войско, сами не слезали с коней, и война приняла затяжной характер. Болгаре – смуглокожие и черноглазые – резко отличались от белокожих и золотоволосых славян с их голубыми глазами, но в постоянных битвах и общих тревогах все перемешалось, и вот в Болгарии, как отмечают все посольства, уже нет покоренных и покорителей… И нет болгар и славян, все именуют себя по имени победителей болгарами.
Не так ли случилось в тех землях, откуда явился этот черноволосый герой? Славян империя знает давно, но о народе русов записей не так уж и много…
Она лихорадочно перебирала толстые фолианты, разворачивала манускрипты. С другой стороны, не так уж и мало, ибо почти в каждом историческом труде о древних временах встречаются упоминания о страшном народе рос, или рус, где все мужчины – великаны, женщины обладают необыкновенной красотой, а обычаи дикие и странные. Но общей истории этого народа нет, ибо он то появляется, то исчезает с глаз историков, часто меняя не только земли, но даже материки, появляясь то в Азии, то в Европе, то вообще уходя в неведомые земли…
Она ощутила, как заныла спина. Одновременно в пустом желудке жалобно квакнуло. Библиотекарь, что заглядывал в ее комнату уже много раз, решился напомнить:
– Дочери базилевса стоить только повелеть… ей все принесут прямо в покои!
«Если бы я знала, что мне нужно», – подумала она устало. А вслух бросила надменно, как и ожидают от избалованной порфиророжденной:
– Во дворце так скучно… Я просто утоляла любопытство!
Глава 30
Выходные дни внезапно отменили. Префект устроил смотр гвардии, зачем-то раздал пригоршни золотых монет. Олаф потрясенно прикинул, что только для дворцовой стражи было роздано не меньше чем семьсот фунтов золота! Этериоты ревели от счастья и славили великодушного префекта. И когда рано утром было сообщено, что базилевсы Василий и Константин обнаружили заговор против своих божественных персон, этериоты говорили между собой, что почаще бы случались такие заговоры.
Еще с месяц было не до отдыха, выходных дней. Из провинций вызывали по делам крупных сановников, полководцев, правителей провинций. Их награждали, потом они исчезали в нижних этажах подземной тюрьмы. На другой день рыбы уже растаскивали их кости на дне Золотой бухты. Их даже не пытали, не допрашивали. Шла будничная резня, обычная при любой смене правителей или чистке ближайшего окружения базилевсов. Своих палачей не хватало, на это время брали мясников из тюрем и боен всего города.
Этериотам платили вдвойне, а за выходные дни они получали еще и наградные деньги. Ветераны объясняли новичкам, что на их верность уже не полагаются. Значит, претендент – кто бы он ни был – мог сам раздать золота не меньше. Так уже бывало не раз, так пришел к власти и предыдущий базилевс, Иоанн Цимихсий, зарезавший императора в его спальне, так пришли нынешние, отравившие Цимихсия…
Олафа поражало такое отсутствие чести и преданности. Если он, норманн, поступил на службу к вождю, то он останется ему верен до конца. Либо погибнет с ним, либо победит. А надо будет – уйдет с ним в изгнание. Даже дикие печенеги верны кодексу чести до конца. А эти… Неужели они считают всех предателями?
Вепрь смеялся:
– Не всех… Только потершихся здесь. А вы двое еще свеженькие, чистые! На таких дураках мир держится.
– А ты? – спросил Олаф с горечью.
Вепрь хмыкнул:
– Давай я тебя самого спрошу. Только не сейчас, а хотя бы через год. Даже полгода!
Для Владимира этот месяц был мучительным. Он видел только прибывающих чиновников. Из дворца никто не выходил, все словно растворялись в бесчисленных анфиладах залов, в запутанных переходах, уединенных комнатах, в башенках.
А потом все незаметно стихло, служба потекла как обычно. Из разговоров он узнал, что семьи братьев-базилевсов были тайно вывезены в загородную резиденцию. Даже управитель дворца не знает, когда вернутся.
Служба текла настолько гладко, что Олаф, чтобы как-то разукрасить жизнь, ухитрялся влезать в десятки ссор, схваток, затевал дуэли. За ним нужен был глаз да глаз на улицах и площадях, он обошел все публичные дома, побывал в постелях высокопоставленных женщин, не раз бывал на волосок от гибели от ножа наемного убийцы.
Но такая жизнь показалась бы разве что для ромеев бурной и опасной. Олафу, привыкшему к лязгу мечей и запаху крови, день без драки казался скучным, да и Владимиру сытая жизнь во дворце казалась серой, а дни тянулись, как клейкий сок за прилипшим жуком.
Однажды он, как обычно, нес службу во внутренних покоях на втором этаже. Было тихо, воздух был пропитан запахами теплого горящего масла, благовониями. Владимир предпочел бы открыть все окна, но базилевс Василий панически боялся сквозняков.
Владимир стоял неподвижно, так велел устав дворцовой службы. По ту сторону двери, огромной, как городские ворота, высился закованный в пышные доспехи Олаф. Лицо его было открыто, глаза сонные и отсутствующие. Железо на нем блистало.
Время тянулось будто жук, с трудом вылезающий из разогретой живицы. Владимир чувствовал, как перед глазами начинает двоиться, а по телу побежали сладкие мурашки. Еще малость, и заснет, как конь, стоя.
– Как тебе наш новый начальник стражи? – спросил он.
– По-моему, дурак, – ответил Олаф не задумываясь.
– Так он же за твоей спиной стоит!
– Так я это в хорошем смысле слова, – нашелся Олаф. – Ты же знаешь, как я его уважаю и чту. И все знают.
Он опасливо оглянулся, но мимо проходили только два патриция. Явно слышали, скалят зубы. Мерзавцы.
И вдруг Владимир ощутил изменение в мире. Солнце в дальние окна вдруг заблистало ярче. Он с потрясающей четкостью рассмотрел мельчайший узор на портьерах, что висели на противоположной стене. Сердце застучало чаще, он непроизвольно сделал глубокий вдох, и воздух показался совсем другим.
Снизу на лестнице раздавались приближающиеся голоса. Сдержанно звякало железо, этериоты кого-то сопровождали. Олаф выпрямился, глаза его приготовились встретить пристальный взор базилевса, но Владимир уже знал, кто поднимается в окружении стражи на второй этаж!
Он знал, как собака, оставшаяся дома, что издали чует возвращение хозяина, чуял, как лесная птаха чует приближающийся рассвет, ощущал всей душой и всем сердцем!
Над ступеньками показались пышные перья на блестящих шлемах, затем суровые лица дворцовой стражи, наконец, поднялась ее головка с незатейливой прической. Владимир стоял в нише, недвижимый как статуя, похожий на многочисленные статуи, свезенные в Новый Рим со всего мира, но чистые глаза принцессы мгновенно нашли его, будто она заранее знала, где он окажется в момент ее возвращения…
Он вскинул руку в салюте, колени дрогнули. Он снова ощутил странное желание опуститься на колени. В душе творилось невообразимое, он чувствовал, как бешено стучит сердце, горячая кровь шумит в ушах так мощно, что заглушает звон доспехов. Он не становился на колени даже перед богами!
– Здравствуй, Вольдемар, – сказала она, снова называя его на норманнский манер, как его постоянно звал Олаф. – Я рада, что ты… верен империи!
