Время умирать. Рязань, год 1237 - Николай Александрович Баранов
– Татары спать просятся. Спрашивают, где им лечь.
Памятуя, что случилось с дворовой девкой, Ратислав кликнул воев, из своих, из Крепи. Велел им отвести татар спать в людскую. Степняки аккуратно, почти нежно вытащили из-за стола своего начальника и на руках отнесли его в назначенное им для ночлега место.
На следующий день тронулись в путь, когда уж совсем рассвело. Никто не торопился, вчерашний пир давал о себе знать. Позавтракали, опрокинули по паре чаш медовухи. После того и выехали. Дождавшись, когда отряд с обозом вытянется из крепости, Ратьша подошел к стоящей в сторонке Мелании.
– Слушай, мамка, слушай внимательно. Не знаю, удастся ли еще сюда вернуться. Война грядет. Послал, правда, князь Юрий сына своего на переговоры с татарами, вот только вряд ли толк в том будет. Потому по первости вооружи мужичков, которые привычные к пешему бою, и отправь их в Рязань. Кого исполчать, кого над ними старшим ставить, сама знаешь.
Мелания кивнула.
– Дальше, – продолжал боярин. – Раздай оставшееся оружие мужикам из усадьбы и села. Из деревень моих. Пусть настороже пребывают. В готовности в крепости укрыться. Кто знает, может, мелкие татарские отряды как-то через засеки просочатся. Да и лихие люди под это дело могут начать шалить. Но ежели поляжем мы на засечной черте и татары сюда прорвутся, в Крепи не затворяйтесь: не отсидитесь. Много их. Крепость наша им на один зуб. Сгинете зря.
Мамка прикрыла рот ладонью, горестно покачала головой, сказала с протяжным всхлипом:
– Неужто так страшно все, Ратиславушка?
– Страшно, родная. Так страшно, что никогда такого еще не бывало. Потому собери и упакуй все ценное. И смердам в селе и деревнях скажи. Как станет ясно, что не удержали мы поганых, собирайте скарб, скотину и уходите вниз по Проне. В наших лесах спрятаться не получится, ибо редковаты, потому добирайтесь до Оки и хоронитесь на ее левобережье. Там есть где укрыться. Еды с собой берите побольше, кто знает, сколько отсиживаться придется.
– Так, может, нам в Рязань лучше податься, родимец? – перебила Мелания. – Места там много, стены крепкие.
– Мыслю, не устоит и Рязань, – покачал головой Ратислав. – Они Биляр булгарский в две недели взяли. Нет. За Оку уходите. Ежели реки к тому времени еще не встанут, на лодьях плывите. Но то вряд ли: рекам свободными быть дней пять еще, много неделю. А мы только в пути дней пять будем. Потом переговоры. Воевать татары начнут дней через десять, не раньше. Так что реки точно встанут. И снег уж ляжет. Потому сани готовьте. И не тяните: татары быстро скачут, догнать могут вас со скотиной да с обозом. Я постараюсь гонца прислать, упредить, когда совсем все плохо станет. Может, даже сам смогу заскочить. Но кто знает, получится ли. Война… – Ратислав помолчал. Окинул взглядом Меланию, сжавшуюся, ставшую словно меньше ростом, с блестящими от слез глазами. – Не горюй, мамка. Сделаешь все, как я сказал, так, может, и свидимся еще.
– Да что ты, Ратиславушка, о нас-то. Мы укроемся, схоронимся. Ты-то как?
– Ничего, – вымучил Ратислав улыбку. – Ты ж знаешь, я заговоренный. Ничего со мной не случится. Себя сбереги и людей. И давай прощаться, мамка, наши уж далеко отъехали.
Ключница уткнулась лицом в медвежий мех налатника на груди Ратьши, затряслась от рыданий.
– Ничего, мамка. Ничего. Хорошо все будет. Не плачь.
Мелания отстранилась, утерла глаза кончиком платка. Остро глянула на боярина.
– Оберег на тебе ли?
– На мне. Он всегда на мне.
– Вот и ладно, – прерывисто вздохнула мамка. – Не снимай его теперь ни на миг.
– Ладно, – кивнул Ратьша. – Не буду. Пора мне.
Мелания долгим, запоминающим взглядом посмотрела на Ратислава, погладила его по плечу, кивнула.
– Ступай, княжич.
Ратьша открыл уже было рот, чтобы привычно возразить против такого титулования, но смолчал. Расцеловал мамку в мокрые от слез щеки, развернулся, вскочил на Буяна и двинулся на выезд из крепости. У ворот оглянулся. Мамка стояла на том же месте, глядя ему вслед. Потерявшая свою обычную уверенность, вся какая-то жалкая. Боярин прощально взмахнул рукой и дал шпоры жеребцу.
Догнал отряд уже на лесной дороге. Поравнялся с князьями, ехавшими теперь вместе, словно и не пробегала меж Романом и Федором черная кошка. Олег глянул вопрошающе на побратима: все ли ладно? Ратислав успокаивающе кивнул: хорошо все.
Ехали молча. Говорить не хотелось, язык сушило похмелье. Погода испортилась. Солнце закрыли серые мутные облака, поднялся резкий пронизывающий ветер, несущий редкие сухие снежинки. К середине дня снег усилился, и скоро его насыпало столько, что он полностью покрыл замерзшую дорожную грязь. Хотя особо сильные порывы ветра иногда сдували порошу с дороги, вновь являя глазам черные тележные колеи. Под копытами легкий сухой снег тоже разлетался в стороны, так что за отрядом тянулась черная полоса обнажившейся ледяной грязи, впрочем, быстро исчезающая, заметаемая поземкой.
На ночлег остановились засветло: метель все усиливалась. Ночевали в придорожной деревеньке в пять дворов. Селить татар отдельно Ратислав поопасался, в чем его поддержал и князь Роман. Потому на ночлег их определили вместе с тремя десятками гридней. Ужин готовили из своих запасов: для жителей деревеньки накормить почти две сотни здоровых мужиков было бы слишком накладно. Лошадям тоже задали овса из телег. У местных взяли только сена для татарских лошадок, которые к овсу оказались не приучены.
До Черного леса добирались три дня: и день короток, и телеги шли не быстро. Воинский лагерь здесь стал заметно больше по сравнению с тем, который Ратислав покидал, увозя в Рязань татарское посольство. Заночевали здесь же, в лагере.
Поутру вошли в лес, миновали засечную черту. За день пройти его не успели. Пришлось ночевать в небольшом овражке, укрывающем от холодного ветра. Спать улеглись в наскоро сооруженных из лапника шалашах, постелив на землю тот же лапник и укрывшись овчинами. Татары такой ночлег перенесли легко, без какого-то недовольства. Поутру на лошадей сели бодрыми, выспавшимися. Видно, привычны были и не к такому. Да, сильный народ. И холод им не страшен. Половцы гораздо хлипче. Вон Осалук весь трясется, осунулся, круги под глазами, не выспался. Правильно, к этому времени года половецкие стойбища перебираются далеко на юг, к берегам Русского и Сурожского морей. Там и зимуют.
