Робин Янг - Крестовый поход
Увидев, что войско готово выступить, Хадир поспешил по галерее к выходу из дворца, но остановился. Калавун и Ишандьяр о чем-то разговаривали в проходе. Калавун был в боевом облачении, а Ишандьяр, чей полк оставался в Каире, в простом. Хадир притаился.
— Но он обещал это предотвратить, эмир, — произнес Ишандьяр. — Это твои слова.
— Да, — ответил Калавун, — но все слишком серьезно, чтобы полагаться на обещания. Как бы я ему ни доверял, он все равно не наш.
Голоса заглушили звуки труб, возвещающие о начале похода. Хадир выглянул из-за угла. Ишандьяр двигался в глубь дворца, а Калавун уже вышел в залитый солнцем двор. Хадир тоже поспешил занять свое место в колонне. Почтительно поклонившись султану, он влез в седло и сжал тощими ногами бока рыжей кобылы. Затем поискал глазами Калавуна. Интересно, что еще замыслила эта крыса? Впрочем, наплевать. Когда огромные ворота Цитадели раскрылись, выпуская первые ряды войска мамлюков, Хадир опустил руку в кошель из выцветшего шелка, что висел на поясе. Перебрал пальцами горсть монет, несколько черепов мелких животных, пучки высушенных трав и нащупал тряпичную куклу со смертоносной тайной внутри. Он позаботится, чтобы отец последовал за дочерью в ад. Назад в Каир эта крыса в любом случае не вернется.
26
Королевский дворец, Акра 26 февраля 1277 года от Р.Х.
Элвин двигалась по тускло освещенным коридорам дворца с опущенной головой. Юность она провела во дворце французских королей и знала, как пройти незамеченной в таких местах. Притворись слугой — и станешь невидим. Ей казалось, что войти во дворец будет много труднее, но угрюмые стражи у ворот даже не удостоили ее взглядом, когда она промелькнула подобно тени позади двух богато одетых дам.
В воздухе отчетливо чувствовался странный запах, похожий на фимиам. Она считала двери. Дыхание участилось, лицо пылало. Голос внутри кричал, требовал ответа: что она здесь делает? Но вот и девятая дверь, и поворачивать назад было поздно. Да она и не хотела. Надоело сидеть и печалиться, на что-то надеяться. Это был протест, вызов.
Она тронула дверную ручку и застыла, услышав, как позади нее сиплый голос, показавшийся ей знакомым, произнес:
— Помни, король на нас надеется.
— Не тревожься, все идет, как задумано, — ответил второй. Гарин.
Элвин рискнула оглянуться. Дворцовый стражник плотного сложения удалялся по коридору. Гарин смотрел ему вслед. Потом обернулся.
— Боже.
Он метнул взгляд в сторону исчезнувшего в полумраке стражника, рванулся к Элвин, схватил ее за руку и быстро завел в покои.
— Как ты здесь оказалась?
— Извини, — пробормотала Элвин. — Я… пришла просто поговорить.
— Поговорить? — Испуг на лице Гарина сменило обычное настороженно-внимательное выражение. — А что случилось? — Он тронул ее плечо.
— Уилл уехал. — Элвин всхлипнула.
— В Мекку?
Она кивнула, спрятав лицо в руки. Гарин обнял ее, притянул к себе. Она чувствовала его напряженные мускулы. От его черной туники сильно пахло фимиамом и еще мужским потом, но это не было ей неприятно.
— Когда?
— Вчера, — пробормотала она, не отрывая голову от его груди.
Гарин быстро прикинул. Уилла несложно догнать, еще есть время. Они могут выйти сегодня вечером, в крайнем случае завтра на рассвете. Все было готово уже две недели назад — Бертран и его люди, проводник, кони, снаряжение. Единственное, чего он не знал, это когда отбывает Уилл. Собирался встретиться с Элвин под каким-то предлогом, и вот такая неожиданность, она сама пришла. И ведь все могло рухнуть в одночасье, если бы она узнала Бертрана. Слава Богу, этого не случилось.
Гарин вспомнил письмо Эдуарда с требованием получить деньги у «Анима Темпли». Ничего, он привезет королю камень, это дороже золота.
— Не тревожься. — Гарин гладил волосы Элвин и еще раз в уме проверял, все ли готово для похода. — Уилл скоро вернется.
— Откуда тебе знать? — Она подняла голову. — Это же так опасно, похитить камень. Он может погибнуть.
Гарин улыбнулся и вытер с ее щеки слезу.
— Я знаю Уилла. Он везучий.
— Не надо меня утешать. — Элвин неожиданно отстранилась и охватила себя руками. Высокая, стройная, в белом платье, подпоясанном на талии золотисто-красной лентой, она странно выглядела среди отвратительного беспорядка, в котором жил Гарин. Расставленные где попало винные чаши, разбросанная одежда, старая кадильница на столе, смятые простыни на постели. — Мне не следовало сюда приходить.
— Отчего же? — ласково спросил Гарин. — Давай, отведай немного вина. — Он прошел к столу, беззвучно ступая босыми ступнями по ковру. Взял чашу, наполнил ее до самых краев.
Элвин пригубила вина. Их пальцы невольно соприкоснулись. Она вздрогнула, таким интимным показалось ей касание. Его кожа оказалась такой нежной. Запретной. Неожиданно осмелев, она двинула руку дальше по его руке. На мгновение прижалась к нему и тут же отпрянула как укушенная. Ее щеки горели стыдом. Она собралась что-то сказать, но Гарин уронил чашу, разбрызгав по ковру малиновую жидкость, и взял ее лицо в ладони. Он сжал его, нашел губами ее губы и жадно поцеловал. Жадно и крепко, как никогда не целовал Уилл. И в ней остро вспыхнуло желание.
Не отпуская Элвин, продолжая целовать, Гарин потеснил ее назад. Путаясь ногами в одежде на полу, спотыкаясь о пустые кувшины из-под вина, опрокидывая их, они оказались у постели. Гарин толкнул Элвин на матрац и сам повалился сверху. Сорвал с ее головы чепец, освободив золото волос. Отпустив ее губы, он залюбовался. Это было не просто золото. Пробивающиеся сквозь щели в шторах лучи солнца добавляли прядям оттенки меди, янтаря и алого багрянца. Гарин вдруг осознал, что никогда прежде не видел Элвин без чепца. Она смотрела на него своими чудесными зелеными глазами. Ее грудь вздымалась и опадала. Опершись на локоть, он пробежал пальцем по ее телу от подбородка, вдоль шеи, к талии, желая узнать, какие прелести скрываются там, под платьем.
Элвин лежала с закрытыми глазами, пока Гарин возился с узлами на ее поясе. В сознании на мгновение всплыл образ Уилла, но она сердито отпихнула его в сторону. Нечего ему здесь делать. Пусть спасает человечество. Он святой, а она простая смертная, грешница. Она им восхищалась, любила, но ее любовь требовала большего, чем просто встречи от случая к случаю. Она не хотела оставаться всегда второй, всегда любовницей и никогда женой.
Наконец с узлами было покончено, и платье легко слетело с нее, обнажив простую белую сорочку. Гарин склонился, напряженно дыша, потянул сорочку наверх. И она позволила стянуть ее с себя. Он жадно разглядывал ее наготу, восхитительно округлые бедра, дивные груди с розовыми сосками. Поймал губами один, слушая прерывистое дыхание Элвин, погрузив другую руку в золотой водоворот волос.
Затем, с трудом оторвавшись, он яростно сбросил тунику вместе со всем остальным, и через несколько мгновений они предались акту любви.
Гарин слушал ее тихие стоны, закрыв глаза, и в его сознании мелькали образы.
Тринадцатилетняя Элвин на коленях рядом с телом ее дяди Овейна на палубе корабля в Онфлере. Наемники в черных одеждах, которых послал Эдуард, чтобы отобрать у рыцарей драгоценности короны. Их отбили, но какой ценой. Кровь погибших рыцарей на его руках. Он их предал. Вот он встретил ее уже взрослой женщиной в саду у базара рядом с Уиллом. Затем перед ним мелькнуло ее искаженное ужасом лицо в переулке. Он открыл глаза и увидел ее совсем близко, раскрасневшуюся, смотревшую на него своими потрясающими глазами. Гарин не отводил взгляда, пока не содрогнулся и не затих.
Потом, лежа обмякший, ощущая во всем теле знакомую приятную истому, он почувствовал, как трясутся ее плечи. Ему показалось, что она смеется, и он с улыбкой отвел волосы с лица этой потрясающей женщины.
По щекам Элвин струились слезы.
Дорога на Мекку, Аравия 14 апреля 1277 года от Р.Х.
Узкая вертикальная полоска дыма впереди была похожа на белый восклицательный знак, обозначавший очередной оазис. Там могла таиться опасность для любого из шестидесяти человек, следующих в караване. Скупые разговоры стихли, люди напряглись. Слышались лишь поступь верблюдов по зернистому песку да громкие удары палок о землю, которыми двое караванщиков впереди отпугивали змей и скорпионов. Жаркий воздух с каждым вдохом все сильнее пропекал глотку, будто пустыня стремилась войти и навсегда угнездиться в человеке.
Уилл покачивался на сиденье шугдуфа.[6] За пятнадцать дней они миновали девять постов стражи мамлюков. Этот впереди будет десятый. И всякий раз при приближении его охватывала тревога. Спина вся взмокла. Он был одет, как женщина-мусульманка, весь закутанный в традиционное черное одеяние с прорезями для глаз. Напротив на другом шугдуфе сидел Робер в таком же наряде. Над ними колыхался матерчатый навес, защищавший головы от жары.
