Вандалы - Вольфганг Викторович Акунов
Разумеется, предполагаемый далекий предок этого царя вандалов, живший некогда на одном из ныне датских островов, в нынешней Южной Швеции или на берегах Осло-фьорда, ходил по Северному морю под парусами, аки некий первобытный викинг. Но Гейзерих, отделенный от этого своего гипотетического предка сотнями лет сухопутных скитаний, несмотря на всю сохранившуюся (или, наоборот, не сохранившуюся в его генах наследственную память) был уже все-таки уже не первобытным викингом, а главой государства, наверняка чуждым североморской романтике, но в полной мере использовавшим все возможности своего положения и своего времени. Заняв Карфаген, он, несомненно обнаружил в его гавани сотни вместительных торговых кораблей, обеспечивших ему великолепную возможность передвигаться по Внутреннему морю. В помощь этим многотоннажным судам были построены (или захвачены) множество быстроходных трирем, предназначенных для сопровождения и обеспечения безопасности флота «Зинзириха-риги», а также, в случае нарушения мира императорами Первого или Второго Рима, для отражения нападений все еще остававшихся в распоряжении римлян немногочисленных военных галер.
Без наличия собственных галер сопровождения отход нагруженного добычей вандальского флота был бы смертельно опасным, да и добыча была слишком важна для вандалов, чтобы пренебрегать угрозой ее утраты вследствие недостаточной скорости…
Хотя нам мало что известно об этой фазе консолидации власти вандалов над Африкой (ведь хронисты предпочитали сообщать современникам и потомству прежде всего о драматических событиях), можно не сомневаться в том, что Гейзерих действовал чрезвычайно осмотрительно. Сначала он предпринял все для обеспечения своей обороноспособности и лишь затем перешел к планированию наступательных действий. Он старался поддерживать мир на всех фронтах, на каких это было возможно, если это только не вредило его интересам. Так он, например, принял жесткие меры против прежних владельцев земель, перешедших к вандалам, ибо срочно нуждался в этих землях для утоления аппетитов все более нетерпеливо требовавшей награды за службу вандальской знати. Удовлетворив земельные аппетиты своих изголодавшихся по земным благам дружинников, он приказал казнить детей своего сводного брата Гундериха, чтобы не отвлекаться от государственных дел досадной необходимостью надзирать за подрастающим законным потомством старшего наследника царского рода Астингов.
Эта крайне жестокая мера, принятая Гейзарихом, объясняется очень просто. Без устранения наследников Гундериха Гейзерих, отпрыск брака царя вандалов с наложницей, имел бы меньше прав на престол, чем всякий остающийся в живых прямой потомок Гундериха. Оппозиционеры из числа вандальской знати всегда могли бы объединяться вокруг любого из «Гундариховичей», как вокруг знамени. Любая, даже самая мелкая, группа недовольных могла бы обосновать свое выступление против «колченогого ублюдка» стремлением защитить права «законных наследников законного царя» от притязаний его «узурпатора»-дяди. И в результате устранить Гейзериха без особого труда. Поэтому, каким бы чудовищным преступлением не представлялось бы нам, нынешним, столь хладнокровное убийство царственных подростков, мы не должны забывать, что многие властители до и после Гейзериха, включая православных царей франков и других христианских властителей, вплоть до Ричарда III Английского и прочих, действовали аналогичным образом, ибо с законами и вопросами престолонаследия шутить, как это ни печально, не приходится…
Крайне осмотрительно и осторожно взялся Гейзерих за решение главной проблемы не только его правления, но и всего африканского царства вандалов – религиозного вопроса. Авторы всех без исключения хроник, повествующих нам о Гейзерихе, принадлежали к враждебной ему православной[2] партии. Неудивительно, что при описании разгоревшейся в Африке фактически религиозной войны они следили, в первую очередь, за поведением царя вандалов – арианина-еретика, ставя ему «всяко лыко в строку». Из чего можно сделать вывод, что все принятые им насильственные меры, все, что противная сторона считала незаконным и жестоким, она сохранила на страницах хроник, вероятно, умолчав о том, что могло оправдать поведение Гейзериха в отношении кафоликов-ортодоксов. Но, несмотря на это весьма одностороннее летописание, у нас создается впечатление, что, хотя Гейзерих не отступал от своих принципов, он руководствовался в своих действиях в данной сфере обычной для него осторожностью и даже чуткостью. При непредвзятом анализе многочисленных нападок, содержащихся в исполненных ненависти сообщениях ограниченных в своих правах, лишенных права и возможности проповедовать свое учение и, в некоторых случаях, изгнанных из своих епархий-диоцезов кафолических епископов, да и прочих православных клириков, становится очевидным, что в этой религиозной войне Гейзерих был не нападающей, а обороняющейся стороной (по крайней мере, с момента взятия Карфагена).
Верность арианству была для вандалов средством самоутверждения и самосохранения, средством обретения пути к осознанию своего места в мире уже не языческой, но христианской Античности, однако по-прежнему во многих отношениях бесконечно превосходившем мир германства. Еще идя в бой на полях Паннонии, вандалы несли с собой, как знамя, готскую Библию Ульфиласа-Вульфилы. Поэтому порочащие Гейзериха утверждения, будто царь вандалов был при рождении крещен по православному обряду, впоследствии же отпал от православия, уклонился в арианство и со всей силой ненависти отступника-ренегата к преданной им вере обрушился на африканских православных римлян, нельзя рассматривать иначе как заведомо ложные измышления. В самом сердце суггестивного превосходства римского, латинского мира готская Библия Вульфилы, это сокровище христианско-германской письменности, приобрела для германцев, понимавших ее содержание, написанное на их родном языке, еще большее значение, чем прежде. Однако за те немногие годы, что прошли со времени Вульфилы, вандалы не успели обзавестись собственными священниками, равными их римским, в плане образования, красноречия и умственного развития. Пройдя трудную школу борьбы с донатистами и пелагианами, отточив свой ум и язык на синодах и соборах, обучившись диалектике у златоустов вроде Блаженного Августина, православная элита Карфагена далеко превосходила все остальные христианские богословские течения и школы, будь то в Малой Азии, Италии или Египте. Немногочисленная группа арианских священников, пришедших в Африку в обозе вандало-аланского «народа-войска», не имела ни малейших шансов одолеть в попытках затеять «прю о вере» этих виртуозов христианских полемики и дебатов, риторики и диалектики. Арианские священники вандалов с самого начала владели только языком меча. Притом меча железного, а не меча духовного, который, по Писанию, есть Слово Божие…
Прекрасно понимая это, мудрый и осмотрительный Гейзерих, стремясь избежать ненужного кровопролития на почве межрелигиозных распрей, ограничил сферу действия «вандальской» арианской веры своим собственным народом и примкнувшими к нему иноплеменниками, которых можно было легко узнать по одежде, и утешил своих разгневанных его терпимостью к иноверцам зилотов-священников передачей им православных церквей и дворцов для отправления арианского культа и проживания в достойных условиях. Установленные им таким образом границы между вероисповеданиями и народами, возможно, в отдельных случаях, и нарушались победителями-вандалами, становясь все менее устойчивыми и все более размытыми, когда иные римляне (например, придворные вандальского царя) из оппортунистических соображений «перекрещивались» из православных в ариан. Гейзерих неукоснительно
