Зимняя бегония. Том 1 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Второй господин, а если вы проведёте ночь в труппе «Шуйюнь», вторая госпожа будет ревновать или нет?
Чэн Фэнтай задумался ненадолго и ответил:
– Не будет. Здесь нет таких женщин, к которым она может приревновать.
Шан Сижуй принялся размышлять:
– А вне дома у вас есть такие женщины… Я хочу исполнить для второй госпожи арию Цзинь Юйну из «Избиение палками неверного мужа»![109]
Чэн Фэнтай чувствовал, что глаза у него слипаются, он подоткнул одеяло под шею:
– И снова ты на меня клевещешь. Я почитаю вторую госпожу как бодхисатву! Что за бесчувственность…
Шан Сижуя его возражения не интересовали, и он в самом деле начал тоненьким голосом выводить арию. Под его пение Чэн Фэнтай и уснул.
Глава 19
Каждое утро Шан Сижуй просыпался ровно в шесть, встав с кровати, выпивал чашку зелёного чая и принимался упражнять голос и тренировать кунг-фу. Чэн Фэнтай же привык к ночной жизни, раньше полудня он не вставал и на рассвете уж точно спал как убитый. Шан Сижуй поднялся с постели, оделся, умылся и, увидев, что Чэн Фэнтай ещё спит, только и мог, что бросить его досыпать и убежать тренироваться в кунг-фу.
На рассвете в переулке Логусян уже царило оживление, прохожие сновали туда-сюда. По большей части это были мелкие лоточники, торговавшие на улицах и в переулках: продавцы сладостей, овощей и замороженной хурмы, да ещё точильщики ножей. Простой народ встанет спозаранку, распахнёт двери – и сразу сможет купить, чего только душа пожелает. Крики, которыми бродячие лоточники зазывали к себе покупателей, ласкали слух. В прошлом Бэйпин был императорским городом, усадеб и домов с общими дворами в нём хватает, и торговцу достаточно издать один крик, чтобы тот проник сквозь серую тяжёлую черепицу и дело пошло. Из года в год они оттачивали свои голоса, сделав их не только звучными и ясными, но и приятными слуху, кроме того, их крики сливались в особенную, запоминающуюся мелодию, неизвестно кем сочинённую, рифма лилась подобно песне, а слова были простыми и остроумными. Каждый раз, когда лучи восходящего солнца пересекали старые городские стены и озаряли прежнюю столицу, они начинали давать первое в Бэйпине представление.
После того как Шан Сижуй заканчивал тренировки кунг-фу – садился на шпагат и кувыркался, он вставал подбоченившись посреди двора и начинал упражнять голос. Коль уж он видный человек, талантливый во всём, то и его утренние занятия кунг-фу в два раза длиннее, чем у других. Только приехав в Бэйпин, Шан Сижуй каждое утро бегал к храму Неба и упражнял голос под его стенами. Затем они обосновались в переулке Логусян, и ходить туда стало далеко, к тому же и лень, вот он и принялся упражняться дома. В пять часов утра ещё не светало, и пронзительные крики Шан Сижуя, похожие то ли на вопли, то ли на предсмертный крик невинно убиенной жертвы, так пугали соседей, что все они как один топали ногами и бранились на всю улицу, да ещё подали протест за совместной подписью. Однако Шан Сижуй не бросил это дело, он с бо́льшей охотой готов был ругаться с соседями, чем искать какой-то пустырь за пределами города. Наконец он весьма удачно подметил, что торговцы, каждым утром около шести часов пересекающие проспекты и проходящие через переулки, могут стать для него отличным прикрытием. Их голоса ещё громче его, да и к тому времени большинство соседей уже просыпались. С тех пор Шан Сижуй изменил распорядок дня, каждый день он вставал на час позже, чтобы вместе с торговцами выйти на работу.
Шан Сижуй издал громкий и протяжный крик, а с другой стороны улочки, словно ему в ответ, послышался другой крик:
– Ай! Лепёшки продаются! Яичные, фасолевые, да в соевом соусе мяско! И сладкие, солёные – всё имеется!
Переулок Логусян был тем местом, где собирался простой народ, и, пожалуй, княжеская резиденция Чэн Фэнтая стояла в переулке подобно журавлю среди кур, возвышаясь среди прочих зданий. Крики торговцев, словно приспособившихся к местным условиям, стали сухими и резкими, твёрдыми, грубыми и леденящими, подобно дубинке они обрушивались на уши прохожих и своим чётко отбиваемым ритмом напоминали циньские арии.
Взгляд Шан Сижуя вспыхнул, и он что было мочи вывел высокую ноту. Однако торговец лепёшками сдаваться отказывался и выкрикнул снова:
– Съест малой хлеб с яйцом – станет тут же знатоком! Съест девица хлеб с фасолью красной – не придётся щёки ей румянить, и без того будет прекрасной! Съест мужик лепёху с мясом – силищи в руках прибавит дважды!
Из этого выкрика стало ясно, что дядюшка-торговец способен на одном дыхании выдать длинную речь, в чём явно превосходил Шан Сижуя. Шан Сижуй встрепенулся и подыскал подходящий отрывок из «Беседки вёсен и осеней»[110] – быстрый и весёлый, лучше других способный проверить на прочность его певческое дыхание. Два человека так и перекрикивались – с севера переулка на юг и обратно, однако спор их окончился ничьей. Шан Сижуй подумал: «Молодец, перебрать всю мою труппу «Шуйюнь», а такого голоса лаошэна не сыскать, в глуши рождается множество выдающихся деятелей, какая жалость, что выбрал он не то занятие».
Сяо Лай стояла рядом с чайником в руках, готовая услужить, и вздыхала, беспомощно улыбаясь. Все актёры громко кричали, чтобы распеться и отработать дыхание, но когда кричал Шан Сижуй и стоило кому-то бросить ему вызов – или достаточно даже хорошего настроения, – как его упражнения превращались в большое представление и он исполнял отрывки из разных пьес. Неудивительно, что теперь соседи горячо их привечали, ведь почтенный, великий актёр чуть ли не каждый день давал для них семейные представления, и все они, откладывая свои дела, спешили насладиться красотой его голоса.
Рано или поздно любопытные соседи, заслышав их состязание, начинали подливать масла в огонь, восторгаясь каждой из сторон. Шан Сижуя это распаляло ещё больше: если он, человек, который зарабатывает на пропитание голосом, этим самым голосом уступит работяге, как после этого ему жить в Бэйпине? И Шан Сижуй прибегнул к смертоносному оружию – испустил крик чжурчжэнского воина. Всё же он профессионал, к тому же выложился на полную, и дядюшка торговец лепёшками вдруг перестал кричать.
Шан Сижуй подождал – крика дядюшки-торговца не было слышно. Он отдал все силы в этом бою и теперь, выхлебав весь чай из чайника через носик, вымученно улыбнулся Сяо Лай. Сяо Лай знала, что он хочет услышать, и
