Колин Маккалоу - Первый человек в Риме. Том 1
Благородный отпрыск нумидийского царского дома пришел в негодование. Уж он-то хорошо помнил, как Метелл не встал, чтобы приветствовать его, не поклонился ему, не позволил ему сидеть на троне в своем присутствии, отказал ему в эскорте солдат.
– Каков негодяй! – воскликнул Гауда. – Как заставить его изменить решение?
– Властелин! Ваш ум! Ваше понимание ситуации! Преклоняюсь! – вскричал Марий. – Именно это мы и должны – заставить его передумать! Я знаю, что вы собираетесь предложить. Но, наверное, будет лучше, если вымолвят эти слова мои уста. Ибо – это дело грязное…
– Говори! – величественно позволил Гауда.
– Ваше царское Высочество, Рим и Сенат должны быть завалены письмами. Письмами от вас – и от каждого горожанина, пастуха, фермера, купца и торговца в Африканской провинции – письмами, в которых сообщалось бы, насколько неэффективно, бестолково руководил Квинт Цецилий Метелл действиями против Нумидии. Письмами, из которых бы явствовало, что незначительные и немногочисленные успехи, которых мы добились, были делом моих рук, а не Квинта Цецилия Метелла. Тысячи писем, мой принц! И не единожды, а столько раз, сколько потребуется, чтобы Квинт Цецилий Метелл смягчился и позволил мне уехать в Рим для участия в консульских выборах.
Гауда довольно заржал:
– Просто удивительно, Гай Марий, как совпадают наши мысли! Письма – именно это я и собирался предложить!
– Конечно, я же говорил, что знаю это, – сказал Марий с мольбой в голосе. – Но, властелин, возможно ли это?
– Возможно ли? Без сомнения! – воскликнул Гауда. – Все, что требуется – это время, влияние и деньги. Думаю, вдвоем мы, Гай Марий, можем употребить гораздо больше влияния. И денег достать куда больше, чем Квинт Цецилий Метелл, не так ли?
– Надеюсь, что так, – сказал Марий.
– Конечно, Марий на этом не остановился. Он лично посетил каждого, кто мог писать на латыни или на италийском, во всех концах провинции, прикрываясь обязанностями, навязанными ему Метеллом. С собой у него имелся секретный мандат принца Гауды, в котором обещались всякого рода концессии в Нумидии – в случае, если он, Гауда, станет царем. А также призыв ко всем становиться клиентами Гая Мария. Ничто не могло остановить Гая Мария – ни дожди, ни грязь, ни реки, вышедшие из берегов. Он продолжал вербовать клиентов, и ему обещали писать письма. Тысячи тысяч писем. Столько, сколько нужно, чтобы под их тяжестью карьера Метелла пошла на дно, как перегруженный корабль.
К февралю письма из Африканской провинции, адресованные каждому, кто занимал достаточно высокое положение, начали поступать в Рим. Они продолжали прибывать с каждым новым кораблем. Вот что писал один из первых отправителей, Марк Целий Руф, римский гражданин, собственник сотен югеров земли в долине реки Баград, выращивавший пшеницу для Рима:
«Квинт Цецилий Метелл очень мало сделал в Африке, если не считать своих корыстных интересов. Взвесив все, я думаю, что он намеренно затягивает войну, чтобы слава его росла и власть тоже. Прошлой осенью он заявил: дабы ослабить позиции царя Югурты, надо сжигать урожай нумидийцев и уничтожать нумидийские города, особенно те, что побогаче. В результате мои земли и земли моих других римских граждан в этой провинции подверглись разорению, поскольку репрессии в отношении Нумидии происходят теперь в самой Римской провинции. Вся долина реки Баград, столь важная в смысле поставок зерна для Рима, живет в постоянном страхе.
Более того, я получил известие /как, впрочем, и многие другие/, что Квинт Цецилий Метелл не способен управлять даже своими легатами, не говоря уж об армии. Он нарочно впустую растрачивает потенциал столь солидных и опытных людей, как Гай Марий и Публий Рутилий Руф. Его поведение в отношении принца Гауды, которого и Сенат, и высокопоставленные люди в Риме рассматривают как законного правителя Нумидии, непереносимо высокомерно, бездушно, а подчас и жестоко.
В завершение осмеливаюсь заявить, что достигнутым в прошлогодней кампании небольшим успехом мы обязаны только усилиям Гая Мария и Публия Рутилия Руфа. Однако, за свои немалые старания они не были удостоены даже похвалы. Надеюсь, что вы отметите Гая Мария и Публия Рутилия Руфа, а поведение Квинта Цецилия Метелла осудите со всей строгостью?»
Послание это было адресовано одному из крупнейших римских торговцев пшеницей, человеку, чье влияние было значительно. Стоило ему узнать о постыдном поведении Метелла, он пришел в негодование и прожужжал об этом уши заинтересованным лицам. Реакция последовала незамедлительно. По мере того, как время шло, а поток писем не уменьшался, к голосу хлеботорговца присоединились и другие голоса. Сенаторы начали избегать встречи с банкирами и судовладельцами. Пользующийся неограниченной властью клан самодовольных Метеллов был повергнут в уныние.
В своих письмах почтенному члену клана, Квинту Цецилию, проконсулу Африканской провинции, приверженцы умоляли его умерить высокомерие по отношению к принцу Гауде, уделять своим старшим легатам больше внимания, чем собственному сыну, и постараться одержать хоть одну-две по-настоящему впечатляющие победы в войне против Югурты.
Затем разразился скандал с Вагой, который сдался Метеллу прошлой осенью, а теперь восстал и расправился с большинством деловых людей из Италии; к мятежу его подстрекал Югурта – с подачи Турпилия, начальника гарнизона и личного друга Метелла.
Метелл совершил ошибку, защищая Турпилия, когда Марий громко потребовал, чтобы тот был предан военному суду за измену. Эта история стала известна в Риме /из сотен писем, в которых намекалось, что сам Метелл столь же виновен в измене, как и Турпилий/. Новые послания отправили Метеллы своему почтенному Квинту Цецилию в Утику и просили его быть осмотрительней в выборе друзей.
Прежде чем Метеллу пришло в голову, что устроил эту почтовую битву Гай Марий, прошло много недель; и даже когда ему пришлось поверить в это, Свинячий Пятачок недооценил значение эпистолярной войны и не спешил отразить удар. Чтобы он, Цецилий Метелл, лишился репутации в Риме из-за слов какого-то Гая Мария и нескольких невежественных торговцев? Еще чего! Рим не клюнет на эту наживку. Рим принадлежит Метеллу, а не Гаю Марию.
Каждую неделю Марий непременно являлся к Метеллу с требованием освободить его от службы в конце секстилия. И так же регулярно Метелл отказывал ему.
Справедливости ради надо отметить, что у Метелла было о чем подумать помимо Мария и пакостных писем, наделавших шуму в Риме; почти всю свою энергию он тратил на Бомилкара. Много пришлось потрудиться Набдальсе, чтобы, наконец, встретиться с Бомилкаром. Еще больше времени потребовалось затем, чтобы организовать тайную встречу между Бомилкаром и Метеллом. Наконец, в марте – она состоялась – в Утике, в маленькой пристройке к резиденции наместника, куда был тайно приведен Бомилкар.
Они знали друг друга довольно хорошо. Именно Метелл информировал Югурту через Бомилкара обо всем происходившем в те последние, полные отчаяния, дни в Риме, и Бомилкар больше знал о событиях в городском помериуме, чем царь.
Однако во время этой встречи проявились и некоторые новые черты в поведении обоих. Бомилкар нервничал, опасаясь, что его появление в Утике будет замечено, да и Метелл чувствовал себя неуверенно в новой для себя роли тайного агента.
Метелл говорил без обиняков.
– Я хочу закончить эту войну с как можно меньшими потерями и в возможно более короткий срок, – сказал он. – Я нужен в другом месте.
– Да, я знаю о германцах, – вкрадчиво проговорил Бомилкар.
– Поэтому вы понимаете, почему я спешу, – сказал Метелл.
– Да, да, я понимаю. Но все же мне не ясно, чем лично я могу способствовать прекращению военных действий?
– Меня уверили, а в итоге длительных размышлений я убедился в этом, что самый быстрый и лучший способ решить судьбу Нумидии – способ, удачный для Рима – это уничтожить царя Югурту.
Бомилкар внимательно обдумывал слова проконсула. Этот – не то что Гай Марий или Рутилий Руф. Этот – более высокомерен, но куда менее смышлен и независим. Нет, для римлянина ничего важнее Рима. Но каким он видится Цецилию Метеллу, – совсем не тот, о котором мечтает Гай Марий. Разница между Метеллом, каким нумидиец знал его в Риме, и Метеллом, который управлял Африкой, озадачила Бомилкара.
– Это верно, что Югурта – центр сопротивления Риму, – сказал Бомилкар. – Но знаете ли вы, что Гауда не пользуется популярностью в Нумидии? Нумидия никогда не согласится иметь такого правителя. Пусть даже он будет законным царем.
На лице Метелла появилось отвращение, когда он услышал имя Гауды.
– Тьфу! – сплюнул проконсул, – Ничтожество! Какой из него правитель! – Его светло-карие глаза проницательно взглянули на мрачного Бомилкара.
– Если что-нибудь случится с Югуртой, то… Я – и Рим, конечно, – скорее обдумали бы возможность возвести на нумидийский трон человека, которому здравый смысл и опыт подсказывают, что Нумидии лучше всего удастся соблюсти свои интересы, если она будет соблюдать и интересы Рима.
