Ирвинг Стоун - Те, кто любит. Книги 1-7
— Вместо гостеприимства, на которое рассчитывал солдат, он встретился с пренебрежением, презрением, недовольным ворчанием. Почти каждое выражение лица выдавало подавленное настроение и желание скрыть искру возмущения в глазах… У солдата есть свои чувства, свои ощущения и свои особые страсти… Закон научил его думать о себе уважительно. Научил рассматривать себя как специально назначенного охранять и защищать страну. И как болезненно получить стигму инструмента тирании и угнетения!
Зал загудел — это была естественная реакция: Бостон был недоволен и ненавидел британских солдат с первого момента их высадки на Док-стрит.
— Может кто-либо считать своим долгом присоединиться к действиям тех, кто собрался на Кинг-стрит? Не думаю, но пусть мое мнение невесомо, позвольте мне напомнить вам автора, сочинения которого хотелось бы видеть в руках каждого из вас… Я имею в виду третье письмо «Фермера Пенсильвании» своим соотечественникам. «Дело свободы… есть дело слишком большого достоинства, чтобы быть уничиженным волнением и смутой. Оно должно поддерживаться соответствующим его природе образом. Участвующие в нем должны вдохновляться уравновешенным и страстным духом, побуждающим их к действиям осмотрительным, справедливым, скромным, отважным, гуманным и великодушным!»
Абигейл понимала этот хитроумный ход: использовать воздействие на присяжных их любимого автора.
Джошиа подошел так близко к членам жюри, как позволил барьер, и взволнованным голосом процитировал:
Прощения не вырвать силой:Оно как вольный дождь с небес,Что орошает благословенной веройДарящих и берущих в одночас.
Джон должен был начать свое выступление сразу же после обеда. Абигейл знала, что выражение «желудок подступил к горлу» — всего лишь оборот речи, но она чувствовала себя именно таким образом. Когда они возвратились в зал совета, казалось, что его покинули лишь немногие, хотя, несомненно, некоторые где-то перекусили.
Джон Адамс поднялся из-за стола адвокатов и занял позицию между судьями и присяжными заседателями, являя собой картину совершенно противоположную Джошиа Куинси. Своим суровым видом он походил на школьного учителя. Джон не собирался апеллировать к чувствам присяжных, вызывать у них слезы. Его задача заключалась в том, чтобы разобраться в массе свидетельств, многие из которых не отвечали истине и были противоречивыми; отбросить не имеющие отношения к делу, предвзятые и сохранить наиболее надежные архитектурные формы — конструкцию из очевидных, правдивых и неопровержимых фактов. Абигейл знала образ мышления Джона: они выполнят лишь половину задачи, если спасут жизнь восьми, взывая к сочувствию и жалости. Это ничего не даст для будущего.
Нет, твердо стоя на ногах в своей длинной мантии, в парике, спускавшемся на плечи, с широко раскрытыми глазами и уверенным взглядом на округлом лице, Джон Адамс не намеревался идти на уступки. Присяжные заседатели и суд разрешат это дело в соответствии с предписаниями закона, по правилам юридической процедуры. Когда процесс будет позади, ни один житель Бостона не сможет упрекнуть его, что он вел мягкую вольную игру. Он хотел добиться оправдания не только со стороны присяжных, но и со стороны Бостона и Массачусетса.
Джон начал говорить. Его голос не был ни громким, ни звучным. Он не собирался подыгрывать хорошо одетым в зале суда и нескольким тысячам менее хорошо одетых, собравшихся снаружи.
— Пожалуйста, ваша честь и господа присяжные заседатели… Перед вами стоят заключенные, отстаивающие свою жизнь, поэтому было бы правильным напомнить, чего от нас требует право при проведении процесса. Форма процедуры при их привлечении к суду определила, что буква закона в подобных случаях должна сочетаться с гуманизмом, здравым смыслом и чувствами, а именно с добротой и беспристрастностью. И процесс начинается с молитвы суда, выраженной клерком и обращенной к высшему судье судей, империй и миров в словах: «Да пошлет вам Бог избавление».
Теперь я рассмотрю несколько разделов закона, согласно которому должны выстраиваться показания. Вы рассматриваете убийство одного человека другим. Закон называет это человекоубийством, но не все случаи убийства одного человека другим криминальны. Если бы заключенные находились на равнине Авраама и убили бы сотню французов, английский закон счел бы это похвальным действием, достойным славы и награды… Закон разделяет человекоубийство на три категории: первая — оправданное, вторая — непредумышленное и третья — преступное. Преступное человекоубийство делится на два вида: первый — предумышленное, заранее задуманное убийство, а второе — когда убийство становится результатом неожиданной провокации. Итак, господа, есть четыре разновидности человекоубийства… Факт в том, что в ту ночь были убиты пять несчастных человек; вы должны рассмотреть, было ли это убийство оправданным, извинительным или преступным; если оно преступно, то надо определить, было ли оно предумышленным или же было вызвано провокацией. Должно быть что-то одно.
Судьи поморщились. Присяжные начали понимать, что у них нет легкого выхода из положения.
— Господа, закон поставил препоны и преграды каждому лицу; это крепостная стена вокруг личности человека и вокруг его дома. Так же как любовь к Богу и соседу воплощает целиком долг человека, любовь к самому себе и к общественным обязанностям представляет наш долг перед человечеством, и первое в нем — любовь к самому себе, которая является не только нашим бесспорным правом, но и очевидным долгом… Это первый и самый сильный принцип нашей природы; судья Блэкстон называет его «первейшим каноном в законе природы».
Затем Джон приступил по своим заметкам к разбору показаний обеих сторон. Его анализ был безупречно логичным, отвергающим всякую выдумку, невероятное и невозможное, отсекающим преднамеренную ложь. Он сделал вывод:
— Если вы удостоверились в том, что люди, какими бы они ни были, совершили нападение с целью убить или покалечить солдат, тогда такое нападение оправдывает действия солдата по самозащите, вызвавшие убийство… Поставьте себя на место Веммса или Киллроя, представьте себе обстановку, когда предубеждения всех окружающих направлены против вас; все считают, будто вы пришли сюда, чтобы обязать их силой соблюдать ненавистные статусы, инструкции, мандаты и эдикты; многие из окружающих действуют не задумываясь, под влиянием момента, старые, молодые, моряки и земледельцы… а они, солдаты, не имеют друзей… вокруг гудят колокола, призывая помочь собравшимся на Кинг-стрит, люди кричат, шумят, толпа свистит… раздаются крики: «Убить их! Убить их! Сбейте их с ног!», летят снежки, ракушки устриц, в ход пускаются дубинки, длинные палки, представьте себя в подобной ситуации, и после этого рассудите, может ли человек не опасаться за свою жизнь.
Джон сделал паузу, стремясь довести свой тезис до сознания присяжных. Были подобраны думающие люди. Закон ясно говорил, что, если жизнь человека оказывается в опасности, он имеет право защитить себя, нанеся ответный удар.
— В условиях, когда дела человеческие так шатки, в обстановке каприза фортуны и бурного водоворота страстей, возникающего в смутные времена, даже при самом мягком правительстве люди склонны поднимать мятеж и возбуждать волнения. В моральном и политическом мире испытывает потрясения церковь, бывают и государственные потрясения, в физическом мире случаются землетрясения, штормы и ураганы. Однако следует сказать, к чести людей и человеческой природы, что общая, если не универсальная истина заключается в том, что склонность людей к бунтам, волнениям, мятежам и восстаниям прямо пропорциональна деспотизму правительства…
Это был тот самый Джон Адамс, который нравился Абигейл: человек, способный переходить от частного к общему, и, как хороший историк, мог придать процессу на Кинг-стрит универсальный характер.
— Я отдаю заключенных и их дело на суд вашей беспристрастности и справедливости. При всех превратностях правительств, колебаниях страстей или взлетах энтузиазма закон сохранит постоянный неизменный курс… Невзирая на личность, он поощряет добро и наказывает зло, существующее у богатых и бедных, высоко и низко стоящих. Он неподкупен, безжалостен, неумолим…
Воцарилась такая тишина, что Абигейл слышала дыхание зала.
— С одной стороны, он безжалостен к крикам и плачу заключенных; с другой — он глух, как уж, к мирскому шуму.
Он повернулся лицом к залу суда.
— Да пошлет нам всем избавление Бог!
Присяжные заседатели совещались два с половиной часа. Джон подсел к Абигейл и ее родственникам. Они беседовали о детях в семьях Кранч и Адамс, о помолвке Билли с Катариной Луизой Солмон из Линкольна.
Когда присяжные вернулись на свою скамью, Джон встал рядом с заключенными. На лицах присяжных мало что можно было прочитать, но по тому, как они сидели на скамьях, напоминая по манере прихожан ее отца во время его проповеди, было понятно, что все они придерживались строгих предписаний совести пуритан.
