Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков

совершенно павшим духом, он повесил трубку и тотчас распорядился отстранить его от командования. Остановить русский «паровой каток» было поручено двум генералам – герою взятия Льежа Людендорфу и опытному военачальнику Паулю фон Гинденбургу. Последний всей своей грузной фигурой символизировал тяжелую немецкую основательность. До сих пор в его военной карьере не было блестящих взлетов, он продвигался по службе благодаря верности долгу и бычьему упорству. Молодым лейтенантом был ранен в сражении при Кениггреце, завершившем семинедельную австро-прусскую войну 1866 года, отличился под Седаном, заслужив Железный крест, потом служил в Генеральном штабе, участвуя в выработке плана обороны Восточной Пруссии от русского вторжения, и, наконец, командовал корпусом. Выйдя в отставку в 1911 году, в возрасте шестидесяти четырех лет, Гинденбург с началом Великой войны снова был призван на службу – сменить Притвица на посту командующего. С легкой руки Мольтке его твердая воля и хладнокровная невозмутимость сочетались «счастливым браком» с отважным умом Людендорфа, который взял на себя всю штабную работу. Этот союз военачальников оказался чрезвычайно плодотворным и грозным для врагов Германии, хотя их вклад в общие победы был неравнозначен, и Людендорф сильно переживал, что созревшие в его уме стратегические и тактические замыслы ставились в заслугу одному Гинденбургу.

План дальнейших действий 8-й армии определился еще до приезда Гинденбурга и Людендорфа: под влиянием своих штабных офицеров Притвиц отказался от идеи отступления за Вислу и начал перегруппировку германских войск против 2-й русской армии. Новый командующий, ознакомившись с обстановкой, был намерен действовать в том же ключе. Немцам повезло: из перехваченных незашифрованных радиосообщений русского командования[76] они узнали, что Ренненкампф в ближайшее время собирается заняться осадой Кенигсберга, куда, по его мнению, после Гумбиннена отошла значительная масса германских войск. Обрадованный Гинденбург, больше не заботясь о тыле, бросил все свои силы в южный район Мазурских озер.

Вторая русская армия, в задачу которой входило отрезать немцам пути отступления и замкнуть кольцо окружения, была укомплектована еще хуже, чем первая. Некоторые ее корпуса на две трети состояли из запасных – «переодетых мужиков», чье походное движение напоминало их командирам «шествие богомольцев». Назначенный командующим 2-й армии генерал Александр Васильевич Самсонов перед началом войны проходил курс лечения на Кавказе и смог прибыть в штаб лишь за несколько дней до выступления в поход. Храбрый кавалерийский офицер и человек чести, в прошлом генерал-губернатор Туркестана, он, однако, не имел опыта командования крупными воинскими подразделениями и был плохо знаком с театром военных действий, где ему предстояло сразиться с подготовленным, мобильным противником, опиравшимся на превосходно организованный тыл. Впрочем, 2-ю армию обрекли на гибель не действия ее командующего, а распоряжения высшего начальства.

Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал Жилинский не скрывал своего мнения, что Восточная Пруссия обещает стать Голгофой для подчиненных ему войск. Даже после победы при Гумбиннене он не изменил своего мрачного взгляда на перспективы дальнейшего наступления. 26 августа Сазонов проинформировал Мориса Палеолога о разногласиях в русском штабе: «Генерал Жилинский… считает, что всякое наступление в Восточной Пруссии обречено на верную неудачу, потому что наши войска еще слишком разбросаны и перевозки встречают много препятствий… Начальник штаба генерал Янушкевич разделяет мнение Жилинского и сильно отговаривает от наступления. Но квартирмейстер, генерал Данилов, с не меньшей силой настаивает на том, что мы не имеем права оставлять нашу союзницу в опасности и что, несмотря на несомненный риск предприятия, мы должны немедленно атаковать».

Палеолог утроил свои усилия, ибо еще 21 августа «получил приказание воздействовать на императорское правительство, дабы ускорить, насколько возможно, наступление русских армий» ввиду того, что «на бельгийском фронте наши операции принимают дурной оборот». 26 августа ему снова телеграфировали из Парижа: «…Нужно настаивать на необходимости самого решительного наступления русских армий на Берлин. Срочно предупредите российское правительство и настаивайте».

 Забрасываемый телеграммами из штаба великого князя Николая Николаевича с требованием ускорить выступление 2-й армии, Жилинский, в свою очередь, всячески подгонял Самсонова. Эта суматошная спешка вызвала у многих офицеров стойкое впечатление, что их гонят на заклание. Рассказывали, что Самсонов, получив приказ о скоропалительном выступлении, закрыл лицо руками и медленно опустился на стул, совершенно раздавленный.

Опасность, которой подвергалась 2-я армия, ясно понимали даже иностранцы. Так, Бьюкенен писал: «Следуя плану кампании, Россия должна была сразу начать наступление на Австрию на юге и обороняться на севере до тех пор, пока все не будет готово для более серьезного наступления на Германию. Если бы Россия считалась только со своими интересами, это был бы для нее наилучший способ действия, но ей приходилось считаться со своими союзниками. Наступление германской армии на западе вызвало необходимость отвлечь ее на восток. Поэтому первоначальный план был соответствующим образом изменен, и 17 августа, на следующий день после окончания мобилизации, генерал Ренненкампф начал наступление на Восточную Пруссию… По мнению лучших русских генералов, такое наступление было преждевременно и обречено на неудачу… Но Россия не могла оставаться глухой к голосу союзника, столица которого оказалась под угрозой, и армии Самсонова был отдан приказ наступать».

Наконец, 19 августа, не завершив штатного формирования, 2-я армия тронулась в путь. Шестидневный разрыв в сроках наступления с армией Ренненкампфа стал роковым, позволив немцам сполна использовать выгоды своего центрального положения.

Оставленный Притвицем заслон – XX-й германский корпус генерала Фридриха фон Шольца, – оказывая упорнейшее сопротивление, откатывался перед русской лавиной. Противники дрались с небывалым ожесточением. 21 августа командир 33-го эрзац-батальона капитан фон Бессер с возмущением писал своей жене: «Мои люди были настолько озлоблены, что они не давали пощады, ибо русские нередко показывают вид, что сдаются, они поднимают руки кверху, а если приблизишься к ним, они опять поднимают ружья и стреляют, а в результате большие потери». Едва ли не больше неприятеля продвижение 2-й армии задерживали плохое снабжение и угрюмая природа Мазурского края – бесчисленные глубокие озера, зыбучие пески, дремучие леса. 23 августа Самсонов сообщал Жилинскому, что его войска утомлены 12-часовыми переходами по опустошенной, покинутой жителями стране, лошади давно без овса, хлеба нет.

В ответ Жилинский передал командующему 2-й армии сведения, в которых не было ни слова правды: что Ренненкампф гонит перед собой германские войска, и что «перед Вами, по-видимому, противник оставил лишь незначительные силы». Разведка в русских войсках была поставлена из рук вон плохо. Немногочисленные аэропланы[77] не поднимали в воздух из-за боязни потерять их, а от казачьих разъездов было не так много проку, как виделось вначале. Русское командование разыгрывало решающий этап операции практически вслепую. На самом деле главные силы 8-й армии Гинденбурга уже разворачивалась против Самсонова. Не подозревая об