Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Утром 30 августа завершилась агония XIII корпуса. Генерал Николай Алексеевич Клюев пытался вывести войска из окружения тремя колоннами. Левая (Невский полк) храбро бросилась в атаку на неприятельские батареи, захватила 20 орудий и в горячей рукопашной схватке была переколота солдатами Макензена. Правой колонне повезло больше – некоторые входившие в нее части пробились сквозь немецкий заслон в полном составе. Но у самого Клюева не достало твердости духа на решительный прорыв. Остановив возглавляемую им дивизионную колонну (20 тысяч штыков и 160 орудий) перед цепью вражеских пулеметов, он выслал к немцам своего ординарца с белым платком. Не сложила оружия всего лишь горстка храбрецов – 165 человек 141-го Можайского полка во главе со штабс-капитаном Семячкиным, – сумевшая с шестидневными боями вырваться из окружения, прихватив с собой две немецкие пушки.
Трагедия двух центральных корпусов 2-й армии разыгрывалась на глазах у ее фланговых подразделений, пребывавших в преступном бездействии. Лишь во второй половине дня 30 августа сводный отряд генерала Леонида Оттовича Сирелиуса, составленный из свежих частей I и XXIII армейских корпусов, отбил у немцев Нейденбург – место смычки войска Франсуа и Макензена. В германском кольце образовалась брешь. Но помощь пришла слишком поздно. Спасать было уже некого.
По заключению генерала Клюева, причинами катастрофы были следующие факторы: «неготовность армии к наступлению, неустройство тыла и коммуникаций, несистемность и чрезмерная форсированность марша, неосведомленность о противнике, растянутость фронта… переутомление от беспрерывного марша с боями, от бессонных ночей и недостатка продовольствия».
От 90-тысячной армии Самсонова уцелело немного: кровавые потери русских составили около 8000 убитыми и 25 000 ранеными; абсолютное большинство последних пополнили собой категорию пленных, общее число которых достигало 60 тысяч. Немцам досталось не меньше 300 орудий и 200 пулеметов. Потери среди высшего армейского руководства также были исключительно велики: 10 генералов были убиты, 13 взяты в плен. В германской армии убитыми и ранеными числилось около 13 000 человек.
Кайзер был оповещен, что на Востоке выиграно «одно из самых блестящих сражений во всей мировой истории». Поскольку за спиной у германских войск, выдержавших в центре натиск XIII и XV русских корпусов, находилась деревня Танненберг[80], Людендорф предложил называть сражение с армией Самсонова «битвой при Танненберге». Это был намек на своеобразное историческое возмездие за сокрушительное поражение под Танненбергом в 1410 году, которое Тевтонский орден потерпел от союзной польско-литовской армии, на чьей стороне выступили также смоленские полки (в российской историографии Танненбергское сражение 1410 года традиционно именуется битвой при Грюнвальде). Слава нового Танненберга должна была затмить позор старого.
К началу осени Ренненкампф остался лицом к лицу со всей 8-й германской армией, усиленной прибывшими из Франции двумя корпусами. Первая армия тоже получила подкрепления. И все равно, численный перевес был на стороне Гинденбурга: 18 германских дивизий против 14 русских и почти двойное превосходство в артиллерии.
7 сентября развернувшиеся германские войска атаковали армию Ренненкампфа по всему фронту. Главный удар наносился по слабому левому крылу русских, занимавшему перешейки между Мазурскими озерами. План Людендорфа заключался в том, чтобы посредством флангового прорыва отсечь 1-ю армию от границы и прижать к морю. Из этого замысла ничего не вышло. Русские дивизии на левом фланге стояли насмерть, дав возможность Ренненкампфу подтянуть к месту немецкого прорыва резервы и организовать отход основных сил на исходные позиции, за Неман. В маневренной войне превосходство осталось за русскими. Людендорф был вынужден признать, что Ренненкампф «очень своевременно начал отступление… Русские сумели организовать отступление и продвигали массы по местности без дорог… Я все время не оставлял мысли, покончив с Ренненкампфом, начать наступление на Нарев… Соответственные распоряжения уже отдавались, но им не суждено было осуществиться…»
Спасение было куплено дорогой ценой. За неделю боев урон 1-й армии в людях почти сравнялся с потерями армии Самсонова: около 20 000 человек убитыми и ранеными, свыше 30 000 пленными, 150 оставленных противнику орудий. Это дало повод генералу Франсуа назвать героя Гумбиннена «вождем умеренных дарований», а Людендорфу – посетовать на то, что «сражение у Мазурских озер не было оценено по достоинству», подобно битве при Танненберге. Глава германского штаба явно забыл слова Шлиффена: «Победа на поле боя не имеет большого значения, если она не приводит к прорыву или окружению. Отброшенный назад противник вновь появляется на других участках, чтобы возобновить сопротивление, от которого он временно отказался. Кампания будет продолжаться…»
15 сентября обескровленные русские армии стояли на тех же рубежах, что и месяц назад, перед началом похода в Восточную Пруссию. Жилинский и Ренненкампф в своих донесениях в Ставку возлагали вину за неудачу друг на друга. Позиции командующего 1-й армии, обладавшего широкими связями в верхах, оказались сильнее. Жилинского сместили с поста, заменив его генералом Николаем Владимировичем Рузским.
Высшее военно-политическое руководство демонстрировало союзникам стойкость перед лицом несчастья. Французский военный атташе генерал Пьер де Лагиш, прибывший в Ставку великого князя, чтобы выразить сочувствие, услышал галантный ответ: «Мы счастливы принести такие жертвы ради наших союзников». Почти в тех же словах Сазонов в беседе с Палеологом подвел черту под августовскими боями в Восточной Пруссии: «Мы должны были принести эту жертву Франции, которая показала себя такой верной союзницей».
Цифры потерь 1-й и 2-й армий заставляли генералов и политиков досадливо морщиться, однако в них не видели повода к тому, чтобы хвататься за голову. В конце концов, это были считанные проценты от наличных сил, все еще казавшихся неисчерпаемыми. Пополнить убыль в живой силе было проще простого. Гораздо труднее было преодолеть моральную растерянность от поражения, сильно подрывавшего репутацию русской армии как безудержной лавины, которая сметает все на своем пути. 10 сентября Морис Палеолог разочарованно записал в свой дневник: «Ясно, что русским не по плечу бороться с немцами, которые подавляют их превосходством тактической подготовки, искусством командования, обилием боевых запасов, разнообразием способов передвижения». При планировании дальнейших операций против немцев русский генералитет уже не смог избавиться от «подавленности, растерянности, уныния заранее побежденных» (А.А. Керсновский). Армия разуверилась в высшем руководстве. Впоследствии заслуженный профессор Академии Генерального штаба генерал Петр Иванович Изместьев утверждал, что если посредственные немецкие генералы били наших, то одно из объяснений этому факту заключается в том, что наши были еще неспособнее[81]. Протопресвитер Георгий Шавельский в связи с этим вспоминает характерный эпизод, относящийся к январю 1915 года. В Гомеле Верховный главнокомандующий производил смотр вновь сформированному XV корпусу. «Корпус
