И на дерзкий побег - Валерий Николаевич Ковалев
— Так сюда же перешел? — подмигнул Трибой. — В чём проблема?
— Боюсь, однако, — тяжело вздохнул.
— А если так? — вынул из кармана кисет Лосев, развязал и высыпал на прилавок несколько самородков. Они заискрились в луче бьющего из окна солнца.
— О! — дёрнулся Ювэй. Глаза жадно заблестели. — Все будут мои? — ткнул в кисет пальцем.
— Все.
— Тогда согласна — облизал губы.
— Ну, вот и хорошо. Эти тебе в задаток, — Лосев подвинул маньчжуру часть золота. — Остальное получишь на месте.
Тот быстро спрятал аванс за пазуху.
Договорились отправиться на следующее утро. Псоле чего, попрощавшись, вышли.
— Хитрый и жадный, гад, — сплюнул в траву Шаман, когда отошли от дома.
— Мне он тоже не понравился, — пробасил Громов. — Глаза как у гадюки.
— Ничего не попишешь, ребята, капиталист, — беззаботно сказал Трибой.
Всю вторую половину дня в «лавке» бойко шла торговля, а друзья собирались в дорогу. Тщательно вычистили и проверили оружие, собрали вещмешки, не забыв военную форму, оставили часть золота Громову.
Тот стал было отказываться, мол, и так изрядно помогли.
— Бери, пригодится, — сказал Лосев.
— На свадьбу, — добавили Трибой с Шаманом.
Решили отблагодарить и общину, отсыпав для неё горсть в тряпицу.
Прошли по улице к избе Киприяна. Тот, сидя у окна, читал какую-то старинного вида книгу. В горнице было чисто и опрятно, в красном углу — иконы. Под ними теплилась лампадка, пахло ладаном и сухими травами.
— С чем пожаловали? — встав, снял очки.
— Завтра уходим, отец, зашли попрощаться, — сказал Лосев. — Это вам за пристанище и заботу, — положил на стол узелок.
— Что там? — близоруко взглянул.
— Золото. Намыли по дороге. Для вашей общины.
— Спасибо, коли так, — чуть поклонился. — Знаю, держите путь к нашим землякам в Китае. Передавайте от нас благословение и привет.
— Обязательно, — ответили все трое и, развернувшись, пошагали к двери.
— Храни вас Господь, — прошелестело вслед.
От Киприяна зашли к старосте и Харитону с Касьяном, где тоже простились. На вечерней заре вернулись назад.
Там всех ждал приготовленный Громовым ужин. На столе скворчала в противне жареная баранина, в плошках красовались солёные огурцы и груздья. Тут же серела нарезанная коврига хлеба и матово блестела четверть.
— Не слабо, — оценили друзья. — А откуда брага?
— Дали вместе с овечкой за работу, — пригласил хозяин всех к столу.
Когда рассевшись, выпили по первой и принялись закусывать, в сенях загремели сапоги, вошли Митрофан с сыном. У первого завернутый в холстину окорок, у Клавдия — уже знакомый жбан. Обоих тут же пригласили с гостинцами к столу, повторили. Вскоре появился ещё гость, Пантелей. В казачьей, заломленной набекрень фуражке и шароварах с лампасами.
— Вот, — выставил на стол две бутылки спирта. — Зашел проводить. Если не против.
— Садись, есаул, какой разговор, — довольно зашумели.
Застолье набирало обороты, спустя пару часов грянула песня.
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали!
— густым басом выводил Громов
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали!
— дружно подтягивали остальные.
Уходили в предрассветных сумерках…
Впереди размеренно шагали навьюченные олени, работник торговца, Жонг, вёл первого оленя в поводу. На последнем покачивался в седле Ювэй, за ними с автоматами на плечах шли Лосев, Трибой и Шаман.
С околицы деревни друзей провожал взглядом Громов. Когда скрылись в тайге, кузнец обернулся и, вздохнув, пошёл обратно.
По осенней тайге, держа путь на запад, двигались неделю. В преддверии зимы она стояла молчаливая и пустая. Гольцы курились туманами, утренники стали холодными, на пожухлых травах иногда блестел иней. Судя по поведению Ювэя и работника, шли они проторенным путём.
На ночь останавливались в глухих распадках, ночуя у костра и выставляя охрану, дважды ночевали в старых заброшенных балаганах. Торговец оказался словоохотливым и на стоянках, попивая крепкий чай, рассказывал спутникам о делах в Китае. Так выяснилось, что война там продолжается. Армия Чан Кайши с переменным успехом сражается с красными отрядами Мао.
— И кто там сейчас берёт верх? — спросил в одном из разговоров Лосев, помешивая в костре поленья.
— Сложно сказать, насяльника, — пожал Ювэй жирными плечами.
Он с первого дня понял, что среди русских тот старший и называл его только так.
— А всё-таки? — шелуша в ладонь кедровую шишку, спросил Шаман.
— У правительства большая армия и много оружия, но отрядам Мао помогает ваш Сталин.
— Это как?
— Он тоже даёт им оружие, хочет, чтобы коммунисты победили.
— И что? Оправдывают доверие? — покосился на маньчжура Трибой.
— Моя не знай, — развёл руками. — Но вроде как наступают. Захватили Цицикар, захватили Харбин, а ещё много селений и деревень.
— Да, — хмыкнул Шаман. — Как бы нам не попасть на новую войну. При таком раскладе.
На девятые сутки к вечеру вышли к широкой, с плавным течением реке, поросшей густыми зарослями.
— Уссури, — показал с седла на другой берег Ювэй и что-то на китайском приказал Жонгу.
— Тин[127], — откликнулся работник и повернул аргиш в сторону.
Прошли по берегу с километр вниз до укрытой в густых зарослях тростника протоки. Тут остановились. Жонг, передав повод Трибою, исчез в них и вскоре вернулся.
За ним шли ещё трое в широких шляпах из соломы, коротких замызганных халатах и сандалиях.
— Тоже моя работники, — слез с седла маньчжур и отдал приказ.
Прибывшие стали развьючивать оленей и таскать мешки в заросли, потом, сняв с них упряжь, отпустили в тайгу. Ювэй и остальные молча наблюдали.
Затем он обернулся к Лосеву и махнул рукой:
— Айда за мной.
Хлюпая ногами в неглубокой тине, двинулись следом. Под купающей в воде листья ивой была спрятана джонка. Погрузились туда. В лодке имелись три банки, вдоль них лежала бамбуковая мачта и свернутый парус. Здесь же мешки
