Юрий Никитин - Князь Владимир
– Ты их снимешь с трупа.
– Мне нужны доспехи, – ответил Владимир. – А с живого или трупа – решать тебе.
Вятич начал подниматься. Олаф с удовольствием взмахнул кулаком. Вятич рухнул навзничь. Олаф сказал проникновенно:
– Это тебе за придурка, тюлень в перьях!
Вятич приподнялся, руки разъехались, и снова упал. Теперь кровь текла уже из ушей. Шея и грудь стали красными. Печенег, кривясь от боли, прохрипел:
– Збышко… отдай.
– Ни за что, – ответил вятич упрямо.
– Отдай, – сказал печенег сипло. – Они ж не поединщики. Нет стыда отдать доспехи и даже коней.
Вятич закашлялся, кровь булькала во рту, он выплевывал струйками и темными сгустками, но в голосе все равно были стыд и ярость:
– Я лучше умру!
– Твое дело, – ответил Владимир сухо.
Он приставил кончик сабли к белому горлу. Сзади вскрикнул печенег:
– Не убивай парня!
Голос бы просящий, голос побежденного. Владимир мгновение смотрел в чистые глаза вятича, тот ответил мужественным взором. В глазах молодого богатыря были вызов и презрение к смерти.
– Дурак, – сказал Владимир тихо.
Он внезапно ударил рукоятью в висок. Парень безжизненно завалился набок. Владимир отпрыгнул, держа саблю наготове. Печенег поднялся, его шатало, обеими руками хватался за грудь. Закашлялся, выплюнул темно-красный сгусток крови с белым камушком зуба.
– Сними с него доспехи, – велел Владимир холодно.
Сердце трепетало, он боялся спугнуть удачу. Печенег потрогал юного друга, тот не шевелился, но печенег вздохнул с облегчением: жив все-таки, снял пояс, начал стаскивать сапоги, панцирь.
Олаф сбросил лохмотья. Печенег оглянулся на его могучую фигуру, на миг даже задержал дыхание. Викинг был великолепен в своей грозной мощи, а его выпуклые мышцы были покрупнее, чем у поверженного, да и у самого печенега.
– Если не поединщик, – пробормотал печенег смятенно, – тогда кто же?
– Снимай, пока тот не очнулся, – напомнил Владимир.
Печенег нехотя кивнул, здравую мысль надо принимать даже от врага, торопливо стаскивал с молодого соратника доспехи и одежду. Тот застонал, когда печенег стянул второй сапог. Вопросительно оглянулся на Владимира. Тот буркнул:
– Ладно, не срами парня. Оставь одежку.
Олаф сказал предостерегающе:
– У тебя на заднице дыра! Я все смотрю, смотрю, а потом и…
– Нашел куда смотреть, – огрызнулся Владимир. – У нас остались монеты. В ближайшей веси зашьем, а то и купим новые.
– Смотри, твои портки, – буркнул Олаф.
Он уже напялил на себя одежку киянина, застегнул на поясе широкий ремень с длинным ножом, а также перекинул через плечо перевязь с богатырским мечом. Сам киянин все еще лежал поперек дороги. Теперь в одном исподнем белье. Печенег придержал вятича, тот пытался подняться, мотал головой. Печенег оглянулся на Владимира:
– Кто вы?
– Вы добудете еще и коней, и хорошие мечи, – ответил Владимир. – И пусть твой молодой друг не убивается. Мы взяли только наскоком. Вы сильномогучие богатыри, мы бы в открытом бою… ну, вряд ли сумели бы.
Он вскочил на коня печенега. Конь захрапел, раздувая ноздри, Владимир с силой сжал колени. Он чувствовал чудовищные глыбы мышц, давил изо всех сил, давая ощутить и свою силу. Второго коня ухватил за повод. В глазах Олафа было сильнейшее беспокойство. Он морщил лоб, оглядывался, Владимир спросил:
– Ну, поедем?
– Я лучше проведу в поводу, – ответил Олаф напряженным голосом. – Впереди чувствуется ручеек… а нет, то и в реке напою, сам напьюсь…
Владимир открыл рот, посмотрел на сердитого Олафа, снова закрыл. Торопливо согласился:
– Да-да, поведи коня. Прощайте, богатыри! Мы не враги, но ваши кони нам могут сохранить шкуры.
Когда их отгородила гряда высоких кустов, Олаф оглянулся. Спина викинга была напряженной, словно вел не коня, а огнедышащего дракона.
– Мне кажется, я ихнего главного искалечил… Помрет небось.
– Их жизнь такова, – ответил Владимир и сам удивился безразличию в своем голосе. – Зато умер не в постели, а погиб в чистом поле… По-мужски! Олаф, ты плаваешь как рыба, со дна моря достаешь монеты, водишь драккар по звездам, даже в бурю прыгаешь со своего корабля на чужой, но что твое умение в Степи, если робеешь перед конем?
Олаф пугливо оглянулся, конь свирепо дышал ему в затылок.
– Коня? Где ты видишь коней? Это какие-то драконы! Того гляди укусит или лягнет.
– Ага, – сказал Владимир удовлетворенно, – наконец-то узрел настоящих боевых коней. Да, это не смирные рабочие лошадки, которыми довольствовались… Ну как, хорошие обычаи на Руси?
Олаф почесал в затылке. Его широкие плечи плотно облегала миланская кольчуга, ноги теперь в добротнейших сапогах на двойной подошве из свиной кожи, портки из настоящей паволоки, тяжелый пояс с серебряными бляхами, а на боевом коне одно седло стоит целого драккара!
– Замечательные, – признал он. – Вот так выезжают в чисто поле, дабы поискать сильнее себя? Сразиться и победить? Да, это достойно мужчин!.. Думаю, боги собираются смотреть, когда такие богатыри сходятся на двобой.
Владимир похлопал своего коня по влажному боку. Голос юного князя-изгоя стал неожиданно деловым:
– А главное, можно быстро разбогатеть. Правда, риск велик… Можно всю жизнь землю ковырять сохой, зато никакого риска, хоть нет и прибыли. А здесь при удаче сразу и конь, и кошель… Да-да, я заглянул. Есть серебро, штук пять золотых монет. Немного, но все-таки…
– Все-таки мы не гнули спины, – согласился Олаф. – Удивительная страна! Мы, викинги, сходимся в схватке лишь тогда, когда видим богатую добычу. А тут просто ради славы? Как, говоришь, зовется этот народ?
– Здесь разные племена, – ответил Владимир. Он вспомнил киянина, вятича, печенега. – Но теперь они просто русские люди.
Глава 28
Они ехали еще трое суток. Как назло, степь была ровная, как выструганный стол, ни ручейка, ни речушки. Кони страдали от жажды, солнце все еще жгло, хотя осень уже стряхивала листья на землю.
Владимир, исхудавший и черный от жгучего солнца, вдруг прошептал полопавшимися от жажды губами:
– Олаф, когда-то об этом будут слагать песни.
Олаф, сам красный от солнца и ветра, прорычал зло:
– Если доживем.
– Уже…
– Что – уже?
– Дожили, говорю!
Олаф поднял голову. В воздухе чувствовалась свежесть, доносился негромкий мощный гул. Земля, казалось, чуть подрагивала. А над далеким обрывом торчала едва заметная голая верхушка дерева.
И лишь присмотревшись, Олаф понял, что это не дерево, а мачта корабля. Они добрались до берега моря, на другом берегу которого лежит сказочный Царьград!
Корабль стоял у берега всего полдня и ночь, брали у местных жителей зерно. На зорьке отплыли, но среди ночи Владимир ощутил, как кто-то переступил через спящего викинга, а в слабом свете звезд блеснуло лезвие ножа.
Он ударил обеими ногами. Человек рухнул на Олафа, тот мгновенно проснулся, сгреб незнакомца и тут же для верности сломал руку с ножом.
Тут же, пока схваченного медленно резали ножами и вытягивали кишки, гридень Ярополка, так он назвался, указал еще на двоих. Оказывается, великий князь киевский отряд Варяжко послал наперехват по дороге «из варяг в греки», а им троим на всякий случай велел постеречь до зимы здесь, у моря, куда сходятся корабли. Милостиво прикончили несчастного, спустили за борт без плеска, а потом отыскали тех, зарезали и сбросили за борт.
Утром хозяин корабля дивился внезапному исчезновению троих, но Владимир спросил лишь, заплатили те вперед или нет. Хозяин тут же повеселел. Плату в самом деле взял вперед, а на прокорме сэкономит.
С облегчением вздохнул и Олаф. При одном убитом нашелся весьма увесистый кошель с золотыми монетами. Теперь, пока их беспокоить не будут, надо успеть до Царьграда отоспаться и отъесться.
Владимир хмурился. До Царьграда вряд ли их достанут, но в самом Царьграде не только купцы из Киевской Руси, но и разведчики. Теперь они все – Ярополковы. А в этом мире не всегда бьют в грудь. Все чаще – в спину.
Владимир не страдал от морской качки, а Олаф вовсе был рожден на драккаре. Пока плыли, оба обросли прежним тугим мясом, выглядели уже не странниками, а свирепыми воинами. Олаф от безделья начал затевать с моряками драки. Хозяин начал посматривать на обоих опасливо, облегченно вздохнул и перекрестился, когда вдали показались белоснежные сторожевые башни Золотого Рога.
Владимир не сразу понял, в чем дело, почему в сердце заползла сладкая боль, но когда, заслоняя весь мир, перед ним встало огромное лицо небесной девочки с мудрыми понимающими глазами, он лишь в отчаянии сжал кулаки. Снова приближается к ней, которую в детской гордыне пообещал взять!
Как в беспамятстве он сошел в порту, вместе с толпой купцов прошли через огромные ворота в Новый Рим, Константинополь, он же Царьград. Олаф в восторге вскрикивал, больно тыкал Владимира огромным кулаком:
