Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис
– Нам придется уничтожить ширму? – с сожалением спросила я.
– Возможно, нам удастся избавиться от паразитов, обработав ее раствором, – сказал инспектор. – Но лучше все же сжечь. Посмотрим.
Дом был опечатан для проведения дезинфекции. Беженцев попросили взять все необходимое и побыть до вечера в общественной столовой на Сент-Леонард-Террас, пока не придет время отправляться на ночлег в бомбоубежище. К утру санобработка будет завершена, и они смогут вернуться. Я очень сочувствовала этим людям – им снова приходилось покидать насиженное место. Ужасно, что такое случилось с ними в Англии, но ничего не поделаешь.
На следующее утро санитарная инспекция провела еще один контрольный осмотр. Они же приняли решение не возвращать китайскую ширму. Обидно, что такая прекрасная вещь стала рассадником таких мерзких тварей. Но, как сказал инспектор, «паразиты тоже умеют ценить красоту». Миссис Фрит призналась, что сразу поняла, в чем дело, едва только увидела красные шишки на руках перепуганных женщин. Но моя экономка была слишком большим дипломатом, чтобы заявить вслух о своей догадке.
Укусы прошли благодаря лосьону доктора Пеннелл, клопы исчезли благодаря дезинфицирующему раствору, которым обработали помещения. Беженцы вернулись и выдвинули единогласное требование – переселить их в другой дом: «Уж мы-то наверняка знаем – если клопы появились, от них не избавиться никакими средствами, а дезинфицирующие растворы не внушают доверия». Мэрия ответила, что это невозможно и, поскольку в данный момент клопов в доме нет, люди должны оставаться на месте. Беженцам пришлось смириться, но их мнение о легендарной британской аккуратности было сильно подорвано.
Сюзанну происшествие с клопами расстроило и позабавило одновременно. У меня вошло в привычку регулярно навещать Фицджеральдов в Королевском госпитале. И всякий раз я заставала Сюзанну за хлопотами по хозяйству. Когда у Мориса выдавалось свободное время, он водил меня по старинному особняку, показывая что-нибудь необычное или указывая на детали, которых я прежде не замечала. Мне казалось, что жить в таком чудесном месте с такой долгой историей, в доме, где полно призраков прошлого, должно быть очень приятно. Здесь я неизменно погружалась в атмосферу покоя и умиротворения, которого не находила нигде больше. А меж тем осенью на территорию Королевского госпиталя прилетели восемь осколочно-фугасных снарядов, а в ночь на 16 октября возле лазарета упали три бомбы, все три не разорвались. Пришлось объявить эвакуацию постояльцев. Конни Одс, дежурная отряда гражданской обороны, рассказывала, как ей пришлось помогать усаживать стариков в инвалидные кресла, чтобы персонал мог вывезти их из опасной зоны. Некоторые были тяжело больны, но все равно не хотели переезжать. Старые солдаты не привыкли спасаться бегством, они желали оставаться на своем посту. Но бомбы могли разорваться в любой момент, так что воякам пришлось подчиниться приказу саперов и перебраться в другую часть здания.
Один из стариков упрямился и никак не хотел садиться в инвалидное кресло. Объяснить ему что-либо было невозможно, поскольку он находился в глубокой деменции, но зато обожал детские забавы. Конни пришлось затеять игру в прятки и таким образом выманить его из комнаты. И только когда караван кресел на колесах готов был тронуться в путь, Конни вдруг сообразила, что старики так и сидят в пижамах и ночных рубашках: их в спешке подняли с постели, не дав времени одеться, чем вызвали справедливое возмущение пожилых людей!
Однажды, когда мы с Ричардом ужинали у Фицджеральдов, с неба посыпались зажигательные снаряды. Мы видели, как Морис бродит по саду, волоча за собой шланг для полива, высматривая, нет ли где возгорания. В противогазе, озаренный отблесками странного мерцающего света, он был похож на какое-то доисторическое чудовище с длинным гибким хвостом. Позади него вышагивала Элизабет, на голове у нее красовалась знаменитая французская каска Сюзанны. Наш ужин начинался в изысканной обстановке в огромной столовой за большим дубовым столом, на котором горели свечи в старинных канделябрах, а из окон открывался великолепный вид на Темзу. Но завыла сирена, и мы вынуждены были прерваться. Отложив десерт, Морис и Ричард отправились тушить зажигалки.
Мать Сюзанны была прикована болезнью к постели. Лежа среди пышных подушек в изящном кружевном чепце с бледно-лиловыми шелковыми лентами, она брала в руки четки и принималась за дело. Чем громче становилось гудение вражеских самолетов, постепенно перерастающее в оглушительный рев, к которому примешивался ужасающий свист падающих бомб, тем быстрее двигались бусины розария в хрупких пальцах пожилой женщины и тем громче звучала ее молитва «Радуйся, Мария». Во время этих ночных бдений она молилась за каждого члена семьи и всегда знала: каким бы сильным ни был налет, ее зять неизменно отправляется патрулировать территорию Королевского госпиталя.
Глава седьмая
Дженни радовалась, когда стало известно о формировании на территории Голландии движения Сопротивления. Отдельные подпольные группы всячески досаждали оккупационным властям: начиная от мелкого саботажа и демонстративного презрения к нацистам до нападений под покровом ночи на солдат и офицеров, тела которых утром вылавливали из каналов Амстердама. Одним из первых возник «Союз Нидерландов»[65]. Но его основатели не верили в освобождение страны и восстановление королевского дома Оранских. По этой причине доктор Хендрик Колейн[66], занимавший пост премьер-министра Нидерландов до лета 1939 года, покинул организацию. Я познакомилась с доктором Колейном, когда жила в Голландии и писала портрет одной из внучек премьер-министра. Помню, с каким благоговением я смотрела на картину Вермеера, висевшую в его прекрасном доме в Гааге. Сам доктор Колейн очаровал меня: его удивительная искренность и верность своим принципам внушали огромное уважение. Я также часто вспоминала мою приятельницу-англичанку, вдову известного голландского профессора, принадлежавшего к кружку университетской элиты: как-то теперь ей живется при ненавистном Зейсс-Инкварте[67] и его прихвостнях? А как относятся в других странах к моим соотечественницам, уроженкам Британии, которые вышли замуж за норвежцев, бельгийцев, немцев? Принимают ли их так же, как у нас принимают немецких жен? Сомневаюсь.
Генерал де Голль стремительно набирал силу. Он вернулся из Французской Экваториальной Африки, где реорганизовал администрацию провинции; то же было сделано и в Камеруне. Генерал выступил с резким заявлением, осуждающим правительство Виши: по его словам, граждан лишают основных прав и свобод; однако он не сомневался, что дух свободолюбия, некогда вдохновлявший Жанну д’Арк и Жоржа Клемансо, и в наши дни приведет к победе над врагом. Теперь членов движения «Свободной Франции» можно было встретить во всех уголках Лондона. Иногда я работала в качестве волонтера во французской общественной столовой. По сравнению с тем, чем мне приходилось заниматься в больнице, работа больше напоминала отдых. Несмотря на беды, обрушившиеся на их страну, французы оставались веселыми и жизнерадостными и прекрасно сумели приспособиться к новым условиям жизни. Мне нравились вечера, которые я проводила вместе с ними: они смеялись, пели и танцевали, причем с таким азартом, что порой грохот «Блица» тонул в шуме песнопений «Свободной Франции».
В Лондоне по-прежнему кипела ночная жизнь: несмотря на действующий режим затемнения – а может быть, благодаря затемнению, – в пабах и кафе народ веселился под рев популярных мелодий «Roll Out the Barrel», «Lambeth Walk» и «Run, Rabbit, Run». В начале войны абсолютным хитом стала песня «We’re going to hang out our Washing on the Siegfried Line». Она распространялась как лесной пожар – зажигательная мелодия и задорные слова нравились публике. Но после Дюнкерка и падения Франции мы ее больше не слышали – увы, линия Зигфрида оказалась прочнее линии Мажино[68].
