Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис
Потом настал наконец день, когда Франческа должна была отправиться в Вустершир в детский приют. Катрин ехала вместе с дочерью, поскольку все вокруг убеждали ее, что расставаться с ребенком для матери противоестественно. Я провожала их на вокзале, небольшая группка отъезжающих состояла из нескольких беременных женщин, которых сопровождала бельгийская медсестра. Катрин горько плакала, когда пришла пора прощаться, а я чувствовала себя настоящей предательницей, из-за того что пошла на поводу у общественного мнения и вместе с остальными уговорила молодую женщину уехать из города.
А три дня спустя Катрин вновь стояла на пороге моего дома! Ей не понравилось в приюте, несмотря на доброе отношение персонала и налаженный быт. Будущие мамы донимали Катрин вопросами, и ее это раздражало, как и сами женщины. Она оставила Франческу на попечении нянь, а сама вернулась в Лондон, чтобы осуществить свое заветное желание – поступить на военную службу. Ее комната в доме для беженцев была свободна, там все осталось без изменений, как в день отъезда, – пустая кровать в углу и свернутый матрас. Я позвонила в отдел мэрии, занимающийся делами беженцев, там сказали, что Катрин может занять свою прежнюю комнату, но поскольку она больше не ухаживает за ребенком, ей придется работать.
Но Катрин еще недостаточно окрепла после болезни. Доктор Пеннелл твердо заявила, что пока она не годится ни для какой работы и ей разумнее всего было бы оставаться в деревне, где хорошая еда и свежий воздух. Я не стала добавлять к заключению врача мои собственные увещевания насчет возвращения в Вустершир, прежде всего потому, что видела – уговаривать Катрин бесполезно. Есть женщины, у которых материнский инстинкт выражен слабо. Я лишь не понимаю, почему это считается неестественным. Возможно, в иной ситуации Катрин могла бы стать хорошей матерью, но жизнь и обстоятельства изменили ее. Катрин горела желанием работать на благо Британии, так же как моя подруга Марианна Дюкруа хотела сделать что-то полезное для оккупированной Франции. Марианна обучалась за городом для работы, которая, насколько я поняла, была совершенно секретной. Она пару раз писала мне и однажды приехала в Лондон навестить нас. Марианна был одета в форму организации «Свободная Франция»[64], которую носили все последователи генерала де Голля. При виде моей подруги в военной форме патриотическое рвение Катрин разгорелось с новой силой. Однако здоровье не позволяло ей поступить на службу. Доктор Пеннелл заметила, что она только все испортит, если попытается поступить в армию прямо сейчас и не пройдет чрезвычайно строгую медицинскую комиссию. А вот через полгода, когда полностью восстановится, у нее появится реальный шанс осуществить свою мечту.
В первый же день, когда Катрин водворилась на прежнем месте, я зашла проведать ее. Сирены воздушной тревоги в тот вечер завыли позже обычного. Порой мы надеялись, что они не завоют вовсе, поскольку у нас уже было несколько спокойных ночей, прошедших без бомбежек. Первая такая ночь выпала на 3 ноября. Войдя в комнату, я обнаружила Катрин, сидящую у огня, она сложила руки на коленях и пристально уставилась в одну точку. В углу комнаты стояла опустевшая колыбель, а рядом – ванночка, в которой купали Франческу. Вид у Катрин был потерянный и несчастный. От одного взгляда на нее у меня заныло сердце. Я подошла, крепко обняла молодую женщину за плечи и прижала к себе. Внезапно она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
– Ты скучаешь по Франческе? – спросила я.
Катрин молча кивнула и зарыдала еще сильнее. Но когда я предложила ей вернуться в Вустершир, отчаянно замотала головой.
– Нет, там мне не место. У меня есть другая работа, здесь. Я должна!
Однажды вечером, когда у нас собрались гости, неожиданно нагрянули несколько бельгийских женщин из дома на Тедуорт-сквер. Охваченные страшным волнением, они сообщили, что почти у всех обитателей приюта появились большие красные пятна на руках, на ногах и по всему телу. Женщины закатали рукава и продемонстрировали сыпь. Я никогда не видела ничего подобного. Надо ли говорить, что речь шла о том доме, где жил Великан, и что именно он пострадал больше остальных.
Явившиеся с дурной вестью гонцы наблюдали за мной с выжидательным интересом. Две из них были сестрами, чьи мужья остались в Бельгии, обе прибыли в Англию с маленькими дочерями. Мне ничего не оставалось делать, как только отправиться вместе с ними обратно на Тедуорт-сквер.
Хотя эти двое были сестрами – а возможно, именно поэтому, – всю дорогу они не переставали ссориться. К тому же у дочери одной из них все тело оказалось усыпано красными шишками, а у второго ребенка кожа была совершенно чистой. Этот факт стал причиной новой вспышки ожесточенных препирательств. Мать заболевшей девочки уперла руки в бока и с вызывающей улыбкой уставилась на меня:
– Как думаете, marraine, что это?
Я сказала, что понятия не имею, терзаясь в глубине души самыми страшными предположениями, и предложила немедленно пойти к доктору Элис Пеннелл. Как сейчас вижу доктора Элис в ее великолепном темно-синем сари с золотистой каймой, склонившуюся над протянутыми к ней пухлыми веснушчатыми руками двух бельгиек. Затем она попросила женщин расстегнуть блузки и осмотрела их грудь. После чего велела им одеться и со смехом обернулась ко мне:
– Неужели не догадываетесь, в чем дело?
– Укусы насекомых? – рискнула предположить я.
– Совершенно верно! – кивнула она и добавила, понизив голос: – Клопы!
Я сказала, что у остальных обитателей приюта точно такие же укусы.
– Вам нужно сообщить об этом санитарному инспектору, – снова рассмеялась доктор Элис. – Помещение пройдет санобработку, а некоторые вещи, вероятно, придется сжечь.
По-фламандски клоп называется wandluis, в Бельгии эти насекомые отнюдь не редкость, но когда я объяснила женщинам, что их покусали клопы, возмущению не было предела.
Какая гадость! О нет, дома они к такому не привыкли! Ужас! Надо же, как, оказывается, грязно в Англии! И конечно же, появление клопов в доме на Тедуорт-сквер не имеет к жильцам никакого отношения, нет-нет, они тут ни при чем! Разве я сама не проверяю раз в неделю чистоту их комнат?
– Я знала, я так и знала! – завопила вторая женщина. – Просто не хотела говорить, пока marraine сама не убедится. Но даже она не сразу поняла, что это за шишки, а ведь marraine работает медсестрой.
Доктор Пеннелл от души хохотала над моим замешательством, а женщинам велела успокоиться и смазала пораженные участки кожи специальным лосьоном. Потом сказала, что даст мне бутыль лосьона для остальных покусанных. На этом мы попрощались с доктором и поспешили домой, поскольку завыли сирены – начинался очередной авианалет. Но, похоже, в данный момент рассвирепевшим сестрам было не до бомбежки, куда больше их занимали клопы. И пугали гораздо сильнее.
– Marraine, думаете, мы подцепили их в бомбоубежище? – причитали они. Однако далеко не все беженцы ночевали в одном и том же убежище. Так что, на мой взгляд, рассадник находился в самом доме.
На следующее утро я отправилась в ратушу и поговорила с сотрудником отдела здравоохранения, оказавшимся на редкость приветливым человеком. Мы вместе пошли в злосчастный дом на Тедуорт-сквер, где провели долгий и тщательный осмотр всех комнат. Пока шла проверка, инспектор посвятил меня в тайны жизни кровососов. История оказалась поистине захватывающей. Я узнала, что клопы способны впадать в спячку и могут долго пролежать в фундаменте старых построек, а затем, когда на этом участке построят новое здание и в доме появятся обитатели, паразиты очнутся и примутся за дело. Обычно гнездо находится в каком-то одном месте, например в мебели. Поэтому нам нужно не просто обработать помещения, но постараться найти рассадник заразы.
Мы обыскали весь дом, дюйм за дюймом. Инспектор был восхитительным рассказчиком, в его компании поиски превратились в захватывающее детективное расследование. Мы попросили всех постояльцев освободить комнаты. Они послушно высыпали на улицу, и лишь Великан с мрачным видом мерил шагами коридор. Мы обследовали несколько комнат – ничего. И наконец добрались до одной, где стояла изящная ширма. Как я уже говорила, вся мебель в приютах была предоставлена жителями Челси в качестве благотворительного пожертвования, в том числе и эта старинная китайская ширма из расписного шелка. Потрясающая тонкая работа, я не отказалась бы иметь такую дивную вещь у себя в мастерской. После того как мы осмотрели кровати и стулья, перетряхнули коврики и проверили обои, я остановилась перед ширмой, любуясь тонким рисунком. Тем временем инспектор достал из кармана перочинный ножик и со словами: «Интересно, не эта ли красавица всему виной» – начал резать кончиком ножа одну из мягких шелковых панелей. Он действовал крайне аккуратно, стараясь нанести как можно меньше ущерба. Я была в ужасе от того, что нам вообще приходится резать произведение искусства. Но тут раздался торжествующий возглас инспектора: «Ага! Попались! Нет, вы только посмотрите!» – и он показал мне отвратительное гнездо кровососов.
