Убитый, но живой - Александр Николаевич Цуканов
Да с такими руками… Ее ладони походили на землю, растрескавшуюся от безводья, а там, где ладони две тысячи четыреста раз шоркались о края бункера-накопителя, пролегал багрово-черный след, не отмываемый никакой пастой…
Анна, заметив его взгляд, сдернула со стола на подол руки, сказала:
– Забыла в обед тумбочку инструментальную закрыть, утащили нитяные перчатки, а их раз в неделю выдают. Год бы еще продержаться до пенсии, – сказала она, как, случалось, уже говорила близким знакомым, и снова ладонью отмахнулась, только уже иначе, расслабленней, и даже губу нижнюю прикусила, так ее захлестнула обида, что ведь молоденькая соседка, скорее всего, уцепила перчатки да заодно маленькую плитку шоколада «Сказки Пушкина», что один ухажер давний «всучил» – так она нарочито грубовато говорила, хотя было приятно. С той поры, как уехал Аркаша Цукан на очередную свою шабашку, только Ваня дарил ей к Восьмому марта самодельные полочки-рамочки.
«Ничего мы там не знаем о сегодняшней России. Да и Россия ли это?» – подумал Андре с горькой укоризной, обращенной к кому-то без имени и лица. Он бы мог еще сто раз приезжать в Москву, ездить по городам, пережевывая «культурные программы», и ничего, совсем ничего бы не увидел, не понял…
– Мы сможем завтра съездить на хутор? – спросил Андрей Павлович.
– Так там ничего не осталось… Разве что само место.
– Тогда я подъеду в десять часов. Да?.. А сейчас мы с Ваней прокатимся по городу. Не против?.. Ну и отлично.
Ваня даже калитку не запер, так ему не терпелось усесться в новую «двадцатьчетверку». Машины оставались его нереализованной страстью. Андре, словно угадав Ванино желание, подтолкнул к передней дверце.
– Где мы сможем хорошо пообедать?
– Только в «Интуристе», – ответил Миша, не задумываясь, как учили.
– А еще? – спросил Андре, заранее сообразив, что Ваня там будет чувствовать себя неуютно.
– А еще дома, – неожиданно подал голос водитель и хохотнул. – Еще в обкоме неплохо и совсем дешево.
– Тогда в обкомовской. Там почти как в «Интуристе», вот только успеем ли до трех?
– Успеем, – ответил непререкаемо водитель-крепыш лет сорока-сорока пяти, утягивая вверх излишне расслабленный узел галстука.
Он вел «Волгу» с профессиональным шиком, стремительно разгоняясь на коротких отрезках. Когда выехали на проспект, попер прямо по осевой разметке, обгоняя всех подряд, пролетая перекрестки на желтый сигнал светофора, словно давно выучил их все наизусть.
На входе в обком партии предупредительный милиционер проверил у всех документы, с усмешкой глянул в Ванино ученическое удостоверение. Показал на вешалку: «Пожалуйста, проходите, товарищи!» Ваня одернул коротковатую курточку, волосы пятерней разгладил, как мог, озираясь, оглядывая, ковровые дорожки, люстры, бронзу. «Как во дворце», – решил он, хотя во дворцах не бывал, но представлял теперь их именно такими.
В столовой – уют, чистота, белые скатерти, официантки в накрахмаленных кокошниках, панели обшиты светлой ясеневой доской.
В меню выбор небогатый, но то, что подали, оказалось отменного качества, даже сдержанный обычно Андре, доедая солянку сборную, вскинул вверх большой палец. Миша, как бы приняв эту похвалу на свой счет, пожал выброшенную вперед руку.
– Фирма! Я зря не болтаю.
Он быстро расправился с обедом и убежал, предупредив, что будет у выхода через пятнадцать минут. «Они и обедать толком не умеют», – отметил про себя Андре, сожалея, что под такой обед нельзя заказать хорошего вина.
– Ваня, давай я тебе закажу мясное, салат? – предложил Андре.
– Нет, не надо! – Ваня слегка покраснел, словно его уличили в чем-то нехорошем. – Я сыт, – соврал он и покраснел еще сильнее.
– Будьте любезны, один салат оливье и одну отбивную с жареным картофелем, – попросил Андре, когда подошла официантка.
– Я же сказал, что не буду! – пробурчал Ваня. Обида отчетливо проступила на его лице.
Андре почувствовал, что допустил промах, но ему хотелось накормить подростка, которому явно недоставало разнообразной калорийной пищи, необходимой для настоящей мужской силы! Оглядев добротную порцию мяса с картофелем, свежими овощами, ничего лучшего не придумал, как сказать:
– Ванюша, давай пополам. Чтоб не пропадало. Давай…
– Ну ладно, помогу, – нехотя согласился Ваня.
Отбивную Андре разрезал пополам, переложил в свою тарелку.
– А салат? – строго спросил Ваня.
Он отложил и салат. Приняв эту игру, надо играть до конца, тут Ваня был прав, хотя у Андре позванивало что-то внутри, готовое выскочить наружу руганью. Заказал одну рюмку коньяка – «большую», и официантка, никогда рюмками коньяк не носившая, на секунду сбилась с ритма, заново оглядывая «этого странного мужчину», и пошла к заведующей за рюмкой.
– Так что же купить Анне Георгиевне? – продолжая прерванный в машине разговор, спросил Андре. – Может, туфли? Нет. Их надо непременно мерить. Парфюмерию?.. Платки какие она любит – вязаные, гладкие или расписные, шалевые?
– Да что я, покупал когда? – искренне удивился Ваня.
– Но стипендию вам дают в колледже…
– Так я не получаю. Немецкий пересдавал, да и пропустил много.
– Что так?
– А то уголь привезли, то мать заболела… А весной приятели на рыбалку уговорили на два дня, а мы там всю неделю пробыли – лодку унесло. Вот шумиха поднялась! Чуть не отчислили… – Последнюю фразу он произнес с задором.
– Эх, Ваня! – укорил Андре. Ему казалось, что, будь у него жива мама, он бы и по сей день дарил ей подарки. – Плохо. Ведь не хочется покупать разную дребедень, чепуху.
– Да ладно… есть у нас все, – ответил Ваня так, будто являлся прямым наследником нефтяного магната.
– Что есть?! Ничего у вас нет, – не сдержавшись, выговорил Андре. – В Бельгии нищие лучше живут.
– Зато у вас там безработных тьма. А наркоманы, проституция…
Андре рассмеялся и стал пояснять, что наркоманы и проститутки бытуют в каждой стране, только в России об этом не пишут, не говорят открыто… Однако Иван вновь насупился, с таким выражением на лице, будто хотел сказать: знаем мы ваши сказочки, не проведете!..
Андре ощутил себя инопланетянином, который рассказывает, что на его родной планете все замечательно, а вместо воды пьют углекислый газ. Внучатый племянник – что-то в нем сквозило малявинское – знал только такую жизнь, беспросветно нищенскую, но ему изо дня в день доказывали, что это и есть величайшее достижение социализма. По странной, непонятной кривой вывернулся счет за обед в ресторане советского внешторговца, опубликованный в газете. Почти двенадцать тысяч марок за рядовой обед не мог себе позволить ни он
