Борис Финкельштейн - Гарольд Храбрый
Надежды сакса рухнули, а гордость в очередной раз была уязвлена. Поразмыслив, он затаился в Шотландии, дабы в ожидании норвежского союзника пополнить свои поредевшие дружины.
Когда с неотложными делами было покончено, Тостиг отправился на побережье, встал у воды и вгляделся в даль. Море было пустынным. Оно равнодушно шевелило тяжёлыми волнами, обдавая изменника холодными брызгами, будто пыталось очистить его душу.
Тостиг сплюнул и отвернулся. Тяжкие думы одолевали его, а лютая злоба не давала покоя. Сорвав с шеи золотую цепь — свадебный подарок Гарольда, — он швырнул её под ноги и заметался средь огромных валунов, изрыгая проклятья. Однако их никто не слышал. Вернее, слушателями были бездомный пёс да пара чаек, отдыхавших у кромки воды. Псу всё это надоело, он зевнул и лениво потрусил прочь. А чайки окинули человека неодобрительным взглядом, взмахнули крыльями и улетели.
Граф остался один. Устало опустившись на замшелый камень, он повесил голову на грудь и прислушался к боли, сжимавшей сердце. Морская волна пожалела изгоя и стала лизать подошвы его сапог. Но Тостиг ничего не замечал, он словно наслаждался своей тоской, размышляя об утраченных возможностях.
Глава 37
ВИКИНГИ
Тем временем дни текли своей чередой. Весна сделала своё дело и уступила место лету. Жаркое солнце окончательно разогнало зимние страхи, припекая всё сильнее и сильнее. Сонная нега охватила разомлевших островитян, но не их короля, ибо тот пребывал в постоянном напряжении, с минуты на минуту ожидая нашествия норманнов. Гарольд расценил набег Тостига как прелюдию к вторжению и совершил стратегический промах — преждевременно объявил всеобщую мобилизацию. Многочисленные ополченские дружины перекрыли южное побережье, а у острова Уайт был сконцентрирован мощный флот, которым командовал лично король.
Если б герцог вторгся в Англию летом, он нашёл бы могилу на дне Пролива. Именно на это рассчитывал Гарольд. Однако Вильгельм прекрасно понимал, что в морском сражении ему не одолеть англичан, ибо ни он сам, ни его франко-норманнские вассалы не имели для этого необходимого опыта, в то время как у английских моряков таковой опыт был. В связи с этим герцог не спешил испытывать судьбу. Он использовал отпущенное ею время для того, чтоб собрать воедино свои разноплеменные войска и превратить их в некое подобие армии.
К концу лета все приготовления к отражению вторжения были закончены. Никогда ещё устье Дивы не видело такого огромного флота. Около семи сотен кораблей горделиво покачивались на лёгкой волне. В большинстве своём это были транспортные суда, предназначенные для перевозки лошадей, но и боевых кораблей было немало.
Не менее внушительно выглядела и армия вторжения. По всему побережью вздымались к небу тысячи ярко раскрашенных шатров, над которыми трепетали разноцветные флаги. А всё пространство между шатрами было заполнено озабоченными людьми. Пять тысяч рыцарей и несколько тысяч дружинников — впервые Вильгельм имел под своей рукой столь мощную армию. Однако побережье Англии было закрыто для него на крепкий замок. Оставалось одно — ждать. И герцог ждал.
Островитяне же успокоились, ибо чувствовали свою силу и были уверены в завтрашнем дне. И эта уверенность сыграла с ними злую шутку. Люди расслабились. Они уже ни во что не ставили ни Тостига, ни норманнов. Этому способствовало и то, что норманны ассоциировались у них с придворными щёголями, окружавшими дряхлого короля Эдуарда.
Меж тем к концу лета стала ощущаться нехватка продовольствия, ибо огромные массы крестьян неоправданно долго находились в строю. Цены немедленно подскочили — ополченцы стали роптать. Положение усугублялось ещё и тем, что к этому времени казна, истощённая Эдуардом, окончательно опустела. Таны предложили королю ввести дополнительные налоги, он отказался, пытаясь выйти из кризисной ситуации иным способом. Но все его попытки окончились ничем. В начале сентября Гарольд вынужден был распустить большую часть морского и сухопутного ополчения. В строю остались лишь дружинники и небольшой флот прикрытия. Но и брандвахтенные корабли в конце концов отошли в Дувр, дабы пополнить запасы питьевой воды и продовольствия.
Таким образом, английская оборонительная система не выдержала напряжения и развалилась. А Вильгельм всё не шёл. Прекрасно осведомленный о намерениях Тостига и Гардрады, он ждал, когда король-викинг вмешается в ход событий и оттянет на себя те военно-морские и сухопутные силы, что ещё оставались в распоряжении Гарольда. И дождался-таки: как только сентябрь окончательно вступил в свои права, Англию опалил второй хвост кометы — то приплыл Харальд Гардрада.
* * *Викинг привёл с собой чуть менее трёхсот кораблей и огромное войско, состоящее из отчаянных головорезов. Он сделал остановку на Оркнейских островах, оставив там жену.
Елизавету терзали дурные предчувствия. Она попыталась было уговорить мужа отложить поход, но тот не внял её мольбам.
— Успокойся, душа моя. Мы скоро вернёмся. — Гардрада ободряюще улыбнулся и, поцеловав поникшую супругу, поднялся на борт флагманского корабля.
— Матерь Божья! Пресвятая Богородица! Спаси и сохрани их! — глотала слёзы королева, осеняя крестным знамением уходящие ладьи.
На одной из них стоял Гардрада. Викинг покачал головой, тяжело вздохнул и отвернулся.
— Подойди, Олаф! — бросил он через плечо.
Сын повиновался. Король положил руку ему на плечо и торжественно произнёс:
— Скоро ты увидишь Англию, Олаф! Я завоюю её для тебя! А ты сохранишь её для своего сына!
Однако, прежде чем плыть к английским берегам, король норвежцев завернул в Шотландию, где имел встречу с Тостигом и Малкольмом. Он присоединил к своей флотилии корабли с фламандскими, ирландскими и шотландскими наёмниками и довёл её численность до трёхсот единиц[36], после чего двинулся в Нортумбрию.
Разорив побережье Кливленда, Гардрада осадил Скарборо. Жители пытались сопротивляться, но безуспешно. Викинг сжёг город и реками повёл свою армаду на Йорк[37]. На его пути встала северная армия, руководимая Моркером и Эдвином. Северные графы не стали дожидаться короля, ибо им не терпелось доказать, что они способны самостоятельно уберечь свои земли. Кроме того, они опасались, что Гарольд, придя в Нортумбрию, договорится с Тостигом.
20 сентября враги сошлись под Фулфордом. Сражение было жарким и яростным. Отбросив всякие тактические изыски, противники бились стенка на стенку. Норвежцы выказывали чудеса доблести и беззаветной отваги, англо-датчане противопоставили им дисциплину и бычье упорство. Атаки викингов были настолько стремительны, что линия сражающихся то и дело описывала круги. Минул день, наступил вечер, а конца побоищу не было видно.
Молодые графы, стоявшие во главе английского войска, были на высоте. И тем не менее они не могли тягаться со столь искусным и закалённым в боях полководцем, как Гардрада. С наступлением темноты северяне, неся огромные потери, оставили поле боя и отошли к Йорку. Они надеялись отсидеться за его стенами до прихода Гарольда, но в городе вспыхнул мятеж, поднятый сторонниками Тостига. Моркер и Эдвин вынуждены были оставить город.
Как и ожидал Гардрада, север страны, словно спелый плод, упал к его ногам. Король и его союзник стали тут полновластными хозяевами. Они не опасались прихода Гарольда, ибо знали, что на юге вот-вот высадится Вильгельм. Понимая, что английский король не решится в столь суровый час двинуть против них регулярные войска, они чувствовали себя уверенно и свободно. Расположив свою флотилию близ Йорка, по берегам Дервента и Оуза, они задали пир. А их люди пустились мародёрствовать, ибо какая же война обходится без грабежа и насилия?
Прошёл день. Захватчики продолжали отдыхать, их многоголосый лагерь шумел, как осиный улей. Отяжелевшие воины, пошатываясь, бродили от костра к костру, а предводители сидели за длинным столом, раскинутым на берегу, подле флагманского корабля.
— Что-то ты невесел, друг мой, — усмехнулся Гардрада, внимательно взглянув на своего союзника.
Тостиг отставил в сторону пустой кубок:
— Напротив. Я весел как никогда.
— Оно и видно, — хмыкнул старый викинг. — Что-то гложет твоё сердце? Ведь ты добился своего.
— Добился, — кивнул сакс.
— Так выше голову! — улыбнулся норвежец. — Всё идёт своим чередом.
— Ты прав, Харальд, всё идёт как нельзя лучше, — хмуро кивнул Тостиг.
Он действительно добился своего. Он был восстановлен в звании графа, а впереди маячили ещё более радужные перспективы. Но не было радости в его сердце — слишком много горя принёс он соотечественникам. Не об этом мечтал Тостиг. Как бы жесток и честолюбив он ни был, разорение английской земли болью отдалось в его сердце. Впервые он отдал себе отчёт в том, что совершил и чем всё это может кончиться. Увы, осознание пришло слишком поздно, ибо дороги назад у него уже не было... Хотя на самом деле дорога есть всегда. Были бы силы и желание пройти по ней и испить горькую чашу искупления...
