Александр Артищев - Гибель Византии
Турки пока не спешили начинать осаду.
Перед османскими пашами в свою очередь встала нелегкая задача: как правильно, на небольшом, в пять вёрст отрезке суши между водами залива и побережьем Мраморного моря, разместить прибывающее с обоих континентов великое множество людей и обоза.
Перегруппировка войск, после немыслимой суматохи и беспорядка, была закончена только к концу третьего дня. Армия Караджа-бея, первой прибывшая под Константинополь, была оставлена на месте своей прежней стоянки — напротив от прилегающих к Золотому Рогу стен Влахернского дворца и далее, до Полиандровых ворот.
Ставка султана разместилась на правом берегу реки Ликос. Там же расположились отборные полки пеших и конных воинов, командование над которыми принял на себя сам Мехмед. С тыла, на случай неожиданного подхода неприятеля, лагерь прикрывался пятнадцатитысячным корпусом янычар, который в свою очередь оберегался конницей тимариотов.
От Маландрийских ворот до самого побережья моря стояли регулярные части анатолийских войск — джебелей и сипахов Исхак-паши. Между войсками и крепостным рвом расположились становища аккынджы, разделённых по племенным признакам на некое подобие полков во главе со своими родовыми вождями-командирами.
Западную сторону залива заняло пятидесятитысячное войско Саган-паши. Тем самым было изолировано побережье Перы, не примыкающее непосредственно к стенам города, а запертым в Галате генуэзским колонистам недвусмысленно дали понять о последствиях, к которым приведет их вмешательство в последующие события.
Обоз расположился за чертой лагеря, под охраной шести полков сипахов. Телеги и арбы были вытянуты в длинную цепь, полукругом охватившую стоянку войск; скотину пустили пастись в наспех огороженных загонах. Сам лагерь, чтобы предупредить вылазку осажденных, по настоянию советников, был обнесён неглубоким рвом и земляным валом в три сажени высотой. На вершине насыпи был установлен хлипкий частокол, лишь на вид издалека способный сойти за надёжную преграду; около каждого прохода, в ста шагах друг от друга были выставлены часовые, обязанные наблюдать за перемещениями противника и не допускать в лагерь посторонних людей. Флот под командованием Палда-паши был оставлен на месте своей прежней стоянки, неподалёку от причала Двойных колонн. Не менее трех десятков галер патрулировало вдоль европейских берегов Мраморного моря, чтобы преградить путь в гавани Константинополя неприятельским суднам.
Мехмед не доверял ни одному из своих высших военачальников и потому, к их великому неудовольствию, назначил к каждому из них под видом помощников по одному соглядатаю. Так, к Караджа-бею был приставлен Саруджа-паша, известный своей ненавистью к великому визирю, к Исхак-паше — второй визирь Махмуд-бей, грек-ренегат из знатного рода, лишь два года назад принявший ислам. К Палда-паше был послан «помощником» Хамза-бей, человек недалёкого ума и потому способный скорее на доносительство, чем на измену. Самого же великого визиря Мехмед оставил при себе, чтобы, по его собственным словам, всегда иметь под рукой надёжного советчика и друга.
Когда все приготовления были завершены, Мехмед направил в Константинополь парламентеров. В ультимативной форме он требовал от императора и его окружения немедленно сложить оружие и сдать город турецким войскам. В обмен на это султан обещал горожанам сохранить жизнь их семьям, не покушаться на имущество людей и храмов. В противном случае, говорилось в послании, закон мусульман суров: если враг не сдаётся — убей его.
Предложение капитуляции было отвергнуто всеми: сама мысль пожертвовать своим городом была смехотворна для византийцев.
На следующее утро ударили турецкие пушки.
ГЛАВА XIX
После двух дней орудийного обстрела османские полководцы предприняли первую попытку штурма Константинополя.
Огромные массы людей от верховий залива Золотого Рога и до Семибашенного замка заволновались и двинулись вперед, оглашая воздух криками, пением, гудением сурр, лязгающим звоном медных цимбал. Не совладав с порядком построения, полки вскоре раздались в ширь и заполнив промежутки между собой, образовали одну сплошную движущуюся цепь. Напоминая реку, вышедшую из берегов, живой поток медленно и волнообразно, повторяя неровности ландшафта, затапливал собой подступы к Константинополю.
Несмотря на жажду подвига, войска не ускоряли шага: пусть вожделение томит грудь каждого, но недостойно воинам Аллаха толкаясь локтями спешить вперед, пока спрятавшийся за высокими стенами враг дрожит и обмирает от страха, от ужаса при одном только виде победоносной рати. И даже полудикие аккынджи, для которых война — лишь увеличенный в масштабах набег на соседнее село, весело крича и гомоня, пытались подстроиться под общий шаг.
Атакующие не несли с собой ни осадных лестниц, ни гибких шестов для преодоления земляных насыпей и завалов. Не было у них даже широких бревенчатых щитов, способных укрыть за собой от стрел и метательных снарядов целые отряды солдат. К чему волочить на себе тяжелое и громоздкое снаряжение, если враг, устрашенный одним видом несметного войска, сам покорно распахнёт перед ним ворота? Однако ров, широкий и глубокий, на некотором протяжении частично заполненный водой — досадная помеха, и потому передние ряды турок несли в руках охапки сучьев и соломы, чтобы, не замедлив общего движения, быстро и доверху засыпать эту преграду.
На валу и выше, на крепостных стенах, не было заметно ни замешательства, предшествующего панике, ни лихорадочных приготовлений к отражению натиска. Укрепления как были, так и оставались будто погруженными в спячку. Лишь кое-где на валу перемещались небольшие отряды всадников и группы горожан копошились возле странных на вид и непонятных механизмов.
Турки приблизились к валу и стали методично засыпать его. Первые ряды сбрасывали фашины и тут же отходили в сторону, уступая место вслед идущим, с тем же грузом в руках. Углубление рва в отдельных местах было засыпано почти наполовину, когда со стороны стен послышался громкий звук сигнального рожка. Горожане расступились вокруг метательных машин и воздух наполнился мелодичным пением спускаемых тетив. Град камней с куриное яйцо величиной обрушился на атакующих; вода во рву вспенилась и поднялась столбами. Турки прянули назад, прикрываясь щитами. Отпор был настолько неожиданен, что воины некоторое время пребывали в растерянности. Но тут с новой силой загрохотали зовущие в наступление большие барабаны. Войска всколыхнулись и бросились вперед. Вновь загудели струны механизмов; заглушая крики осаждающих вразнобой зарявкали пушки на башнях города.
Левый фланг напротив Адрианопольских ворот дрогнул и приостановил движение: пучок цельножелезных стрел одной из гигантских баллист разом сбил с шага передовой отряд, смешав останки людей с комьями взрыхленной земли. Возникло смятение; толпы любопытствующих, несмотря на плети командиров, устремились на крики раненых. Правый фланг также недолго продолжал атаку: перебравшись на другую сторону рва, воины увидели несущиеся прямо на них утыканные острыми гвоздями бревна с колесами по бокам. Испуская вопли ужаса, атакующие поспешили обратно, сшибаясь в беге телами, сбивая друг друга с ног. Тяжелые бревна, подминая под себя людей и разрывая их в клочья железными остриями, докатились до края рва и с треском обрушились вниз, теряясь там в облаках пыли. Весь склон этого участка крепостного вала оказался вычищенным от неприятеля, как языком коровы. Обезумев от страха, уцелевшие помышляли лишь о спасении. Отталкивая друг друга, они прыгали в ров и в кровь обдирая пальцы, карабкались на противоположную сторону.
Только центральная группа войск, составленная из опытных, умелых в своём ремесле солдат, продолжала штурм. Несмотря на град камней из катапульт, прикрываясь щитами от стрел вражеских арбалетчиков, они упорно шли вперед, оглушая себя яростными криками. Хотя потери были велики, туркам всё же удалось преодолеть трехметровую стену первой линии укреплений. Карабкаясь на плечи друг другу, устраивая небольшие завалы из камней и кусков дерева, джебели захватили участок стены и даже попытались укрепиться на нём. Некоторое время спустя они были выбиты оттуда бросившимися в контратаку генуэзцами Джустиниани. Потеряв убитыми более трех сотен солдат, джебели отступили. Крутизна рва и несущиеся вслед стрелы христиан только ускоряли их беспорядочный отход.
С высоты холма, окружённый придворными и советниками, Мехмед пристально следил за атакой и последующим отступлением своих войск. От первого приступа он и не ждал слишком многого, но полная беспомощность своих солдат перед врагом подействовала на султана удручающе. На протяжении всего штурма он не обмолвился ни словом, лишь криво усмехался и трепал за холку коня.
