Александр Артищев - Гибель Византии
Время для похода было выбрано крайне неудачно — весна еще только начинала вступать в свои права. Кочевники недоуменно качали головами: выступать в набег, когда земля еще не способна прокормить даже лошадей, казалось им по меньшей мере неблагоразумным. Но увлекаемые общим течением, они шли подобно прочим, предвкушая в воображении щедрую награду за участие в походе.
Погода за сутки менялась по несколько раз. То и дело налетали холодные северные ветра и небо застилалось серой пеленой облаков, превращающей день в подобие сумерек. Когда же тучи рассеивались, слепяще-яркое солнце начинало поднимать с земли белесые дымки испарений, возвращающихся под вечер в виде дождя или всепроникающего тумана. Пропитанная влагой земля, еще покрытая местами клочьями подтаявших сугробов, превращалась под бесчисленным множеством ног в полужидкое месиво и эта серо-черная жижа, чавкающая и плюющаяся во все стороны брызгами, липкой коростой покрывала лица и одежду бредущих людей. Войска растянулись на десятки миль и порой отставшим направление указывала лишь широкая вытоптанная тропа, устланная слоем грязи, испражнений и брошенных пожитков.
На третий день пути густо повалил мокрый снег, и армия невольно приостановила движение: дороги размыло окончательно, недавние мелкие ручейки разбухли и превратились в мутные бурые потоки. От холода страдали все: на много миль вокруг невозможно было отыскать сухой валежник для растопки костров.
Промозглый воздух леденил дыхание, вытягивал остатки тепла из тел. Крепко пахло нечистотами, мокрой кожей и ржавым железом. Едкий дым от тлеющих сучьев полз по земле, вызывая кашель и слезы и не принося никакого облегчения. Под тяжестью тающих снежных хлопьев порой с громким треском лопались полотняные навесы кибиток, до земли проседали стены шатров из звериных шкур. Снегопад утих только к ночи, а уже утром следующего дня войска вновь зашевелились, окружая себя гвалтом людских голосов, ревом тягловой скотины и ржанием измученных лошадей.
Армия медленно ползла вперед, неудержимо, как лава на склонах вулкана, с трудом преодолевая непролазные топи глинистых низин.
Позади оставались разоренные села, имевшие несчастье оказаться на пути продвижения войск; чернели выжженные пятна кострищ с разбросанным вокруг них всевозможным мусором; валялись на обочинах дорог остова вконец увязших и разломанных телег.
Тяжкое зловоние висело в воздухе: от сырости трупы павших в пути животных и людей быстро разлагались. Но хоронить их ни у кого не было ни времени, ни желания: нужно было спешить, чтобы не опоздать к разделу богатой добычи.
Стаи воронов неотступно следовали за живым потоком. Для этих птиц, по древним поверьям — предвестникам войны, находилось немало поживы; и среди прочего — глаза падали, лучшее лакомство. К вечеру, притомившись, они спускались на ночлег и чернея мазками сажи сквозь голые ветви деревьев, хрипло перебранивались перед сном. С рассветом, возбуждаемые запахом тлена, вороны неторопливо принимались за трапезу, без всякой нужды шумно ссорясь и отталкивая друг друга от мертвечины.
Насытившись, стаи летели на запад, обгоняя головные отряды и оглашая окрестности тяжелым и звучным хлопаньем крыльев. Мрачные крики, несущиеся с поднебесья, невольно привлекали внимание.
— Доброе предзнаменование, — кивали головами бывалые воины. — Торопятся в Румелию. Птицы знают, где для них найдется угощение.
— Летите, летите! Ждите нас там. Мы придем и поделимся с вами! — заливисто хохотала молодежь и махала вслед зловещим стаям.
ГЛАВА XVIII
В день, когда вдали, на горизонте, у границы слитых воедино неба и моря, показались белые пятна парусов османской эскадры, у многих горожан захолонуло в сердце. Несмотря на долгие месяцы подготовки к войне, в жителях столицы ещё теплилась надежда на благополучный исход. Они все еще верили в то, что зовётся Высшей справедливостью, верили вопреки рассудку, что опасность обойдет их стороной, не затронув привычного жизненного уклада. Теперь же стало очевидно — неизбежное сбывается.
Флот медленно приближался и его численность поражала даже видавших виды итальянских мореходов. Выходцев из городов-республик, построивших своё достояние на морской торговле, трудно было удивить грандиозностью военно-морских экспедиций, но и они, под рассуждения о скороходности вражеских кораблей, о их огневой мощи и количестве принятых на борт людей, пытались скрыть растерянность, охватившую их, как и всех прочих.
В османском флоте были представлены все типы судов, существовавших в то время: от мелких феллук под косыми треугольными парусами и тихоходных неповоротливых барж для грузовых перевозок, до длинных и узких, как туловища акул, галер с парными ярусами вёсел по бокам и высокобортных трёхмачтовых парусных кораблей, сделанных по особому заказу заморскими мастерами.
Орудия на Морских стенах города молчали; хотя неприятельский флот не спешил открывать враждебных действий, корабли предусмотрительно бросили якоря вне досягаемости пушечных ядер. Суда швартовались вдоль береговой излучины Босфора, неподалёку от причала Двойных колонн, выстраиваясь в порядок, подобно отряду воинов.
Феллуки и баржи сбились в середину строя, образованного более крупными судами, а на внешнюю стороны выдвинулись галеры, как корабли, мало зависящие от прихоти ветров и морских течений.
Чёткие, продуманные действия неприятеля только раззадорили пыл итальянских моряков. Горячие головы, снедаемые желанием померяться силой с врагом, начали требовать от мегадуки решительных действий: с наступлением ночи опустить заградительную цепь и произвести вылазку, расстрелять из корабельных орудий тесно стоящие суда. Они настаивали на своем, вновь и вновь с пеной у рта доказывая эффективность внезапной атаки, неизбежность больших потерь для неготовой к бою османской эскадры и открыто выражали недоумение сдержанностью властей.
Но Лука Нотар на все доводы отвечал отказом. Наконец, выведенный из себя бесчисленными упрёками, он категорически заявил:
— Империя вступит в сражение не иначе как по приказу своего государя. Вы вправе начинать военные действия с кем и когда угодно, но только как подданные своих государств и вдали от границ Византии. Мы не собираемся никого удерживать силой, но помните, что любой корабль, выпущенный из Залива, обратно вернётся лишь по личному разрешению василевса.
Оскорбленные в лучших чувствах капитаны отправили делегацию к императору, но и Константин отверг предложение атаки: он ещё не до конца разуверился в мирном исходе и не желал первым начинать бой у стен своей столицы, давая тем самым туркам лишний повод к войне.
— Утопающий цепляется за соломинку, — досадливо пожимали плечами моряки, покидая кабинет императора.
Утром следующего дня пришло известие о пересечении передовыми отрядами Караджа-бея границ Византии и о выступлении в поход со стороны Эдирне всех частей османской армии.
В отличие от армии восточных земель, западные части турецкой армии двигались в полном боевом порядке.
Впереди войск шли дербенджи — отряды, предназначенные для разведки и патрулирования местности. Помимо этого им вменялось в обязанность охранять пути следования от партизанских групп противника, а также расчистка от завалов и расширение старых дорог, прокладка новых, устройство площадок для лагерей и стоянок.
Вдоль основных дорог прочесывали окрестности мартелоссы — воины, занятые сбором и заготовкой провианта и фуража. Часть из них прорывала канавки для водопоя лошадей и тяглового скота, выкапывала новые колодцы взамен старых: прежние опустошались вмиг.
За ними, растянувшись на несколько миль, двигались сводные полки сипахов и тимариотов — легковооружённых всадников, военной службой отрабатывающих пожалованные им земельные участки, а также безземельных солдат, ожидающих получение надела.
За конницей следовали яя — добровольческая пехота, служащая за подённую денежную плату; среди всех прочих их выделяли белые головные уборы с венчиком перьев на макушке.
Далее шли регулярные части: полки джебелей — воинов, каждый из которых был до зубов вооружён. Колчан с луком и стрелами, короткое копье, сабля у пояса, кривой нож и деревянный щит с железным острием посередине делали их опасными противниками.
Вслед за ними шли азапы — пехота из рекрутируемых холостяков, набираемая по принципу: один человек от пяти-шести крестьянских дворов. Жалование азапы не получали, служили за дневной харч и добычу.
После азапов двигались отряды войнуков, воинов-христиан из покорённых турками областей Восточной Европы. Они не получали за службу ни денег, ни довольствия, но их наследственные владения за участие в походе освобождались от налогов.
