Александр Артищев - Гибель Византии
Сдерживая досаду, он произнёс, достаточно громко, так, чтобы его слова не только были услышаны, но и разнесены как можно дальше:
— Мы не настолько самонадеянны, чтобы предположить, будто кучка воинов без особой подготовки овладеет хорошо укреплёнными стенами. Зато нам удалось выяснить то, что непременно нужно было знать: греки неплохо подготовились к осаде, а среди моих солдат робость — не такое уж редкое явление.
Он обвел взглядом лица приближённых.
— Аллах не дал мне достаточной зоркости глаз, чтобы увидеть всю картину боя. Однако в донесениях гонцов ошибки не было: почти на каждом участке войска, получив отпор от неприятеля, торопились вернуться на свои места. Это вызывает подозрение в злонамеренной трусости.
Его голос поднялся до крика.
— Предупреждаю: голова оробевшего будет смотреть на мир с высоты шеста, а его нечистое тело оспорят между собой птицы и бродячие псы! Накрепко запомните мои слова! И пусть гонцы разнесут их до ушей всех воинов султана.
Он дернул коня под уздцы и развернул его на месте.
— Визирь! — Мехмед сделал знак Халиль-паше приблизиться. — Пусть рабы плетут фашины и засыпают ими ров, а пушки тем временем сокрушают стены крепости. Через три дня я объявляю большой штурм. Основной удар будет нанесён в той стороне.
Он указал рукоятью плети в направлении ворот святого Романа.
— И ещё….- он на мгновение замялся.
— Осадные башни, — подсказал визирь.
— Да, — кивнул Мехмед, но тут же задумался. — Меня предупреждали, что их сооружение займет много времени. Менее чем за неделю строители не поспеют.
— Не будем спешить, мой господин, — негромко произнёс визирь. — Осада крепости — дело долгое. К тому же время играет нам на руку. Нужно ли торопить события?
Мехмед пристально взглянул на него.
— Ты прав, Учитель. Прав, как всегда.
Султан тронул коня с места. Визирь в знак признательности приложил руку к груди и пробормотал слова благодарности. Померещилось ли ему или на самом деле, в последней фразе, а точнее, в интонации, с которой она была произнесена, прозвучала скрытая враждебность? Ведь неспроста же ко всем верховным военачальникам были приставлены соглядатаи. Ловя на себе завистливые взгляды придворных Халиль-паша в который раз напомнил себе о необходимости быть как можно более осмотрительным в выборе слов, пусть даже весьма безобидных и не несущих в себе потаенного смысла.
Не прошло и двух часов, как вновь загрохотали молчавшие с утра турецкие пушки. Воздух задрожал от громовых раскатов, над землей поплыли облака порохового дыма. Хотя из-за плохой наводки и малой меткости самих орудий ядра ложились в значительном недолете от стен крепости, турецкий лагерь радостным гулом приветствовал начало обстрела.
Стихнув с наступлением темноты, орудийный обстрел возобновился на следующее утро. Жар огненных языков из жерл и тепло разогретых пушечных стволов быстро разогнали зловонный, пропитанный пороховыми газами туман с близлежащих болот.
Ядра рыхлили землю перед рвом, некоторые перелетали через ров и вдребезги разбивались об стены. Каждое удачное попадание встречалось радостными криками осаждающих. Азиаты вскакивали на ноги, били в ладоши, указывали друг другу место падения снаряда и заливисто хохоча, обсуждали между собой нанесённый врагу урон, потери и смятение в его рядах.
Утомляюще-однообразно ухали большие калибры, вразнобой поспешали за ними орудия помельче. В промежутках между выстрелами окрестности наполнялись звоном зубил камнетесов, тут же, неподалёку, вырубающих из заранее припасённых мраморных глыб новые пушечные ядра.
Ущерб от обстрела не был велик. Горожане потешались по поводу столь бездумной траты дорогостоящего пороха; лишь немногие были осведомлены о том, какой неприятный сюрприз готовится для них османскими пашами.
Несмотря на раннее утро, на прохладу, от которой озноб пробирал по коже, Урбан чувствовал себя превосходно. Короткоствольные пушки, его детища, две из которых были просто огромны, а третье устрашало уже только своими размерами, благополучно были доставлены под стены осаждённого города.
Одно их перемещение стоило немалых усилий, особенно много хлопот доставила самая большая из пушек. Специальная команда дербенджи на всем протяжении пути от Эдирне до Константинополя выравнивала дороги, укрепляла мосты, а кое-где и наводила новые. Две недели бронзовый колосс, с огромным трудом взгромождённый на особо прочную, подстать ему размерами повозку, волокли, ежедневно сменяясь, шестьдесят пар выносливых быков. Не менее двух сотен рабочих шло рядом, удерживая воз в равновесии, не давая ему перевернуться на неровностях почвы и сбросить на землю свой драгоценный груз.
После прибытия, орудия были установлены на заранее подготовленных площадках, откуда стены просматривались, как на ладони. Огромная бомбарда, любовно прозванная турками «Пращой Аллаха», была наведена на укрепления возле ворот Святого Романа, две её спутницы — на верхушки башен, чтобы погрести под обломками защитников второго яруса стен. Подготовка к стрельбе велась пять дней и вот сегодня, на восходе, должен был быть получен приказ задействовать орудия наибольшего калибра.
Венгр придирчиво обвел взглядом выстроенные в ряд корзины с мешочками пороха в локоть толщиной, с десяток почти идеально круглых, вытесанных из белого камня ядер, штабеля волокнистой пакли, предназначенной для заполнения зазоров между снарядом и стволом, мехи с уксусом и маслом для охлаждения орудия, свинцовые бруски для залечивания трещин и пустот, образующихся в металле от страшного жара при выстреле, банники с щетиной из медной проволоки для прочистки ствола. Проверил порох в запальных желобках, глубину залегания ядер, чистоту дульных каналов (даже небольшой, с бекасиное яйцо величиной камень, оказавшийся на пути движения ядра, мог стать причиной порчи ствола). Наконец, в очередной раз взглянув в прорезь прицела, венгр, довольно потирая руки, соскочил на землю. Всё необходимое для начала обстрела находилось на своих местах, оставалось только ждать распоряжения султана.
Урбан не питал ненависти к византийцам. Даже император Константин, некогда пренебрегший его услугами, не вызывал у венгра чувства досады или недоброжелательства. Что ж, если нет в казне денег, достаточных для оплаты услуг наёмных умельцев, винить некого, кроме самих себя. Товар должен сбываться с максимальной выгодой, так уж с незапамятных времен устроен этот мир.
Урбан ещё раз прошелся вдоль орудий. Прикрикнул на двух стражей, прикорнувших в сторонке и безуспешно борющихся с дремотой. Заставил подмастерьев вновь осмотреть подвижные оси механизмов и обтереть тряпками влажные от утренней росы бока орудий.
— Не хныкать, лодыри! — рявкнул он в ответ на их недовольные реплики. — С порохом шутки плохи. Понадобится — в десятый, в сотый раз будете вылизывать пушки сверху и донизу!
Затем повернулся в сторону султанского шатра и прищурился. Показалось ли ему или действительно по дороге ив сторону батареи движется облачко пыли?
Первый выстрел раздался спустя три часа после утренней молитвы. Описав широкую дугу, ядро врезалось в землю в двухстах шагах от кромки рва. Взметнулось огромное облако пыли и, исторгнув из себя град земляных комьев и каменной крошки, медленно поползло в сторону города.
Пока прислуга хлопотала вокруг раскаленного чудища, венгр собственноручно, с помощью рычагов, придал новый уклон стволу, на пять делений выше прежнего по прицельной шкале. Он не сразу заметил, как возле него появился посыльный султана.
— Почему больше не стреляешь? — заорал тот, гарцуя на коне и помахивая плетью. — Наш господин желает знать, как долго ты еще собираешься тут копошиться.
Урбан из-за плеча презрительно взглянул на него.
— Передай нашему повелителю, — произнёс он голосом вышестоящего по рангу, — что пока ствол в достаточной мере не охладится, новый выстрел произвести невозможно. После этого потребно еще не менее часа на прочистку и зарядку орудия. Запомни мои слова и не вздумай исказить их смысл. Не то я палку обломаю об твои плечи.
Гонец удивился и заметно присмирел.
— Я в точности передам твои слова, христианин, — сквозь зубы выдавил он, пряча в глазах недоброжелательство.
И вытянув плетью коня, поспешил обратно. Спустя положенное время орудие выстрелило вновь. На этот раз прицел оказался точен и хотя ядро не смогло пробить внушительную толщу стены, земля задрожала под ногами защитников. Среди горожан поднялось легкое смятение: два человека были убиты и ещё несколько ранено обломками разлетевшегося на куски снаряда. Серьёзных повреждений стенам ядро не причинило. Лишь две большие, в руку толщиной, трещины разошлись в кладке от удара.
В турецком лагере царило разочарование. Потрясённые видом огромной пушки, солдаты в простоте душевной полагали, что после первого же выстрела неприступные стены рухнут, открывая широкий проход вглубь богатого города. Теперь же, видя, что надежды не торопятся сбываться, они огорчённо прищелкивали языками, обсуждая между собой громоподобный эффект стрельбы и её не столь значительный результат.
