Леонтий Раковский - Кутузов
Сам Александр I не пожелал даже ответить Кутузову на это.
Русский император твердо решил наступать и поручил австрийскому полковнику, генерал-квартирмейстеру Вейротеру составить диспозицию к бою.
Оба императора — Александр I и Франц I, еще менее понимавший в военном деле, чем Александр, — утвердили диспозицию Вейротера, которая массой названий селений, озер и рек больше напоминала перечень к географической карте, чем план будущего сражения.
Молодые советники императора Александра ликовали — их мнение восторжествовало.
Судьба Наполеона, казалось, была уже предрешена.
IXВ эту ночь Александру не спалось: хотелось поскорее насладиться победой.
И он и его главный советчик Долгоруков боялись одного: как бы Наполеон не удрал, пользуясь темнотой зимней ночи.
С вечера Долгоруков сам объезжал посты, приказал наблюдать за французами, и если они начнут отступать, то следить, по какой дороге пойдут, чтобы нагнать и уничтожить врага.
Второй ярый сторонник наступления — генерал Аракчеев начал нервничать: чем ближе становилась роковая минута боя, тем он чувствовал себя неспокойнее. Александр I желал предоставить своему любимцу возможность разделить с ним славу победы, хотел поручить ему одну из колонн.
Но Аракчеев отказался, он сказал, что не выносит вида крови. Он забыл о том, как в Гатчине и Петергофе прогонял сквозь строй солдат и в злости сам вырывал у них усы. Та кровь не производила на Аракчеева никакого впечатления.
Александр I проснулся до света. Все окутывал густой туман.
Выбритый, одетый в парадный мундир, он казался себе безмерно красивым и уже осененным лавровым венком победителя. В сопровождении нарядной, напыщенной свиты Александр I поехал к Кутузову. Его злил этот упрямый старик.
Вот и теперь на Праценских высотах, где при колонне Коловрата должен был находиться Кутузов, его еще не было.
"И чего он там спит?" — раздраженно думал Александр, не желая считаться с тем, что Кутузову не двадцать восемь лет, а шестьдесят, и не зная, что командующий только два часа тому назад лег спать.
Император послал разбудить Кутузова.
Михаил Илларионович тотчас же явился по приказу императора.
Александр I захотел проехать с командующим вдоль расположения русских войск. Они подъехали к ближайшей бригаде генерала Берга.
Берг со своим штабом грелся у костра.
— Твои ружья заряжены? — спросил император у Берга.
— Никак нет, ваше величество.
— Зарядить! — приказал император.
Он внутренне любовался собой: смотрите, вот какой полководец!
А старый Кутузов, ссутулясь, сидел на маленьком неавантажном коне и смотрел как-то не очень уверенно и не очень весело.
— Ну, как полагаете, Михаил Илларионович, дело пойдет хорошо? — бодро спросил император.
— Кто может сомневаться в победе под предводительством вашего величества, — ответил Михаил Илларионович. Он прекрасно понимал состояние духа Александра и ответил, как старый дипломат, привычной придворной льстивой фразой, в которой, однако, заключалась тонкая ирония.
Александр не переносил, когда кто-нибудь угадывал его слабость. И в нем сказался хитрый и двуличный человек — он на всякий случай поспешил обеспечить себе отступление.
— Нет, нет, командуете вы. Я здесь простой зритель! — театрально замахал обеими руками император и поспешил дальше.
Кутузову оставалось только вежливо поклониться.
— Хорошенькое дело — я должен командовать боем, которого, видит бог, не хотел предпринимать, — сказал Бергу с горькой улыбкой Михаил Илларионович. И последовал за императором.
Он заранее знал: хотя император затеял это сражение против желания Кутузова, но, в случае неудачи, свалит, как всегда, всю вину на него.
XПод Австрлицем он бежал…
ПушкинСоюзники приняли план сражения против армии, которой не видели, предполагая ее на позиции, которой она не занимала, и, сверх того, рассчитывали на то, что французы останутся настолько же неподвижными, как пограничные столбы.
Ф. БюловРусскими войсками распоряжались: император Франц, полковник Вейротер, Гогенлоэ, Лихтенштейн, Вимпфен и Буксгевден, изменник своей стране француз Ланжерон и т. д. Потеря сражения и бесчестие армии не были страшны для этих людей, они не боялись поражения.
Лев ТолстойАлександр I и император Франц, окруженные свитой, стояли верхами на Працене среди войск четвертой колонны Коловрата, ожидая, когда рассеется туман.
Император Франц зевал, не выражая особого нетерпения. Он вообще был меланхоличен и вял. Дома его любимым развлечением было бить мух или, стоя у окна, считать проезжавшие мимо дворца кареты. Здесь император Франц смотрел равнодушными глазами на все. Победной славы он не ждал.
А самолюбивый Александр I горел от нетерпения: ему хотелось, чтобы поскорее начался бой.
Снизу из тумана доносился глухой шум — топот тысяч людских и конских ног, лязг оружия. Колонны, выполняя нелепую диспозицию Вейротера, спускались с высот, которые господствовали над местностью.
По замыслу Вейротера союзники намеревались выйти сквозь дефиле у селения Сокольницы и Тельницы в обход правого фланга французов.
Александр I томился в ожидании начала сражения. Вейротер, проведший с русским императором несколько дней в Пулавах, сумел убедить его в своих непререкаемых военных познаниях. Александр уверовал в этого сухого рыжеватого австрийца, как верил в таланты и ум всех иностранцев вообще.
Вейротер, Винцингероде и задававший тон нахальный Долгоруков убедили Александра в том, что Наполеон боится союзников, что стоит только наступать, и корсиканец будет побежден.
Тщеславный Александр ждал сражения, которое принесет ему славу великого полководца, и теперь ему казалось, что все совершается сегодня крайне медленно.
Император Александр не предполагал, что никто из русских командиров не мог толком разобраться в этой путаной кабинетной диспозиции австрийского педанта. К тому же, хотя в союзной армии насчитывалось всего лишь пятнадцать тысяч австрийцев, а русских семьдесят пять тысяч, диспозиция была написана на немецком языке. Только к утру ее успели перевести на русский язык и дали прочесть старшим командирам. И потому при движении войск к намеченным пунктам происходила путаница и неразбериха, усугублявшаяся туманом.
Александр I с неудовольствием видел, что 4-й корпус Коловрата все еще стоит на высотах, хотя, по мысли Вейротера, союзники должны были очистить Працен.
Несмотря на то, что четвертая колонна состояла из четырех русских обстрелянных пехотных полков Милорадовича, а австрийские батальоны были составлены из рекрутов, Александр I вверил колонны не опытному суворовскому ученику генералу Милорадовичу, а австрийскому Коловрату.
Граф Коловрат, конечно, давно выполнил бы предначертания диспозиции — ушел бы с Праценских высот, — но при четвертой колонне находился сам командующий союзными войсками генерал Кутузов. И эта задержка в движении, очевидно, результат его происков.
Как ни старался Кутузов под маской полного повиновения императору Александру скрыть свое недовольство, но Александр видел: Кутузов не согласен с прекрасной диспозицией Вейротера.
Александр расценивал это как зависть Кутузова.
Терпеть дальше стало невмоготу. Александр подъехал к Кутузову и принудил его очистить Праценские высоты.
Старый дипломат Кутузов на этот раз не удержался — позволил себе даже возражать императору. Никто не заметил, как порозовели щеки у Александра от сдерживаемого гнева.
И все-таки стало так, как хотел Александр: последние союзные войска двинулись с Праценских высот.
Оба императора начали спускаться вниз.
В свите Александра I открыто возмущались поведением Кутузова, не желавшего оставлять высоты:
— До чего упрямый старик!
— Заважничался.
— Выжил из ума!
И вот наконец снизу, из тумана, послышались выстрелы. Но ружейная стрельба и крики сражающихся слышались где-то вот тут, поблизости. Союзники думали, что Наполеон стоит за Шлапаницем, готовый в любую минуту дать тягу, что до него не менее десяти верст, а на деле вышло иное: французы скрытно подошли и оказались в двух шагах от союзников по эту сторону прудов перед Кобельницем.
Случилось то, чего никак не ждал Вейротер: Наполеон не стал дожидаться, когда союзники обойдут его с фланга, а сам перешел в наступление.
Плотные массы французской пехоты ударили по неосторожно, преступно ослабленному центру союзников. Австрийцы и русские смешались, дрогнули и побежали.
Вся хитроумная диспозиция Вейротера рухнула, словно карточный домик.
