Гор Видал - Вице-президент Бэрр
— Ну, насчет откровенности полковника я сомневаюсь. — Брайант придерживался общепринятого мнения о полковнике.
Однако у Леггета было что-то еще на уме.
— Как тебе известно, Чарли, мы поддерживаем президента Джексона. Вице-президент же — фигура загадочная…
— По-моему, ничуть, — отрезал Брайант.
— А я нахожу его странным. По-моему, он мошенник. Без принципов. И я хотел бы знать то, что хотят знать все: каковы отношения между вице-президентом Ван Бюреном и Аароном Бэрром.
— Разумеется, мистера Леггета и меня интересуют политические отношения. — Брайант бросил на Леггета предостерегающий взгляд, но тот сделал вид, что его не заметил.
— Нет! — вскипел Леггет. — Их отношения вообще. Он повернулся ко мне. — Я неспроста просил тебя делать заметки, задавать полковнику вопросы. Нам важно знать, насколько они близки, эти двое.
— Полковник восхищается Ван Бюреном. — Я попытался припомнить, что вообще говорил Бэрр о вице-президенте. — Но я бы не сказал, что они «близки».
Но Леггет стоял на своем.
— Они близки, ты просто не знаешь. Двадцать лет назад, вернувшись из Европы, Бэрр отправился прямым ходом в Олбани, именно к Ван Бюрену, и остановился у него в доме. Остановился у олбанского наместника. А ведь Аарона Бэрра все еще обвиняли на Западе в предательстве. А штат Нью-Джерси обвинял его в убийстве Гамильтона.
Все это не совсем верно, но Леггета занимает общая картина, ему не до унылых частностей. Потому-то он и преуспевающий журналист.
— Надо выяснить: почему умный и осторожный Мартин Ван Бюрен водит дружбу с такой опасной, компрометирующей личностью.
— Разумеется, они всегда были близки политически. — Величественная бесстрастность Брайанта ярко контрастировала с горячностью его молодого коллеги. — Полковник Бэрр — основатель Таммани-холла. Мартин Ван Бюрен сейчас фактический хозяин Таммани. У них общие… идеалы.
— Идеалы! — Леггет широко раскинул руки, будто шел на распятие. — Идеалов у них вообще нет. Власть — только одно это им надо. Бэрр, конечно, теперь уже не в счет. Он — история. Но Мэтти Ван не может нас не волновать. Эдакий колдун! Наш собственный Мерлин, который направлял генерала Джексона в первый срок его президентства, сейчас руководит им второй срок и так же точно, как то, что в Олбани процветает взяточничество, попытается в тридцать шестом году занять его место, если мы ему не помешаем.
— А зачем нам ему мешать? Позиции, которые он занимает по большинству вопросов…
Но Брайанту не по силам тягаться с Леггетом, когда он воспламеняется нравственными идеалами.
— K черту позиции! Мэтти пойдет на все, чтобы его кандидатуру выдвинули и чтобы победить. Он идеальный политик! На первый взгляд. Но уверяю вас, только копните этого розового голландского херувима, и за ангельской улыбкой вы обнаружите нечто непостижимое, бесчестное, бэрроподобное.
Я не мог понять, куда Леггет клонит.
— Не думаете же вы, что человек не может быть президентом только потому, что он водит дружбу с полковником Бэрром?
— Нет, вряд ли Леггет так думает. — В эту минуту Брайант был особенно похож на ветхозаветного пророка. — А теперь разрешите откланяться, мистер Скайлер. — И он исчез.
— Чарли. — К Леггету вернулся его обычный тон школьного учителя. — Сейчас я лишу тебя невинности. Мартин Ван Бюрен — незаконный сын Аарона Бэрра.
Я утратил дар речи.
— Я не верю. И кстати, откуда это может быть известно?
— Известно, что полковник обычно останавливался в таверне Ван Бюренов в Киндерхуке, что вверх по Гудзону. И многие подозревают, что он наградил ребенком Мэри, жену хозяина, украсив превосходными рогами ее мужа Абрахама.
— Многие подозревают! — Я презрительно фыркнул.
— Кроме подозрений, существует масса косвенных свидетельств. Полковник Бэрр всегда был дружен со всей семьей, а особенно с молодым Мэтти, нежным, большеглазым, высоколобым Мэтти, — знакомые черты?
Что правда, то правда: они похожи.
— Но ведь Ван Бюрен блондин, а Бэрр темноволос…
— У него была еще мать. — Леггет с легкостью отмел в сторону мой контраргумент. Но конечно, быть может, все это только сплетни. А может, и нет. Точно известно, что в очень юном возрасте Мэтти приехал из Киндерхука в Нью-Йорк и сразу же начал работать в юридической конторе у одного человека, близкого к Бэрру…
— Предположим, что Бэрр его отец. Что из того?
Леггет снизошел до объяснения.
— Ты только подумай, что это тебе сулит. Тебе лично. Написать памфлет — нет, даже книгу, доказать, что Мартин Ван Бюрен — сын Аарона Бэрра. Это же принесет тебе целое состояние.
— Юридические доказательства… — начал я, но Леггет меня не слушал.
— Но еще поважнее твоего состояния, Чарли, судьба республики. Джексон начал великие реформы. Мы начинаем двигаться в направлении демократии. Ван Бюрен повернет это движение вспять. Так давайте же помешаем ему стать президентом.
— Доказав, что он незаконнорожденный?
— Американцы — люди строгой морали. Но еще губительнее родственных — его политические связи с Бэрром, особенно в последние годы. Если мы сможем доказать факт секретных встреч, темных планов, бесчестных комбинаций — тогда, клянусь, Ван Бюрен не сядет в кресло генерала Джексона.
— Так, значит, ты поддерживаешь кандидатуру Генри Клея?
— Нет. Я предпочитаю другого сенатора от Кентукки, Ричарда Джонсона. Несмотря на его penchant[18] к негритянкам, Джонсон будет продолжать джексоновские реформы. А Ван Бюрен — нет. — Леггет перешел на заговорщический шепот. — Ты, должно быть, заметил наши расхождения с Брайантом. Он верит Ван Бюрену. Я не верю. Мне нравится Джонсон. Ему — нет.
Я никогда не видел Леггета таким возбужденным. Глаза блестели, щеки слегка раскраснелись. Наступила тишина, которую прервала песенка торговца моллюсками с Пайн-стрит, воспевавшего свой товар:
Прекрасны моллюскиСнега белееСо скал Рокавэя!
(Я записываю все песенки, какие ни услышу, — пригодятся для статьи.)
Я бросил пробный шар:
— Во-первых, не думаю, что полковник Бэрр сгорает от нетерпения рассказать мне всю правду…
— Ты видишь его каждый день. Он тебя любит.
— Мой отец был его другом, но вряд ли это…
— Бэрр стар. Он весь в прошлом.
— В прошлом? В этот самый момент он собирается заселить Техас немцами.
— Великий боже! — На Леггета это произвело впечатление. — Все равно, только ты можешь все узнать. Разве ты не говорил мне, что он пишет историю своей жизни?
— Полковник как-то обмолвился об этом. Но что-то не верится. Время от времени он вспоминает, что хотел диктовать мне, но…
— Так ты подтолкни его! Заведи разговор о старых временах, о Киндерхуке, о тех днях, что он провел в ассамблее, одновременно ухлестывая за мадам Ван Бюрен…
— Боюсь, что ему куда важней рассказать «подлинную» историю Революции.
— Ты совсем не способен на хитрость?
— Вы не знаете полковника Бэрра. Предположим, я даже смогу выудить из него правду, все равно он не даст мне этим воспользоваться. Он лучший адвокат штата, а есть преступление, именуемое клеветой.
Леггет не замедлил с ответом.
— До выборов еще целых три года. Через три года он умрет, а по законам штата Нью-Йорк невозможно оклеветать мертвого.
— А Ван Бюрен?
— Доказать, что человек незаконнорожденный, не клевета. — Леггет встал. — Чарли, похоже, мы нашли способ преградить Мэтти Вану путь в Белый дом и открыть путь демократии.
Я тоже поднялся.
— «Ивнинг пост» это напечатает?
Леггет засмеялся и тут же закашлялся.
— Конечно, нет! Но не волнуйся. Я найду тебе издателя. — Он неуклюже проковылял мимо меня к двери, точь-в-точь разболтанный скелет. — Я говорю совершенно серьезно, Чарли. — Он взял мою руку своей сухой горячей рукой. — Разве часто бывает возможность изменить историю своей страны?
Леггет задел не ту струну. Наступила моя очередь заговорить снисходительным тоном.
— Я так и скажу полковнику Бэрру. Самим фактом своего существования он не раз переделывал жизнь многих американцев, но незаметно, чтобы он этим чего-нибудь добился.
— Оставь иронию мне, дорогой Чарли. А ты делай историю.
Предаю ли я полковника? До некоторой степени да. Могу ли я повредить ему? Нет. Да пусть кто-нибудь в анонимном памфлете изобразит его самим дьяволом, он и то не расстроится. О нем и похуже вещи писали, и отнюдь не анонимные авторы, а такие, как Джефферсон и Гамильтон. К тому же, если он последователен, он вряд ли будет возражать против того, чтоб мир узнал, что он отец Ван Бюрена. Полковник часто повторяет: «Всякий раз, когда женщина оказывает мне честь, утверждая, что я отец ее ребенка, я воспринимаю это как комплимент и отметаю любые сомнения, какие у меня могут быть на этот счет».
