Владислав Браун - Невидимая связь. Книга 1. 1796—1890
– О, месье, Вы мне льстите, – умело играла свою роль Ева.
Ева первые пятнадцать лет своей жизни прожила во Франции и поэтому не редко пользовалась французским акцентом. Своим умением управлять людьми как марионетками и влюблять их в себя она заработала все, что имела. Не редко Константин Савельев просил ее влюбить в себя какого-нибудь чиновника или дворянина, расположение которого было необходимо для получения прибыли. Она соглашалась, и помогал ей в выполнении миссии именно французский акцент.
– Приятного Вам вечера, месье, – пожелала Ева и помахала ему рукой.
Александр довел Аполлинарию до дивана, усадил ее и сам заметно побледнел от волнения. Она села, но лучше не становилось.
– Дорогая, я приведу доктора, держись, – он крепко держал ее за руку. – Держись, я сейчас приду с доктором.
Александр убежал.
Рассеянным взглядом она осматривала гостей и проклинала себя за то, что так плохо себя чувствует.
К Еве Савельевой тем временем подошло семейство помещиков Головиных: Николай и Агнес Головины со своей дочерью Елизаветой. Головину было пятьдесят лет, а его жена была младше его на год. Дочке около месяца назад исполнился двадцать один год.
– Добро пожаловать к нам на бал, – улыбнулась Ева и протянула Николаю руку, чтобы тот ее поцеловал.
Вообще Ева была крайне не довольна тому, что ее сын пригласил на прием помещиков. Как они могут помочь их делу?! Но Александр настоял, и Ева решила не спорить с сыном.
– Дорогая, у Вас чудесное платье, – сделала Ева комплемент Агнес.
Агнес была худой, высокой и очень бледной. Любое платье, которое она надевала, просто висело на ней. Это бежевое платье с золотыми звездочками не было исключением. Красная шаль никак не подходила к платью, а желтые туфли вообще выбивались из образа. Но прическа была хорошей. И веер был подобран в цвет платью.
А вот Николай с дочерью были одеты более прилично. Елизавета была в платье фисташкового цвета, и все аксессуары подходили под него. Дочь пошла в отца – была такой же пухлой и низкого роста. Николай был в черном фраке, белоснежной рубашке и брюках бледно-песочного цвета. Волосы их всех троих были одного тона.
– Здравствуйте, Ева, – произнес Николай и поцеловал ей руку.
– А где же хозяин имения князь Александр? – смотря на Еву свысока, осведомилась Агнес.
– Он скоро подойдет, господа, – совсем уж неестественно ответила Ева. – Желаю Вам приятного вечера.
– Спасибо Вам, госпожа, – ответил Николай, и они вошли вглубь зала.
Еве уже немного надоело стоять здесь. Но так было надо и никуда от этого не деться.
– Что с ней, доктор? – волнуясь за жену, спросил Александр.
Филимон Геннадьевич посмотрел на князя Савельева и решительно ответил:
– Ей нужна тишина и покой. Без всяких балов. Она просто устала. Я провожу ее до спальни, а Вы возвращайтесь к гостям.
– Александр, а я уж подумала, что ты бросил меня, – иронично сказала Ева, когда Александр вернулся к ней.
– Кто еще прибыл, пока я отсутствовал? – спросил князь.
– Егор Ленский и семейство этих помещиков…
– Головины?
– Да.
– Ну, тогда все в сборе. Можно идти к гостям.
Ева в ту секунду просто ликовала. Полвечера она стояла здесь как статуя вместо того, чтобы общаться с гостями.
Пока Ева шла по залу, она встретилась с Георгием Ленским – братом Ираиды, а также с бароном Григорием и его матерью Мартой Грушиными. Еще на приеме были, разумеется, все дети Александра и Аполлинарии и Березины-старшие. Дело в том, что четыре дочери Анны и Семена перед Аполлинарией ушли в монастырь из-за настояний отца. Ева остановилась около Анны и Семена, которые оживленно о чем-то беседовали с Жан-Жаком, и не смогла не подойти.
– Я не помешаю вам? – улыбаясь, спросила Ева.
– Non, Eve6! – ответил Жан-Жак, и Ева стала подле него. Они стояли тесным кругом.
– Qu’est-ce que tu racontes7? – поинтересовалась Савельева-старшая.
– A propos de France. Je leur dis qu’il est à la mode en France8. – Бодро ответил Жан-Жак.
– Je n’étais pas depuis longtemps à Paris. Et les choses sont là-bas? Il est toujours le même trou9?
– Oh, ma chère sœur, je ne me souviens pas, que feriez-vous permettre à votre pensée varazhat avec une telle dureté10.
– Les années passent. Nous changeons tous. Vous aussi vous ne restez pas la même chose, mon ami11. – Философски ответила Ева.
Петр со своей невестой Ираидой танцевали матредур и во время танца застенчиво смотрели друг на друга.
Ираида – слегка полноватая особа. Лицо ее было испуганным, а во взгляде читалась неуверенность. Она держала в руках веер, а надето на ней было платье цвета орхидеи.
Петр был во фраке цвета синей пыли. Он был значительно выше своей невесты. Она ему нравилась своей начитанностью, своим характером. Ему нравились ее глаза, ее улыбка, ее фигура. Но при всем при этом он ее не любил. Наверное, она его тоже не любила. Они познакомились-то две недели назад, когда вопрос об их браке был полностью решен.
Молчание прервал Петр:
– Ираида, Вы должны меня выслушать.
Ее взгляд устремился в пол, словно она не хотела ни о чем говорить.
– Что Вы хотите сказать? – тихим, едва ли разборчивым голосом осведомилась Ираида.
– Поймите, Вы мне очень нравитесь… нет, нет, не то. – Он на несколько минут замолчал, а она не решалась говорить (тишина в этой ситуации ей нравилась куда больше).
Через несколько минут, когда они уже закончили танцевать, он опять заговорил.
– Можем ли мы пройти в сад, здесь слишком шумно.
– Да, конечно, – ответила Ираида, и молча направились к саду.
Они остановились между высокими кустами роз, под темным звездным небом. Ираида присела на скамейку, а Петр встал напротив нее.
Петр боялся начать разговор, но понимал, что если он не хочет недопонимания, то обязан начать его.
– О чем Вы хотели говорить? – прорвавшись сквозь свою застенчивость и страх, спросила Ираида.
Она боялась Петра. Боялась того, что он может с ней сделать. Боялась его просто потому, что по законам она может практически стать его вещью! А она человек! Она не вещь! И когда она станет замужней женщиной, никто ее не в праве больше защищать. Только муж. Только тот, кого она уже сейчас боится больше всего на свете.
– Я хотел поведать Вам о своих чувствах, – начал он и опять осекся.
– Сударь, если мое чувство Вам не безразлично, я хочу поведать Вам и о своих чувствах, – она сидела и не переставала смотреть на свой веер. Смотреть ему в глаза было страшно. – Я боюсь Вас. Не сочтите за дерзость или невежество, но, как я понимаю, мы говорим о чувствах без наигранности. Говорим правду. Вот моя правда – я Вас боюсь.
– Почему? – после небольшой паузы произнес Петр.
– Я перестану быть человеком для Вас, – ответила она, всматриваясь в изгибы своего веера.
Он слегка улыбнулся.
– Почему Вы так решили, сударыня?
– Потому что у меня есть глаза. Я вижу, как это бывает. Жена становится вещью, целиком и полностью принадлежащей мужу без своего на то желания. – Вырвалось из ее дрожащих губ.
По его лицу опять пролетела тень улыбки, но на сей раз она так быстро не исчезла.
– Будьте уверены, Ираида Егоровна, у нас все будет по-другому. Вы будете счастливы, а я постараюсь обеспечить Вас этим счастьем. Вы ни секунды не пожалеете о том, что стали моей женой.
Они помолчали около пяти минут. Ираида смотрела на звездное небо, еще не совсем черное, синее. Графиня Ленская непрерывно смотрела на небо и рассуждала о словах своего жениха. Бояться она его не перестала, но начинала верить.
Он стоял и смотрел на качающиеся от легкого ветра ветки яблонь и листочки на цветочных кустах. Она его несказанно удивила. Петр Савельев подозревал, что она стесняется его, но что боится.… Такого он предвидеть не мог.
– Ираида, я должен Вам сказать… собственно, именно поэтому я и позвал Вас на эту беседу, – неуверенно сказал Петр. – Я не хочу Вас обидеть или унизить. Я просто хочу поведать Вам правду до брака. Чтобы в будущем между нами не было недопонимания. Лучше сейчас все сказать. Ираида, Вы хорошая, умная, красивая, приличная дама. Вас ждет великое будущее! Я буду горд и счастлив, называть Вас своей женой, иметь с Вами общих детей, быть с Вами на всех приемах и балах. Правда. Но есть одна проблема. Я… я… Вас не люблю, – он сказал последнюю фразу почти шепотом.
– Петр, должна признаться, я не удивлена, – улыбаясь, проговорила Ираида. – Вас наверняка известили о женитьбе со мной, когда этот вопрос был полностью решен нашими предками. Здесь нет ничего странного или обидного. Как мы можем любить друг друга насильно? Это нормально. Я тоже Вас не люблю. Но у меня есть к Вам лишь один вопрос.
– Какой же?
– Будете ли Вы счастливы?
– Я… не очень Вас понимаю, – протянул Петр.
– Чуть ранее Вы сказали, что сделаете все, что Вам подвластно, лишь бы я была счастлива. А будете ли Вы тогда счастливы?
