Вера Гривина - Русский сын короля Кальмана
– Понравилось ли мессиру рыцарю, как я проучил наглого щенка?
Вместо ответа Борис осведомился:
– Кто он?
– Рено де Шатильон – младший сын графа Жьенского, – ответил шут с презрительной ухмылкой.
– А ты его не любишь?
– Да я его просто не выношу! – воскликнул шут и добавил к своим словам короткую песенку:
Пока что еще перед нами
Юнец со смазливым лицом,
Но рано иль поздно он станет
Законченным подлецом.
– А ко мне ты как относишься? – спросил Борис с усмешкой.
– С уважением, – серьезно ответил шут.
Борис внимательно, насколько позволяли сгустившиеся сумерки, рассмотрел своего собеседника. Все шуты, которых ему приходилось прежде видеть, были большеголовыми карликами с крохотными ручками и ножками, а дурак короля франков при малом росте имел нормальное телосложение.
– Как тебя зовут? – спросил Борис.
– Лупо.
– Грозное имя20. А я рыцарь Конрад.
Со стороны небольшой рощицы на краю лощины послышалась музыка.
– Наша неугомонная королева развлекается, – ухмыльнулся Лупо, поймав недоуменный взгляд своего собеседника.
– Вроде музыка слышна не оттуда, где стоит шатер короля.
Шут хихикнул:
– Людовик и Алиенора спят в разных шатрах. По мнению короля, нельзя на пути по стезе Господней предаваться плотским наслаждениям даже на супружеском ложе, а королева давно привыкла утолять свое вожделение и без мужа.
Зачем красавице супруг,Когда полно мужчин вокруг?
– Ты хочешь сказать, что королева изменяет мужу? – спросил Борис без малейшего удивления.
– Изменяет, – подтвердил Лупо. – Да будет известно благородному чужеземцу, что наш король женился на герцогстве Аквитания и графстве Пуатье, взяв в приданое красавицу-жену и развесистые рога. Бедный Людовик давно смирился с участью рогоносца – он только требует от Алиеноры, чтобы она избегала громких скандалов и не рожала бастардов.
Борис вновь обратил внимание на собравшихся вокруг одного из костров пышнобородых крестоносцев в белых, черных и бурых одеждах.
– Кто они?
Лупо ответил шепотом:
– Это рыцари ордена Храма: то есть, тамплиеры.
– Храмовники, значит, – пробормотал по-русски Борис.
А Лупо продолжил:
– Орден Храма появился лет тридцать тому назад, в Святой земле, где и поныне находится его главные силы. Рыцарь, становясь тамплиером, дает монашеские обеты целомудрия, бедности и послушания, но в отличие от священника и монаха, он обязан еще владеть не только словом Божьим, но еще и оружием. От души советую мессиру Конраду не ссориться с рыцарями ордена Храма. Не поладить с королем безопаснее, чем разозлить тамплиеров.
– А кому они подвластны?
– Из смертных эти воины-монахи подчиняются в первый черед великому магистру своего ордена, во второй – папе римскому. Иных земных владык для них не существует.
– Как же они воюют, если никому не подчиняются? – удивился Борис.
Лупо пожал плечами.
– Мне еще не приходилось видеть, как тамплиеры воюют, но могу предположить, что в бою они подчиняются общему замыслу. По-другому нельзя воевать.
– Ого! – хмыкнул Борис. – Да, ты, оказывается, неплохо разбираешься в ратном деле.
– А как же! Еще недавно я служил ратником у одного фландрского рыцаря.
– А потом ты возжелал спокойной жизни?
– Вовсе нет! В дураки я угодил после бегства от своего бывшего хозяина.
– А почему ты бежал?
Лупо широко ухмыльнулся.
– Хозяин пришел в бешенство, когда узнал, что делит со мной одну пышнозадую селянку. Ее хватило бы и на десятерых, но он желал владеть ею один.
– Пожадничал, значит, твой бывший хозяин?
– Да, пожадничал.
Уже совсем стемнело. Лупо проводил рыцаря до шатра, где учтиво с ним простился.
«Завел я себе друга – королевского скомороха», – усмехнулся Борис.
Спал он, как обычно, крепко, а проснулся, когда утро давно вступило в свои права. Борис быстро перекусил, собрался, вскочил на оседланного Векшей коня и поскакал туда, где накануне вечером стоял шатер короля.
Людовик сидел верхом на белом жеребце и с досадой поглядывал в сторону рощицы на краю лощины. Собравшиеся вокруг короля рыцари тоже проявляли нетерпение.
На рыжей кобыле к Борису подъехал Лупо.
– Доброе утро, мессир Конрад!
– Кому утро, а по мне уже день начался. Давно пора быть в пути.
– В путь мы отправимся тогда, когда наша королева изволит собраться.
Ждать пришлось еще около получаса. Когда терпение мужчин было уже на исходе, из-за рощи не появились десять всадниц на покрытых разноцветными попонами лошадях. Во главе этого женского отряда ехала королева – величественная черноволосая красавица лет двадцати пяти с огромными черными глазами, безукоризненно прямым носом и разлетающимися под высоким лбом бровями. На ее великолепной головке сияла золотая диадема, из-под которой струилось тонкое прозрачное покрывало.
Однако, как не была ослепительна королева, внимание Бориса привлекла еще одна женщина – или точнее совсем юная девица. У нее были темные, с медным оттенком волосы, которые она украсила широкими алыми лентами. Борис даже не понял, нравится ли ему эта девушка, но неожиданно для себя ощутил волнение, поймав на себе любопытный взгляд ее карих глаз.
Между королем и королевой произошел короткий разговор, а затем к Борису подъехал один из пажей.
– Король зовут к себе рыцаря Конрада.
Лупо хмыкнул:
– Я готов поспорить на свой дурацкий колпак, что мессиром Конрадом заинтересовалась королева. Ее всегда привлекает новое и загадочное.
Борис приблизился к венценосной чете.
– Вот дорогая – это рыцарь Конрад из… Мазии, – представил Людовик рыцаря жене.
Борис учтиво склонил голову.
Алиеноре окинула оценивающим взглядом новичка, после чего удовлетворенно промурлыкала:
– Я рада видеть в наших рядах еще одного благородного рыцаря.
Борис еще раз поклонился.
– На кого-то рыцарь Конрад очень похож, – медленно проговорила королева, впившись взглядом в лицо чужеземца.
– Вот и мне так показалось, – подхватил король.
«Не догадались бы они, на кого я похож», – забеспокоился Борис.
На его счастье появился Жильбер, чтобы напомнить королю о том, что давно пора отправляться в путь. Людовик велел дать сигнал к выступлению, и вскоре войско крестоносцев растянулось по дороге, ведущей к переправе через пограничную реку Саву.
Лупо держался рядом с рыцарем Конрадом и, не жалея едких слов, рассказывал ему об окружении обоих венценосных особ. Борис слушал молча, пока шут не упомянул девицу Агнессу де Тюренн, самую молодую в свите королевы.
– Эта та, у которой алые ленты? – спросил рыцарь.
Лупо улыбнулся.
– Мессиру Конраду было угодно ее заметить?
– Волосы у нее красивые, – буркнул Борис.
– И не только волосы. Пусть меня черти зажарят в аду, если малютка Агнесса – не само очарование. Де Винь того и гляди сгорит от любви к ней.
Последние слова шута Борису почему-то не понравились.
– Она невеста Ги? – осведомился он.
– Нет, Агнесса всего лишь дама сердца юноши.
– Почему же он на ней не женится?
– Главным образом, потому что вряд ли она пожелает за него выйти. К тому же де Винь и Агнесса, хотя и в родстве по своим матерям, тем ни менее не пара друг другу: он – простой суассонский рыцарь, а она – дочь одного из самых знатных и богатых сеньоров Тулузы.
Борису хотелось узнать еще что-нибудь о кареглазой девушке, но Лупо не сказал больше о ней ни слова, а принялся вновь перемывать косточки рыцарям и дамам.
Глава 2
Королевские неурядицы
Настоящим королем Гёза стал лишь в семнадцать лет, а до этого за него правили мать, королева Илона и дядя бан21 Белуш. Именно опекуны решили женить юного короля на младшей сестре киевского князя, княжне Евфросинии, заключив от его имени с Изяславом Мстиславовичем договор, по которому обе стороны обязались хранить дружбу и помогать друг другу военной силой. Шестнадцатилетнего Гёзу политическая составляющая этого брака совершенно не волновала. Его больше заботило, какова из себя эта таинственная русская княжна Фружина (так Евфросинию Мстиславну звали в Венгрии)? Может быть, она уродлива или сварлива?
Но невеста была настолько хороша, что жених сразу же влюбился в нее без памяти. Нежное с легким румянцем лицо, синие глаза, слегка вздернутый нос, маленький яркий рот – все это совершенно околдовало Гёзу. И ангельский характер русской княжны его тоже покорил.
«Господи! Неужели это неземное существо принадлежит мне?» – мысленно восторгался он, когда стоял с Фружиной у алтаря.
Вскоре после свадьбы молодая королева забеременела. Она легко переносила свое положение, не потеряв даже толики прежней красы, а молодой король чувствовал себя самым счастливым.
