Павел Маленёв - Пацаны выходят из бараков
— Дядь, ну дядя! У меня тут братан сидит. Позовите его, а?!
— А ну, брысь!
Внимание охранника переключалось на мальчишек. А в это время за колючую проволоку старшие пацаны бросали нож. Обратно летел кусок хлеба. Надо сказать, что «зэки» не обманывали, и хлеб всегда отдавали.
Была ещё одна мода: мы доставали у матерей из швейных подушечек две иголки, обматывали их ниткой, обмакивали в тушь и выкалывали между большим и указательным пальцем синие якоря. Мы были ещё не того возраста, чтобы понимать, что к чему.
17
В моих воспоминаниях охвачено 3–4 года, начиная с 1949‑го. В общем–то, они похожи, и некоторые детали, относящиеся, например, к 1952‑му году, а не к 1950, ничего не меняют в сути. И я уже где–то выше говорил, что пацаны, как могли, помогали своим родителям. В том числе косили траву, заготовляли сено (многие держали в сараях рядом с бараками кур, коз и даже коров, пока не запретили). В общем, белоручками мы не росли. Когда я приносил папе в котлован еду, например, мурцовку — то же, что и окрошка, только без мяса, а вместо кваса — кипячёная вода на постном масле, то брал у отца топор и, отставив по–плотницки ногу, обтёсывал слегу так, что плотники меня хвалили.
А когда папа застудился и перешёл работать в конный парк, я быстро вспомнил, как запрягать лошадь.
18
Ну как это так: жить на стройке и не научиться приспосабливать окружающее к своим забавам? Нет, без этого было не обойтись.
— Ну–ка покажи, покажи свою башку! — кричала однажды на Шурку мать. — Показывай–показывай! Что за кровь у тебя на голове? Да у тебя голова–то пробита! Где был? Что делал?
— Да мы это… Меня из трубы камнями!
— Из какой трубы? Какими камнями?
Пришлось Шурке сознаваться, что одним из наших любимых занятий летом было катание на струе земснаряда. По толстым трубам подавалась со дна Волги на намывку грунта под большим напором пульпа — смесь песка и воды, в которую попадала и галька. Мы подходили по верху трубы к её концу, из которого с грохотом вылетала пульпа, подпрыгивали и садились верхом на этот мутный поток. Несколько мгновений мощная струя несла нас на себе горизонтально, а потом увлекала вниз. Так мы и зарабатывали себе на голове кровавые шишки, а, случалось, и пробоины, как у Шурки. Он еще не сказал, что в тот раз нас поймал багермейстер с земснаряда и всем накостылял!
И ещё одну технику мы приспособили к своим нуждам. На бетонном заводе работали транспортёры, подававшие песок в бетономешалку. Периодически какие–то подшипники в роликах, по которым катилась прорезиненная лента, изнашивались. И слесари их заменяли годными, а старые снимали для ремонта. Мы научились выбивать из этих роликов подшипники и делать самокаты. Настилали в длину много широких досок (такого добра на «ГорьковГЭСстрое» хватало!) и с шумом гоняли по ним на самокатах, как сейчас катаются по асфальту.
А ещё катались на плотах по коллектору, который и сейчас протекает вдоль Заволжья. В ту пору он был совершенно чист, в нём даже водилась рыба (да ведь и из Волги мы тогда пили воду сквозь подол собственной майки!)
19
В общем, как понял читатель, дети, родившиеся до, во время или после войны, в подавляющем большинстве не были шпаной, не были хулиганами. Но наше племя было и не пасхальными мальчиками. Мы были дети рабочих, живших в коммунальных бараках.
А вот и ещё одну забаву вспомнил. Мы клали в дождевую лужу кусок карбида кальция (он тогда везде валялся), накрывали его пробитой консервной банкой и издалека кидали на банку зажжённую спичку. Банка от взрыва летела выше крыши. Одному мальчишке из соседней компании такими делами изуродовало до неузнаваемости всё лицо, поэтому его знал весь посёлок.
И рогатками баловались! Сразу скажу: животных или птиц никогда не трогали. Стреляли по мишеням, самыми излюбленными из которых (увы, а кто ещё признается?!) были керамические изоляторы на деревянных столбах воздушных электролиний.
Но не дай, Бог, если у кого–нибудь из нас родители обнаруживали рогатку — отец мальчишки зажимал ему голову в своих коленях и вкладывал Макаренко и доктора Спока горячим ремнём в одно мягкое место!
Это сейчас вольготность докатилась до того, что рогатки продают в обыкновенных магазинах игрушек. А мы свои рогатки прятали в «заначках».
20
И вот однажды, когда мы, набив карманы камнями для рогаток, пришли на «наше место» в лесу и, развесив на сучках деревьев консервные банки, стали стрелять по ним из рогаток, в небе тревожно завыл реактивный самолёт (это был 1950‑й год). Тогда новые — реактивные — самолёты, взлетавшие на Истоминском аэродроме, стали появляться над посёлком всё чаще и чаще. Но этот самолёт не гудел, а выл. И снижался, снижался над Полевой улицей, уходя от бараков в лес, к торфяным карьерам. Мы уже всё поняли, но ещё не осознали, что воочию видим подвиг лётчика, который уводит свой истребитель подальше от посёлка. И, услышав вдалеке глухой взрыв, мы побросали рогатки под дерево и помчались в сторону падения истребителя.
Когда мы с Юркой и Шуркой, пробежав по корням деревьев и по гривам карьеров километра три, оказались на месте падения самолёта, то остались несколько разочарованными: мы здесь были далеко не первые! Тут уже вовсю хозяйничали два каких–то «дядьки». Упавший самолёт ушёл глубоко в торф под углом градусов в 50. На поверхности виднелся только хвост с небольшой частью фюзеляжа.
Дядькам мы не помешали. Мы слышали, как они говорили, что реактивные самолёты ещё только проходят испытания, и что надо искать патроны. Они деловито откапывали торф от самолёта, добираясь до кабины. Потом один из копальщиков что–то нашёл: это оказались рука и скальп летчика.
У меня защипало глаза, и я стал звать Шурку и Юрку домой. Но они не шли, и я увидел, как дядьки вытащили из торфа пулемётную ленту и быстро–быстро пошли по гриве в сторону Десятого посёлка.
Мы с пацанами ничего не стали копать, а как–то отчуждённо пошли к своим баракам.
Когда вышли на Полевую улицу, то увидели, как по улице Клубной проехал к лесу необычный грузовик и высадил солдат, которые бегом направились туда, откуда мы с пацанами только что вышли.
21
Пока «ГорьковГЭСстрой» не стал Заволжьем и не отгородился дамбами и водохранилищем, он был связан как пуповиной с местной округой: рукой было подать до Выползова, Бебрюхова, Либежева, Матренина, до Бесед и до десятков других деревень, впоследствии затопленных Горьковским водохранилищем. В Матренино, например, ходили на престольный праздник к Ильинской церкви, где под высокой кручей пили, пели, разбивали друг другу носы.
У многих строителей в близлежащих деревнях оставались родственники, которые подкармливали их. А немало строителей так пока и жили в своих деревнях и ходили на работу пешком за 5–7 километров.
В этих пойменных лугах, поросших дубками и орешником, бывало и неспокойно. Особенно в дни получек. Идёт человек со стройки, рядом — ни души. Вдруг из кустов — человек с ножом! Не раз бывало. Одно время тут по деревням даже такой слух ходил, что какая–то 80-летняя старуха, божий одуванчик, будто бывшая «зэковка» со стажем — с виду ничего такого не подумаешь — совершала грабежи с длинным кухонным ножом.
Слухи — слухами, а нас с мамой там тоже пытались ограбить. У мамы сумка наперевес на плече лежала с ценной буханкой хлеба, где и деньги были. Вдоль речки Воложки шли. Какой–то здоровенный парень уже и ручищу на мамину сумку положил, а у меня сердце в пятки ушло. На наше счастье впереди какой–то деревенский пастух со стадом оказался и мама громко закричала:
— Помогите! Грабят!
До пастуха было далековато, вряд ли он услышал мамин крик, но грабитель всё же испугался и вильнул в орешник, подальше от тропы. А мы с мамой побежали вперед, где паслись коровы.
И я всегда вспоминал этот случай, когда смотрел в то время кино «Свинарка и пастух» и сюжет доходил до сцены с коровами. А ещё мы смотрели «Девушка спешит на свидание».
Если в киноленте писали, что «Детям до 16 лет смотреть не разрешается!», то мы приставали к взрослым зрителям, чтобы нас провели на сеанс:
— Дядь, возьми меня за сына!
Тогда же шли кинокартины «Неуловимый Ян», «Поединок», «Ленин в Октябре», «Человек с ружьём», «Бесприданница», «Белеет парус одинокий».
22
Конечно, у нас свободного времени было больше, чем у взрослых, поэтому мы и видели больше, и успевали везде. Но если, например, проходили Всесоюзные мотогонки в честь памяти знаменитого лётчика Валерия Чкалова, родившегося в Василёве, ныне Чкаловске, по «большой дороге» Горький — Чкаловск на мотоциклах со снятыми колясками, то смотреть их выходил весь «ГорьковГЭСстрой». В такой глуши и вдруг — Всесоюзные соревнования! У нас дух захватывало, когда колясочники, помогая своим водителям проходить повороты, прыгали по раме со стороны на сторону!
