На пороге великой смуты - Александр Владимирович Чиненков
Он взял раненого за голову и резким движением свернул её вправо, с наслаждением почувствовав, как хрустнули шейные позвонки.
– Вот теперь мы квиты, – хмыкнул он, отпустив голову мертвеца и с отвращением оттирая снегом руки. – Прощай, Калык! Не беспокойся там, в аду кромешном, за своё место. Я займу его и присмотрю за твоими сабарманами! Как сказали бы в таких случаях французы и англичане – АЛБАСТЫ УМЕР. ДА ЗДРАВСТВУЕТ АЛБАСТЫ!
Нага привёз тело Калыка в разбойничий лагерь глубокой ночью. Сабарманы вышли из юрт и собрались возле мёртвого Албасты.
– Он скончался на моих глазах, – сказал Нага.
Это не произвело на разбойников никакого впечатления. Надо было действовать решительнее.
– Последние слова его были такие. И имущество, и главенство над вами он завещал мне. Теперь я ваш Албасты. И называйте меня так же!
Разбойники опять промолчали. Только все – крепкие, рослые – придвинулись друг к другу и стали плотней вокруг Наги. У него холодок пробежал по коже. Эти люди могут убить его прямо сейчас, если захотят.
– Мы слушаем тебя, Албасты, – угодливо сказал один из них.
Нага напрасно боялся. Для них он был человеком более уважаемым, чем Калык. Он стоял так высоко, что любое его слово должно быть непререкаемым.
– Во-первых, надо похоронить «старого» хозяина. «Душевный» был человек.
– Да, он хороший был, – загалдели сабарманы.
Их лица кривились в усмешке, и они не говорили о покойном больше ничего. Наступившим днём тело Калыка отнесли подальше в степь, с горем пополам выдолбили неглубокую яму и закопали его без слов, если не считать короткого вздоха Наги:
– Эх, гулял, гулял, а хороним, как собаку!
– Все так подохнем, – сказал кто-то. – Жалко его.
– Кто умер, того жалеть уже нечего, – объявил всем Нага.
Вернувшись обратно, устроили скромные поминки. Желая расположить к себе разбойников, после первой же пиалы вина Нага разговорился:
– Мы ещё таких дел наворотим, джигиты, что всем вокруг тошно станет! А сейчас я хочу отдохнуть. Помните: кто ослушается меня, тот пусть не рассчитывает на милость. Вы зарыли прежнего Албасты и должны молчать об этом. Кто я есть – вы не знаете…
Он поселился в юрте Калыка. На следующий день вырыли яму под ней, с незаметным лазом, которую тщательно укрепили и замаскировали. Для посторонних, в том числе и пленных, Наги как бы не существовало.
Новый Албасты приказал всем отдыхать до весны и не высовываться. Разбойники сидели в своих юртах, грустили о прежней жизни и ожидали, когда растает снег. Каждый раз они спрашивали Акзама, разбойника, который прислуживал новому Албасты: «Ну, что он говорит? Когда же всё переменится?» Акзам пожимал плечами. Он и сам ничего не знал.
Всё устроилось так, как хотелось Наге, кроме одного – он был совершенно отрезан от мира. Дни сменялись днями, и каждый наступивший становился длиннее вчерашнего. Плоские шутки разленившихся сабарманов надоели, мясо верблюжатины казалось отравой. Нет, он не был создан для того, чтобы прозябать в безделье!
Иногда на Нагу нападал панический страх. В такие минуты он брал в руки пистолет, метался по юрте и проверял маскировку над ямой. А иногда, наоборот, смелость возвращалась к Наге, он уверенней думал о будущем, на что-то надеялся, хотя мрачная озабоченность теперь никогда не сходила с его лица…
* * *
Девушка всё ещё спала и тихо постанывала во сне. Мариула наклонилась над спящей, не зная, как разбудить её. Она потрясла девушку за ноги, но легонько, словно боясь, что она сердито толкнёт её. Незнакомка, не просыпаясь, недовольно заворочалась, это не испугало Мариулу, но вызвало в ней неуверенность. После того как она дотронулась до нее, девушка больше не сопела. Мариула целых полчаса стояла подле неё в нерешительности. Незнакомка уже два дня лежала на спине. Мариула знала, что ей надо спать, сон ей нужнее всего после переохлаждения. Но сон девушки начинал затягиваться, и это тревожило Мариулу.
Дыхание больной стало почти неслышным. Мариула снова склонилась над ней, глядя на её лицо, на закрытые веками глаза, на бледные щёчки. Она не сводила глаз с этого удивительно красивого лица, на котором появилось выражение спокойствия, умиротворённости; она была похожа на выздоравливающую, но не была таковой.
Мариула долго смотрела на спящую девушку, в одиночестве наблюдая за ней. Спящая красавица не казалась ей обычным существом. Она как будто явилась в её дом как не от мира сего. А привёз её два дня назад казак Федот Дорогин. Он ездил на реку верши проверять, вот и увидел её, тонущую в полынье. Как девушка в неё угодила, казак объяснить не мог. Он лишь помог ей выбраться из водяного плена в последний момент, когда уставшая бороться за жизнь незнакомка пошла уже ко дну.
Прямо с реки Дорогин привёз её к Мариуле. И ей пришлось принять совершившийся факт. Значит, спасение девушки является Божьей волей, в которой Мариула была вынуждена принять активное участие. Она знала, что жизнь девушки сейчас зависела только от неё. Уложив её в постель, Мариула действовала инстинктивно, по доброму побуждению. «Я спасу тебя, красавица!» – думала она. И она решила во что бы то ни стало вытащить незнакомку из лап смерти…
Когда дыхание девушки стало почти неслышным, Мариула склонилась над её лицом. Она увидела, что губы у неё пересохли и покрыты трещинками, словно маленькими ранками. Мариула взяла в руки чистый платочек, окунула его в настой зверобоя и смочила больной губы, как она делала со всеми больными, которых приходилось лечить.
Девушка проснулась и, открыв глаза, лежала неподвижно, словно желая вспомнить, где она находится. Увидев, что Мариула наклонилась над ней с платочком в одной руке и пиалой в другой, она улыбнулась ей.
– Доброе утро, – прошептала она.
Мариула ответила с улыбкой:
– Скорее добрый вечер!
Девушка нахмурилась, закрыла глаза и снова провалилась в глубокий сон, словно и не выходила из него никогда.
* * *
– Ну вот и всё, – сказала сама себе Ляля, складывая карты в колоду. – Скоро придёт «тёмный» человек и принесёт с собою много горя…
Необъяснимая тоска сжала сердце, но Ляля заставила себя отвлечься от страшных мыслей. ЧЕМУ БЫТЬ, ТОГО НЕ МИНОВАТЬ! Страшная буря собирается над степью, готовая поглотить множество жизней, сломать и исковеркать множество судеб. НО ЧЕМУ БЫТЬ – ТОГО НЕ МИНОВАТЬ!
Ляля вздохнула и провела руками по животу. Она знала, что носит в себе источник иных забот. Ляля знала, что уже скоро у неё будут новые причины для счастья и горя, невыразимой радости или
