Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга первая
— Послушай, это же некрасиво.
— Что? — удивился он.
— Он же спаивает этого несчастного ребенка!
— Глупости, — отмахнулся Боря. — Ну, переспит он с ней — великое дело. Не он, так другой. А ты лучше не вмешивайся.
Сидели мы в тот раз не у себя, а в Авдеевских хоромах, в комнате напротив, наискосок. Злая, ушла я выбросить мусор, а когда вернулась, мужчин не было, но поперек кровати лежала ничего не соображающая Лора. Я выглянула в коридор. Никого. Заглянула к нам — тоже никого. Они ушли к Маркову допивать последнюю бутылку и ждать, когда я угомонюсь.
Я метнулась обратно, набросилась на Лору и стала приводить ее в чувство. Тщетно. Она мычала, не открывая глаз. Я отхлестала ее по упругим щекам. Никакого впечатления. Тогда пришлось схватить ее поперек туловища и волочь в нашу комнату. Ноги Лоры безвольно ехали по полу. Одна туфля соскочила и осталась посреди коридора. Но я благополучно довезла ее, взгромоздила на кровать, сбегала, подобрала туфлю, быстро разделась и легла рядом. Воображаю, как еще больше вытянулась физиономия Авдеева, когда он вернулся, а впавшей в беспамятство девочки не нашел.
От Маркова Боря вернулся поздно и был несказанно удивлен, обнаружив на своем месте спящую Лору. Я тоже сделала вид, будто крепко сплю. Затевать скандал среди ночи он не стал, потоптался и ушел ночевать к Маркову.
Наутро, бледная, с больной головой, Лора ушла. Она так и не поняла, а что, собственно, произошло. Вскоре сестры съехали, и мы потеряли их из виду.
Вечером со всей определенностью я заявила Борису Валерьяновичу:
— Не желаю больше участвовать в сомнительных вечеринках и видеть эту гнусную парочку — Маркова и Авдеева.
— Странно, — пожал он плечами и прошелся по комнате, — нет, это, в самом деле, странно. Вполне приличные ребята.
— Мне не нравятся твои вполне приличные ребята, и, дорогой мой, на сей раз будет по-моему.
— Положим, по-твоему никогда не будет.
— Отчего же?
— Оттого, что хозяин в доме я.
Я решила не лезть на рожон.
— Прекрасно, ты — хозяин, я — хозяйка. Вот и прислушайся к моему мнению.
Он стал внимательно меня разглядывать, даже голову наклонил к плечу. Что-то в моем облике ему не понравилось, а что — не мог разобрать. Глаза его были холодные, словно не человек смотрел.
— Так вот, запомни. Хозяин все-таки я. Я зарабатываю на жизнь. Я обеспечиваю тебя всем. А ты…
— О-ля-ля! — перебила я и почувствовала, как мои глаза тоже наливаются нечеловеческим холодом. — Куском хлеба решил попрекнуть! Нет уж. С меня хватит отчима.
Он понял, что сморозил глупость, стал оправдываться: не так поняла, не то совершенно хотел сказать. Я не слушала. Я прикидывала в уме, где можно в разгар сезона найти работу.
На другой день, только он уехал, кинулась в бега. Промоталась без толку несколько часов, еле успела вернуться вовремя и приготовить ужин.
Еще день поисков. Нигде. Ничего. А талия стала тоньше. Я решила ни за что не притрагиваться к купленной на его деньги еде. В те дни он возвращался поздно.
— Ты поела?
— Поела.
И ел один, ничего не подозревая. Я подавала ему жаркое, смотрела, как красиво, как аккуратно он ест, и думала: «Еще день таких мучений, и я возненавижу его!»
Не выдержала, заняла несколько франков у мамы. Денег мама дала, но встревожилась:
— Ты скверно выглядишь, дочура. Ты здорова?
Я заверила, что у меня все в полном порядке.
Я обзвонила всех девочек, и они тоже взялись искать для меня работу. Обзванивали, расспрашивали своих знакомых.
Работу нашла Маша. Через приемных родителей, а те еще через кого-то узнали, что мадам виконтессе дю Плесси, живущей в районе Микельанж Отей, срочно требуется приходящая femme de menage[18].
4
Странная виконтесса. — Учусь шить шляпы. — Салон Татьяны Яковлевой
Вспоминая сварливых клиенток и опыт прислуживания великосветским дамам в лице незабвенной Нонны Аркадьевны, ехала я в район Микельанж Отей не без трепета.
Квартира оказалась на первом этаже, консьержка — тигр. Значит, жди горничную в белой наколке. Я позвонила.
Никаких горничных. Виконтесса собственноручно открыла дверь. Я сочла это за доброе предзнаменование. Меня провели в гостиную, где царил совершеннейший беспорядок. Окинула взглядом обстановку. Узкая длинная комната, без роскоши, без излишеств. Обыкновенный дом средней руки. Виконтесса предложила сесть, мы стали договариваться.
В этой высокой светловолосой тридцатилетней женщине поразило с первого взгляда не властное с правильными чертами лицо, поразили руки. Такой красоты я никогда не видела, разве что у мраморных античных богинь.
Мы вели обычный между нанимателем и работницей разговор, но меня все время отвлекали эти руки. Не аристократические, нет. Совершенные. Не вялые, не расслабленные, не жеманные, а сильные, энергичные и прекрасные.
Вдруг по квартире распространился запах убежавшего молока. Виконтесса встрепенулась, досадливо сморщилась, и на чистейшем русском языке крикнула в глубину комнат:
— Няня Стефа, что мне, тыщу раз повторять? Опять у тебя молоко убежало!
— Ой! — пискнула я и прижала ладони к груди.
— Вы — русская? — удивленно уставилась на меня виконтесса.
Так мадам дю Плесси обернулась Татьяной Алексеевной Яковлевой.[19] Она была женой настоящего французского виконта, симпатичнейшего человека, без великосветской дури и чванства.
Я совершенно успокоилась, расслабилась, а Татьяна Алексеевна спросила напрямик:
— Скажите правду, Наташа, что заставляет вас идти в прислуги. На профессиональную femme de menage вы совершенно не похожи.
Я не стала вдаваться в подробности. Сказала, что нет ремесла, что ничего не умею делать, а деньги на жизнь позарез нужны.
— Добро, — не сводила она с меня внимательного взгляда, — будете стараться, будет и постоянная работа.
Вот что я от нее узнала.
Татьяна Алексеевна открыла на дому небольшую шляпную мастерскую. Взяла помощницу. Но та или заболела, или собиралась отказаться от места, словом, держала хозяйку в неведении. Нянька Татьяниной трехлетней дочери не поспевала за всем. Тогда, замотавшись между мастерской, маленьким ребенком и домом, Татьяна решила нанять femme de menage, и мне выпала эта счастливая карта.
Татьяна принесла из кухни по чашке горячего чаю, мы разговорились.
— Мне эти шляпы, если хорошенько вникнуть, не нужны. Муж зарабатывает прилично, на жизнь хватает, особой роскоши нам не нужно. Но, видите ли, Наташа, в чем дело. Я по природе очень независимая женщина. Я за полное равноправие в семье, хоть муж мой и лучший из мужчин, улавливаете эту мысль?
Я энергично закивала. Еще бы! Почему-то бурное мое согласие вызвало у нее мимолетную улыбку. Она продолжала:
— Французы слишком благоразумные люди. Все размерено, все учтено. Я — не благоразумная. Да и скука смертная — контролировать каждый сантим, отчитываться. Это вообще не в моем характере.
Она гордо прищурила на меня светло-карие глаза. Потом я узнала, что она близорука, но очки не носит, чтобы не портить внешность. Забота о внешности занимала в ее жизни довольно много места.
— Вот так, — рассказывала она мне, как хорошей знакомой, — и родилась идея устроить мастерскую. Как на грех помощница моя захандрила, няня Стефа не справляется, девку свою я совсем забросила, в квартире сплошной бедлам. Сами видите. А если совсем уж откровенно, не люблю я эти уборки, тряпки. Не люблю и не умею, — она с любопытством и недоверием глянула на меня, — а вы умеете?
Я предложила незамедлительно провести эксперимент.
Видно, результат бурной деятельности новоявленной femme de menage произвел благоприятное впечатление, и мы расстались с Татьяной до завтра, вполне довольные друг другом.
В сумерках я примчалась домой с полной корзиной продуктов и застала разгневанного супруга. Как на крыльях, летала от стола к плите, а на всю его буркотню небрежно кинула:
— Не успела, прости, весь день была на работе.
Ого, что тут поднялось!
— Работаешь? Где? Зачем? Я запретил!
Целую неделю он бушевал, требуя, чтобы я назвала место работы.
— Мне не нужен твой заработок! — носился он вокруг меня, — я все равно узнаю, где ты работаешь, и потребую увольнения. Во Франции есть закон: если муж не хочет, чтобы жена работала, ее не имеют права держать! — стучал он кулаком по столу.
— Ты мне ответишь или нет, что это за таинственная работа? — ходил он за мной по пятам во время уборки.
Я отмалчивалась.
А на таинственной работе тем временем происходили странные вещи. Помощница Татьяны так и не вернулась, заказы сыпались, хозяйка задыхалась, не поспевая в срок. И вот прекрасно поставленным голосом она начинала орать на весь дом, а няня Стефа роняла на кухне нож.
