Александр Старшинов - Наследник императора
И тогда Приск узнал Кориоллу.
В следующий миг центурион уже сжимал в объятиях свою милую. Целовал жадно, обнимая ставшую вновь стройной талию. А потом услышал странное то ли хныканье, то ли мяуканье за спиной. Оглянулся. Корзина заметно раскачивалась. Ребенок? Колыбель?
Ну ничего себе! Ай да Требоний! Позволил женщине с ребенком жить в крепости. Уж точно проверяющего Лонгина на него нет!
– Наша дочь, – сказала Кориолла. – Флорис… Сейчас покажу! – Она подтащила Приска к колыбельке, подняла покров. Закутанное в белое существо смотрело на них круглыми темными глазами и важно посапывало розовым носиком.
– Красавицей будет! – уверенно заявила Кориолла.
Тут дверь комнаты приоткрылась, потом просунулась голова, обмотанная красным шерстяным платком, и какое-то странное чувство охватило Приска, будто произошло смещение пространства и времени, и если он выйдет из дома, то за дверью в мартовских влажных сумерках окажется вовсе не крепость Дробета, а укрытая плотными облаками Сармизегетуза. Потом он понял, что перед ним всего лишь служанка Куки, и тряхнул головой, прогоняя наваждение.
– Я тут творога принесла, да вина, да молочка, тебе, госпожа, молочко пить надобно, – пискнула Мышка.
– Кука вернулся! – сообщила Кориолла.
– Да неужто? – всплеснула руками Мышка. Хорошо, успела поставить на стол все припасы, а так бы разбила кувшин и разлила молоко. – И где он?
– Да в банях, где ж ему быть, – хмыкнул Приск.
Девчонка тут же умчалась.
– Тебе тоже надобно в бани, – заметила Кориолла и демонстративно наморщила нос.
– Подожди… – отмахнулся центурион. – Скажи, почему ты в Дробете?
Кориолла опустила голову.
– Я, мы… Тут весть пришла, что ты погиб, Гай.
– Вот же ерунда! И ты поверила! – Он привлек Кориоллу к себе и прижал крепко-крепко. – Как ты могла!
– Я не поверила… Но… – Она запнулась, головы не поднимала, сопела в подмышку, готовая расплакаться.
– Да в чем дело-то?
– Дом за долги пришлось продать… И Кукину часть, и твою… ничего не осталось, только кобылу мы с собой увели, да рабов, да два мешка с вещами… Малыш сюда переехать помог.
– И кому все досталось? – спросил Приск, внутренне каменея.
– Ларов я забрала… – спешно добавила Кориолла. – Ларов нельзя оставлять.
– Кто дом получил?!
– Ликса Кандид.
Приск почти не удивился ответу. На войне подобно стервятникам жиреют снабженцы, а тот, кто идет в атаку с пилумом и мечом, имеет право лишь проливать свою кровь в неограниченных количествах.
Аве, Цезарь!
– Не переживай, мы вновь купим дом, – пообещал Приск.
Хотя он даже не знал, где теперь раздобыть денег на положенную центуриону лорику.
«Пятьсот тысяч фунтов золота…» – будто наяву прозвучал голос убитого Монтана, насмешливо так прозвучал, с издевкой.
М-да, римляне решают все свои финансовые проблемы одинаково – отправляются грабить. Ну что ж…
Да будет война!
* * *После бани да перекуса Приск запер дверь в комнату на засов и нырнул вместе с юной женой в постель. Тут напало на них нечто вроде помрачения, какое, рассказывают, случается с участниками вакханалий, но те одуряют себя снадобьями и дурманящими разум напитками, а Приск с Кориоллой выпили лишь по бокалу вина, так что краткосрочное безумие никак нельзя было списать на сок виноградной лозы.
Потом они лежали в постели, и Приск, перебирая руками простыни и прикидывая, хватит ли сил на новый приступ Венериной крепости, рассказывал о своем путешествии, а Кориолла рассказывала о своем – об ожидании, о страшной вести, о путешествии в Дробету.
И так за рассказами заснули оба, а проснувшись, Приск решил, что для нового штурма крепости он вполне даже пригоден. И осуществил.
* * *Уже после заката солнца сели они за стол, за трапезу скорее скромную, нежели обильную. Друзья присоединились. Все выглядели усталыми, но довольными. Кука постоянно шутил, хмыкал и тискал Мышку, которую он, как выяснилось, только что сделал вольноотпущенницей.
– Видимо, очень сильно по девчонке соскучился, – прокомментировал решение товарища Тиресий.
– Эх, Гай, мы опять с тобой голодранцы, а не солидные домовладельцы! – повторял Кука, подливая себе в бокал неразбавленного вина. – И если Адриан тебя не наградит, а нас заодно с тобой, так и останемся мы до конца дней своих голожопыми.
– Вообще-то я теперь все время ношу штаны, – признался Приск. – Так для очень важной части тела надежнее.
– Вот похабники! – хмыкнула Кориолла.
– Подруга солдата! Привыкни с дерзким словам! – заговорил вдруг Фламма, изрядно захмелевший.
Малыш притащил для малышки Флорис замечательную колыбель – сам сработал, о чем радостно сообщил, ставя подарок на пол.
Про Валенса Кориолла ничего не говорила, а Приск и не стал спрашивать – приходил, не приходил, навязывался, приставал – неважно. Ясно, ничего старику не обломилось, раз пришлось продать дом, – впрочем, у старого поклонника Бахуса денег никогда не водилось.
* * *Десять дней, пожалованные Требонием, пролетели как миг. А дальше пошли служебные будни – военный трибун велел спешно укреплять поселение вокруг Дробеты земляным валом да кольями – война, пусть и не объявленная, стучалась в дверь, и даже Требонию было ясно, что даки могут объявиться на берегах реки в любой момент. После смерти Лонгина цена всем прежним договорам была – медный асс.
В эту зиму Данубий не замерзал, река вскрылась рано, зато варвары пожаловали в низовья и ограбили сразу несколько караванов судов, идущих вверх по течению.
В Дробету прибыл отряд новобранцев, вроде как обученных, но ничего толком не умеющих, и теперь Приск тренировал их до потемнения в глазах – как когда-то Валенс мучил восьмерых тиронов-мальчишек.
Лорику он купил, взяв деньги в долг, шлем ему подарил Малыш, а поперечный гребень – старый центурион из Дробеты, уходивший в отставку по ранению. Одно было неясно: как и где устроить Кориоллу, Малышку и Флорис. Прим и Галка могли жить вместе с Обжорой – но женщинам в лагере было не место, и Требоний пока закрывал на нарушение глаза – но лишь до той поры, пока не придет известие, что Траян выступил из Рима. А что император вскоре отправится в поход, было ясно всем.
Пришлось центуриону набрать у товарищей в долг – у Тиресия, Фламмы, даже у Оклация, после чего Кука отправился подыскивать комнатку в поселке. Расценки, конечно, здесь были не римские, но все равно Кука скрежетал зубами, до хрипоты торговался, ругался, грозил, наконец сговорился на две жалкие клетушки: одна для женщин, вторая – кладовая и кухня, где должны были спать рабы.
Переезжать пришлось в спешке, потому что теплым апрельским утром явился к центуриону в дом Малыш и сказал, смущенно глядя в пол:
– Пришло письмо от Адриана. Траян назначил его командовать Первым легионом Минервы. Нас он всех берет к себе. Пришел приказ о переводе – почти весь наш «славный контуберний» отправляют к нему, только Луций Корнелий остается в Ракаи.
– Ты вроде как и не рад? – спросил Приск.
– Я думал… – Малыш замялся, – что так и пребуду при машинах.
– Как будто в Первом легионе Минервы нет машин! – хмыкнул Приск.
Малыш на миг опешил, потом расплылся в улыбке:
– А ведь правда!
Глава IV
Тучи сгущаются
Весна – лето 858 года от основания Рима
Долина Бистры
Легион Везины – как гордо именовал пилеат свое соединение, взял штурмом лагерь на Бистре и вырезал весь гарнизон. Подобрались даки к укреплениям еще до рассвета, когда небо на востоке только-только начало светлеть, а всю долину наполнял густой белый туман. Даки ринулись на штурм, засыпав стены лагеря стрелами и подкатив сразу к двум воротам тараны. Один из караульных что-то успел прокричать, прежде чем стрела сбила его с башни. Но сигнал на подъем еще не звучал, и, хотя несколько мгновений спустя в лагере подняли тревогу, загорелся заранее приготовленный на случай ночной атаки стог сена, но поздно было играть трубам, поздно надевать лорики и хвататься за мечи – створки ворот с грохотом рухнули, и лагерь смертной волной затопили даки. Всех, кто находился внутри стен, вырезали – всех до единого, включая рабов и прислугу. Лагерь жечь не стали, но убитым отрезали головы и унесли с собой – выставить на копьях как свидетельство славы. А тела оставили на добычу лесному зверью, что не замедлило пожаловать на пир.
Томы, Нижняя Мезия
Наместником Нижней Мезии был ныне Луций Фабий Юст, человек исполнительный и Траяну преданный, однако вряд ли император мог бы ему доверить командование армией, как когда-то позволил это сделать Лаберию Максиму.
С момента своего назначения Фабий Юст занимался в основном одним важным делом – строительством Никополя, города, заложенного самим императором Траяном после победы над варварами близ Дуростора – когда растеклись они по провинции кровавой волной по зимним дорогам и едва не вырвали всю Мезию из-под власти Рима. За постройкой нового города – и в будущем новой столицы Мезии – Юст не видел собиравшихся на севере грозовых туч. Известия о захвате Лонгина, о плане восстановления крепостей и вообще о планах именно войны, но никак не мира его расстроили как человека, который запланировал себе на ближайшие годы занятие по душе – то есть возведение нового богатого города. От этого милого сердцу занятия его отрывали и влекли на труды военные, что в принципе должно было радовать сердце истинного римлянина, но сердце Юста не радовалось этому вообще.
