Александр Старшинов - Наследник императора
– Я послан царем Децебалом к вам с вестью.
Ворот ему не открыли. Но и стрелять не стали.
– Подойди и говори, с чем пожаловал! – приказал караульный.
Римлянин даже не высунулся наружу из башни у ворот – трусил.
Зато дак легкомысленно приблизился, нимало не заботясь о том, что со стены в него могут целиться лучники.
– Мы потеряли одного из наших в пути. Не проходил ли тут за последние два дня человек в дакийской одежде, похожий на римлянина?
– Мы никого не видели – ни римлян, ни даков, – отвечал караульный.
– Это Приск, – шепнул Кука Тиресию, наблюдавший всю сцену со стены и слышавший весь разговор-перекрик. – Руку готов отрубить – это Приск.
Тиресий кивнул, а дак постоял немного и ушел назад к своим.
Кука со стены следил, что эти тринадцать будут делать дальше. Даки недолго совещались, потом повернулись и ушли назад.
– Пойдут по течению Стрея к Марису, – решил Кука.
– А что мы? – спросил Оклаций, забравшийся вслед за друзьями на стену.
– Пойдем искать Приска. Но пусть сперва эти подальше уйдут.
В путь они вышли уже во вторую дневную стражу и через два часа встретили Приска.
* * *Да, это было удивительным совпадением – никак не меньшим, чем встреча с Архелаем: его друзья – Кука, Тиресий, Молчун, Оклаций и Фламма оказались в лагере на Бистре.
Письмо Лонгина Приск отдал военному трибуну, что командовал в крепости. Измученный дорогой и раненый, центурион тут же получил от трибуна разрешение отдохнуть пять дней и ни в каких военных делах лагеря не участвовать.
Друзья отвели его в свою казарму: бенефициарии жили отдельно в деревянном домике – правда, комната на всех была общая, но просторная, с большим очагом у стены. Запасливый Кука раздобыл горшки и кувшин, аккуратно расставил на полке подле очага. На столе во время обеда даже красовались серебряные кубки, неведомо как попавшие в распоряжение Куки. Приск наелся до отвала бобовой кашей, от вина отказался – глотнул лишь горячей воды и потребовал у друзей перо, чернильницу и пергамент. Фламма тут же открыл свою сумку и извлек требуемое на свет: правда, кусок пергамента ему пришлось отрезать от большого свитка.
– У меня тут важные записи, – признался Фламма, смущаясь.
Приск поправил масляный светильник на крюке, придвинул поближе стол и так около часа сидел, щурясь и склоняясь к обрывку пергамента чуть ли не носом. Все догадались: центурион Приск рисует, возможно, важную карту, но, как ни подкатывался к нему Фламма с вопросами, как ни язвил Кука – Приск не проронил ни слова.
Закончив рисунок, Приск тут же лег спать. На другой день он проснулся поздно, уже вторая дневная стража миновала, а заботливый Фламма сготовил бобовую кашу с салом. После трапезы центурион первым делом тщательно проверил, не сможет ли кто-то подслушать их разговор, и, убедившись, что ни в соседних комнатах, ни вообще в казарме никого нет, запер на засов наружную дверь и приступил к рассказу:
– В Сармизегетузе я встретил одного человека. Римлянин, бывший фабр. Назвался он Марком Монтаном, и мы с ним вместе бежали из плена.
– Марк Монтан, какое-то знакомое имя… – заметил Тиресий. – Не так ли прозывался тот парень, что явился к Траяну накануне последнего сражения с Децебалом? Его потом все, даже вьючные мулы, величали героем, – заметил Тиресий.
– Судя по всему, тот герой взял себе фальшивое имя… – Приск кратко рассказал о своих догадках друзьям. Имя Авла Эмпрония его друзьям было хорошо знакомо. Но то, что дакийский герой, как иногда именовали перебежчика Марка Монтана, оказался на самом деле Авлом Эмпронием, – такого никто из них представить не мог.
– Постой-постой, ты должен был его видеть… – напомнил Кука. – На праздновании победы, когда ты лично пришиб этого клятого Нонния.
Приск покачал головой:
– Может, Эмпроний и был на этом празднике, да только я его не приметил, не до того было.
– Значит – здешний Монтан фальшивый, а тот настоящий? – подал голос Фламма.
– Похоже на то. Но не это главное… То есть для меня это очень важно, ибо я должен отыскать и наказать предателя. Но для вас… – Приск сделал заметную паузу. – По дороге Марк Монтан рассказал мне удивительную вещь – будто бы в горах даки зарыли огромный клад – никак не меньше, чем пятьсот тысяч фунтов золота и вдвое больше серебра.
– Ого, так прямо и сказал – пятьсот тысяч? – недоверчиво спросил Кука. – Сколько же это ауреев? – Он сосчитал мысленно, но вслух цифру не в силах был произнести.
– Может, пять миллионов? – заржал Оклаций.
– Тише! – шикнул на него Приск. – Монтан сказал, что всех римлян, которые закапывали клад, убили. А там народу, судя по всему, было немало. Уцелели только двое: он и еще мерзавец Авл Эмпроний.
– Ну, этого, похоже, ни меч не берет, ни вода… – заметил Молчун. – Придется его сжечь, – сказал таким тоном, будто жечь собирался немедленно.
– А ты, значит, убил этого Монтана, чтобы тайна досталась только тебе? – спросил Оклаций.
Все уставились на Приска.
– Вы тут от скуки совсем спятили, – заявил центурион. – Зачем мне убивать Монтана, если он рассказал мне про клад, но не показал место, где зарыто золото?
– А может, ты вызнал? – не унимался Оклаций, прежняя озорная натура взяла верх в молодом легионере. – Повесил над костром и…
– Я тебя сейчас повешу, – Приск ухватил легионера за плечо.
– Тише! – Друзья оттащили Оклация.
Приск, разумеется, переоценил свои силы: после ранения он вряд ли мог кого-то из них повесить. И сейчас почти сразу опустился на скамью, морщась от боли и хватаясь за еще не заживший бок – как бы кровь, удачно остановленная Архелаем, не пошла вновь.
– В самом деле, глупо разжигать костер да пытать собственного проводника, когда за тобой гонятся озверевшие даки, – поддержал Приска Тиресий.
– Я же пошутил! – отозвался Оклаций из угла, куда его благоразумно оттеснил Кука.
– Монтан погиб, когда на нас напали тринадцать даков.
– Почему не сто? – спросил вполне серьезно Фламма.
Фраза, а в особенности совершенно серьезный тон Фламмы вызвали гомерический хохот – причем грохнули все одновременно.
– Нет, их было пять сотен! – выдавил сквозь смех Оклаций.
– Приск всех перебил, – ржал Кука. – Всех до единого.
Центурион понял, что второй его рассказ полностью дискредитирован нереальными подробностями, и замолчал. Можно было, конечно, и Фламму слегка придушить для ясности, но достоверности рассказу это добавить никак не могло.
– Значит, мне никто из вас не верит? – спросил Приск, обводя друзей мрачным взглядом.
Его несчастный вид развеселил друзей еще больше.
– Гай, старина, мы верим тебе, как всегда! – заверил товарища Кука сквозь смех. – Лонгин принял яд и умер, этот твой Монтан погиб в стычке с даками, – подтвердил Кука. – Но нет никакого золота, если Монтан и рассказал тебе что-то такое, то эту басню он сочинил, чтобы набить себе цену. Я знавал одного раба в банях, который всем рассказывал, что цена ему – целый талант, хотя за него не дали бы и сотню денариев.
– Разве не мы с тобой нашли пещеру с кладом? – напомнил Приск.
– Сто фунтов золота, – напомнил Кука. – И наш старый знакомец трибун Анний лишился руки, когда захотел их забрать.
Напоминание про найденный клад заставило всех замолчать. Пещера, полная сокровищ, была реальностью. Именно Приск ее обнаружил. Кто знает, быть может, боги этих гор благоволят к молодому центуриону и открывают ему свои тайны?
Тогда, в первую свою кампанию, легионеры, почти мальчишки, совсем иначе смотрели на жизнь. Старое военное правило: вся добыча сносится в кучу и лишь потом делится полководцем среди солдат – соблюдалось ими неукоснительно. Теперь наверняка, прежде чем звать своих к обнаруженному тайнику, друзья закопали бы один из мешков отдельно. Война научила их нехитрому правилу: все, что ты можешь получить из казны, что причитается тебе за кровавую жатву, – это шрамы на шкуре и скудный перечень выплат, которые почему-то всегда уходят на погашение долгов.
– Думаю, клад существует, – подал голос внезапно посерьезневший Кука. – Вот только золота там не так много, как нашептал тебе этот новый Монтан.
– А зачем он вообще Приску рассказал про золото? – упорствовал в своем неверии Оклаций.
– Э, парень… представь, ты знаешь, где зарыто пятьсот фунтов золота, ты два года молчишь и не можешь никому рассказать, – хохотнул Кука. – Да ты тут же все вывалишь первому встречному, если этот встречный не дак, а римлянин, то есть свой.
– Пятьсот тысяч… – поправил Приск.
– Да наш Оклаций разболтал бы и про пятьдесят фунтов, – заметил Тиресий.
Оклаций погрозил ему кулаком.
– Даже если клад существует, – подхватил Тиресий, – как ты найдешь его, Приск, если этот Монтан не назвал тебе место?
– Так ты ему веришь? – удивился Оклаций.
– Приск никогда не врет.
