Софья Бородицкая - Две невесты Петра II
Окольными путями узнав о суровом приговоре врачей, Наталья Алексеевна сначала очень испугалась. Лёжа без сна долгими ночными часами, она никак не могла свыкнуться с мыслью, что совсем скоро её не станет. Её сознание никак не хотело смириться с тем, что всё-всё, что её окружает, всё, кого она любит, останутся жить, а её не будет. Не будет ни здесь, в Москве, ни где-нибудь в другом месте. Она вскакивала с постели, принималась метаться по спальне, иногда даже одевалась и, проскользнув мимо спящих караульных и сиделок, выбегала на улицу, в сад, где уже вовсю хозяйничала осень. Набегавшись, тяжело дыша, она останавливалась, прислонялась к дереву, обнимала его шершавый, влажный от сырости ствол, прижималась к нему щекой, и безудержные слёзы жалости к себе текли по её лицу.
В один из таких побегов она неожиданно натолкнулась в саду на человека, который, улыбаясь, шёл ей навстречу. Поравнявшись с княжной, он низко поклонился ей и сказал:
— Раненько, княжна, встаёте, раненько.
— Ты разве знаешь меня? — удивилась Наталья Алексеевна.
— Как не знать, — ответил незнакомец.
— Но кто ты? Я тебя никогда здесь не видала, — недоумённо произнесла княжна, разглядывая пожилого невысокого роста мужчину, по платью которого трудно было определить, кто он: то ли служитель, то ли купец.
— Я-то кто? — повторил он вопрос княжны, пристально глядя на неё большими, казавшимися в рассветном сумраке чёрными глазами. — Я так сам по себе.
— Зовут-то тебя как? — спросила Наталья Алексеевна чем-то заинтересовавшего её человека.
— Зовут? — вновь повторил он вопрос княжны и, улыбаясь, добавил: — Не поверите, как зовут.
— Это почему же?
— Имя у меня старинное.
— Старинное? Какое же? — любопытствовала княжна.
— Близнец.
— Как?
— Близнец, — улыбнулся незнакомец.
— Разве есть такое имя?
— Было. В старину так многих называли.
— Многих?
— Да, многих. Вот ежели у кого двойня была — одному давали имя, а другого прозывали просто Близнец.
— Так у тебя брат есть?
— Был, — не сразу ответил мужчина, всё так же пристально глядя на княжну.
— Здесь-то ты что делаешь? Я прежде тебя здесь никогда не видала, — повторила она.
— Верно, не видали, — согласился Близнец. — Я сюда случайно попал, по делу зашёл.
— По делу? По какому делу?
— Да вот усмотрел ещё вчера днём у вас в саду на берёзе нарост лечебный, вот и пробрался сюда пораньше за ним.
Он показал на холщовую сумку, в которой что-то лежало.
— Нарост? Лечебный? — с любопытством спросила княжна. — Ты что, лекарь?
— Можно сказать, что и так.
— Можешь лечить?
— Лечил, — ответил Близнец.
— А вылечить можешь?
— Это ведь смотря у кого какая хворь внутри заведётся. Иную можно вылечить, а иную...
Он не успел договорить, как княжна схватила его за руку и, быстро шагая, повела за собой. От быстрой ходьбы она скоро задохнулась, выпустила руку своего спутника и схватилась за грудь, часто и прерывисто дыша.
— Вам бы, княжна, не следовало в сырость по саду бродить. Это вам лишь во вред.
— Ты разве знаешь, что я больна?
Близнец молча кивнул.
— Откуда знаешь?
— Сразу видать по лицу вашему.
— По лицу? — с удивлением повторила Наталья Алексеевна.
В свете наступающего утра на её исхудавшем лице ярко горели пятна болезненного румянца.
— Вылечишь меня? — тихо с надеждой спросила княжна и, не дожидаясь ответа, повела Близнеца за собой в дом.
Так незнакомец, встреченный княжной Натальей в предрассветном осеннем саду, появился в её покоях. На все недоумённые вопросы придворных княжна твёрдо отвечала, что этого человека ей послал сам Бог и отныне он будет жить здесь, при ней, и являться к ней, когда она того пожелает.
Узнав о болезни сестры, государь поначалу обеспокоился и даже хотел немедленно отправиться в Москву, но, взглянув на раскрасневшееся, сияющее здоровьем лицо цесаревны, только что вернувшейся с ним с охоты, решил отложить отъезд до следующего дня. Размышляя уже потом над частыми болезнями сестры, он вспомнил, как она ревновала его к цесаревне, какие строгие выговоры устраивала ему. Он опять усомнился в истинности её болезни, думая, что она вновь терзается неправедной ревностью к тётке, и решил пока не возвращаться в Москву.
Лишь тогда, когда день спустя в охотничьем лагере появился очень встревоженный Андрей Иванович Остерман, государь понял всё без слов и тут же, покинув лагерь, направился в Москву.
Он вошёл в покои сестры, но она, занятая разговором с каким-то незнакомцем, даже не заметила его.
Заинтригованный Пётр Алексеевич остановился, прислушиваясь. То, что он услышал, так поразило его, что он решил не прерывать беседу сестры с незнакомцем.
Из разговора государь узнал, что этот человек хорошо помнил его деда, хотя видел близко великого государя всего один раз. Но этого раза хватило, чтобы запомнить его на всю жизнь. Называя незнакомца почему-то близнецом, княжна попросила его рассказать о том единственном случае, что оставил в его памяти такой глубокий след.
Посмотрев пристально в измученное болезнью лицо княжны, незнакомец произнёс:
— В тот единственный раз, что я его видел, он собственноручно казнил моего брата Фёдора, с которым мы были близнецы. Его вот нет, а я теперь остался и за него и за себя.
Потрясённая услышанным, княжна, опираясь на руку, приподнялась на постели и с ужасом уставилась на рассказчика. И только тут она увидела брата, неподвижно стоявшего возле двери.
— Петруша! — закричала она, протягивая к нему руки. — Ты слышал, что он, он... — несколько раз повторила она, задыхаясь.
— Да-да, дорогая, слышал, слышал, — ответил Пётр Алексеевич, быстро подходя к сестре и целуя её. — Кто он? Почему он здесь? — строго спросил он, глядя на рассказчика, склонившегося перед ним в низком поклоне.
— Это... это лекарь, — по-прежнему задыхаясь и держась рукой за грудь, тихо проговорила княжна.
— Лекарь? — удивился государь. — Почему я не знаю такого? Откуда он взялся? Кто прислал?
— Никто его не присылал, я его сама нашла. Он сказал, что поможет мне в моей болезни.
Несколько минут в спальне княжны все молчали.
— Помог? — коротко спросил Пётр Алексеевич, обращаясь не то к сестре, не то ко всё ещё склонённому незнакомцу. — Отвечай, когда спрашивают! — строго прикрикнул на него государь.
— Нет, ваше величество, княжне теперь один Бог только может помочь.
— Тогда ступай, ступай, нечего тебе здесь делать, раз только Бог может помочь теперь сестре.
Проводив взглядом удалявшегося странного человека, Пётр Алексеевич бросился к княжне.
— Ну как ты? Похудела, — сказал он, отстраняясь от сестры и внимательно глядя на неё. — А так вовсе не похожа на больную, вон и румянец на щеках, да и глаза блестят как прежде.
— Как я рада, как рада, что ты, Петруша, приехал со мной повидаться. Теперь совсем спокойна буду: ты рядом. Не думай, — улыбнулась она ему слабой, болезненной улыбкой, — я поправлюсь, я поправлюсь, раз ты здесь, — бесконечно повторяла она, целуя брата.
Княжна Наталья Алексеевна умерла под утро 22 ноября. Умерла во сне, никого не обеспокоив своей кончиной. Узнав о смерти сестры, Пётр не мог и не хотел верить этой страшной новости. И лишь когда, войдя к ней в покои, увидел неподвижное, застывшее лицо княжны и прикоснулся к её холодной руке, понял, что это правда.
Велев всем выйти, он наклонился к усопшей и долго всматривался в её знакомое и такое чужое теперь лицо. В этот скорбный час его охватила такая тоска, словно он остался совсем один на свете.
— Один, один, один, — шептал государь, не имея сил оторваться от покойной.
Всё, что ещё недавно занимало, радовало, веселило его, всё, что составляло весь смысл его жизни, показалось таким мелким, ничтожным, ненужным перед лицом всесокрушающей смерти.
Он велел сделать для погребения сестры серебряную усыпальницу, которую тут же изготовили из той посуды, что когда-то принадлежала светлейшему князю Александру Даниловичу Меншикову. Княжну похоронили в Москве, в царской усыпальнице.
Первое время после смерти сестры, великой княжны Натальи Алексеевны, государь никак не мог свыкнуться с мыслью, что её больше нет среди живых. Часто ему слышался её голос, слышался так явственно, что он не знал, было ли то на самом деле или ему только мерещилось. Он откликался на этот знакомый голос, оборачивался, ища сестру, но вокруг была пустота. Кто-то даже однажды, постучав в его окно, отчётливо позвал его по имени. Он подбежал к окну, рывком распахнул его, но там лишь ворона с громким карканьем перелетела с ветки на ветку. Он часто вспоминал, что перед смертью сестры о стекло его окна, распластав крылья, билась большая птица. Из-за сумерек он не разглядел, что это была за птица. Он рассказал об этом случае лекарю Близнецу, с которым теперь часто беседовал. Тот, выслушав рассказ Петра Алексеевича, долго молчал, потом, посмотрев ему прямо в глаза, произнёс тихо, но твёрдо:
