Сергей Мосияш - Александр Невский
— Мы сказали, весь город давай. Весь! Дешевле не уступим.
— А-а, — махнул рукой воевода. — Сулицу те в бок.
А меж тем татар вкруг города все прибывало и прибывало. Видя это, более и более мрачнели владимирцы.
— Ох, господи помилуй, и отколь их столько, — вздыхал кто-то.
Не миновать сечи великой, не миновать.
И вдруг на стене все смолкли, кинулись к бойницам. Внизу перед мостом татары начали снимать с Владимира веревки. Когда наконец его освободили от пут, два татарина подъехали к нему с боков, встали так, чтоб русским со стены все видно было, и рванули на нем свитку каждый к себе. Разом сорвали и нижнюю сорочку. Князь понял, к чему это, закричал срывающимся голосом:
— Передайте Мстиславе, что я…
Он не кончил. Татарин-толмач выхватил нож, крикнул зло и весело:
— Вот ваша князя!
И ударил Владимира в обнаженную грудь. Русские оцепенели от ужаса. Князь Владимир, обливаясь кровью, упал замертво перед мостом.
— Бей поганых! — бешено закричал Мстислав и первым пустил стрелу. Около сотни стрел сыпануло в сторону татар. Они же, хлестнув коней, помчались прочь. Если кого и догнала стрела, то была она уже на излете и убить не могла.
Всеволод Юрьевич молча плакал, видя страшную и позорную смерть брата. Лишь он, прошедший Коломну, понимал, что всех их ждет та же участь.
Мстислав, подскочив к воеводе, рыдая, умолял его:
— Петр Ослядюкович, дай мне дружину. Слышь, дай!
Воевода хмурился, кряхтел. Он понимал юного князя, более того, сочувствовал ему, но рисковать не хотел.
— Остынь, Мстислав Юрьевич, остынь, дорогой, — уговаривал он. — Гнев худой советчик разуму.
— Ты что, воевода, аль не зришь, что сотворили поганые с русским князем? — бушевал Мстислав. — Разве сие можно спускать?
Но воевода упорен был.
— Спускать не след, верно. Буде сеча не сегодня-завтра, отведешь душу.
К вечеру татары обложили город со всех сторон. Ржали кони, кричали, колготились люди, до города доносился запах вареного мяса.
Когда стемнело, по предложению князя Мстислава, решено было тайно послать течца к великому князю с просьбой ударить по татарам, когда они начнут приступать к городу.
Привели воина Добромысла из дружины Мстислава. Высок, строен, длинноног — такому и коня обойти невелик труд. Мстислав подошел к нему, взял за плечи, пронзительно снизу вверх глянул в глаза:
— Побежишь к великому князю. Главное, пройти лагерь татарский. А там держи полуночную звезду у правого виска и беги, беги. Передашь великому князю, что мы просим его ударить по татарам. В этом спасение не токмо Владимира, но, может, и Руси всей. Ежели мы узрим его полки позади татар, то пособим из города, выйдем из ворот. Я так говорю, Петр Ослядюкович?
Мстислав обернулся к воеводе. Согласие воеводы не ему требовалось, а течцу, которого великий князь мог спросить: «Кто послал?» — и течец мог бы ответить: «Князья и воевода».
— Истинно так, Мстислав Юрьевич, — сказал воевода.
Ночью почти разом вспыхнули мосты у всех ворот, подожгли их по приказу Всеволода Юрьевича. Оставлен был лишь мост у Золотых ворот в надежде на скорую вылазку в стан татар. По задумке князя, горящие мосты отвлекут внимание татар настолько, что не заметят они русича, пробирающегося через их лагерь.
Но едва рассвело, как от татар прискакали три воина к Золотому мосту и швырнули голову бедного Добромысла. И так же быстро ускакали. Русские не успели и обстрелять их.
Смерть течца внесла уныние в лагерь осажденных. «Всем нам то же будет», — шептались воины, истово крестясь при этом. Князь Всеволод настаивал на уничтожении моста и у Золотых ворот, но князь Мстислав не соглашался, твердо веря в возможность вылазки против татар.
Воевода Петр на этот раз не брал ничью сторону и, если кто из молодых князей просил его поддержки, отвечал уклончиво: «С братом, с братом, князь, надо о сем сговориться». Ох, худо двум головам с одним туловом, а тулову с ними и того тошней.
V
«НЕТ ТРУСОВ СРЕДЬ НАС!»
Князя Мстислава разбудил среди ночь слуга его, Светозар.
— Что? Приступ? — вскочил Мстислав, щурясь на свечу.
— Нет, князь. Но ты сам велел будить, коли что, — отвечал Светозар. — Татаре что-то возятся сразу за рвом. Кабы не полезли.
— Воевода?
— Воевода уж там, на стене.
Мстислав одевался быстро. Светозар молча подавал ему одежду, оружие. Живя с отрочества возле князя, он понимал его без слов, по единому взгляду, по движению бровей. Одевшись и пристегнув меч, князь двинул плечом — Светозар и это понял.
— Уже заседланы, у крыльца стоят, — отвечал негромко.
Светозар едва поспевал за князем, спускаясь по лестнице из покоев. Мстислав быстро сбежал вниз, прыгая через две-три ступени. У крыльца отстранил стремянного, выхватил у него повод и легко взлетел в седло. И сразу же поскакал к Золотым воротам, никого не ожидая и не оглядываясь. Несколько воинов поскакало следом, Светозар замешкался, долго не мог поймать стремя.
На улице было темно, лишь в Успенском соборе горели сотни свечей. Оттуда доносилось нестройное заунывное пение. «Загодя отпевают», — подумал Светозар, ощутив в сердце тоску. Он догнал князя почти у самых ворот.
Мстислав подскакал к Золотым воротам, соскочил с коня и побежал наверх к бойницам. Светозар бежал следом за господином. Наверху дул ветер, сек мелкой снежной крупой. Воевода Петр стоял в затишке за церковью.
— Ну что там? — подошел Мстислав.
— Зри сам, князь, — кивнул воевода в сторону татар.
Мстислав стал напряженно всматриваться. Летящая наискосок снежная крупа перечеркивала и без того почти непроглядную тьму. И все же там, за рвом, на снегу было видно какое-то движение, мельтешили тени людей.
— Что они? Уж не пороки[80] ли придвигают? — предположил Мстислав.
— Нет, — отвечал воевода. — Я посылал к Орининым и Медным воротам. Там то ж творится. Вкруг всего города вот так-то. Мнится мне, огораживают нас они, отынивают.
— Как Рязань, значит?
— Истинно так, князь, как Рязань. Как бы днем на приступ не пошли.
— Ну что ж, встретим, — отвечал Мстислав недобрым голосом. — Скорей бы уж приступали.
— Эх-хе-хе, — вздохнул воевода и с укоризной покосился на юного князя. — Лучше б вовсе не приступали, Мстислав Юрьевич. Я б за это пресвятой богородице пудовую свечу поставил.
— Э-э, — отмахнулся князь, — ты, Петр Ослядюкович, воевода, а молвишь, как гость богатый. Пресвятая-то богородица смелым благоволит.
Воевода взглянул на Светозара, стоявшего за князем. Не нравилось ему, что при подлом человеке так о нем нелестно князь отзывается. Но и говорить об этом счел того более унизительным, начал о другом:
— Тут у меня, Мстислав Юрьевич, один мизинный человечишка лук великий сотворил, тетиву вдвоем-втроем тянуть надоть. Но и бьет зато в два полета стрелы, не менее. Сила.
— Где он? — резко спросил князь.
— Тут рядом. Позвать?
— Зови.
— Эй, Радим, ходи сюда да лук-то, лук свой тащи.
От ближайшей бойницы отделился человек, принес с собой огромный лук в два человеческих роста.
Князь взял лук, попробовал напряжение тетивы. Она басовито гудела под пальцем.
— Добро, добро, — сказал Мстислав. — Пробовал на бой?
— Пробовал, — отвечал Радим. — Доску в три перста со ста шагов насквозь прошибает.
— Что мне доску, — осердился князь. — Мне чтоб поганого прошибла.
— Прости, князь, — сконфузился Радим. — Не далее как вчера сотворил я лук-те. Не успел на поганых.
— Так у тебя он один, что ли?
— Один, — вздохнул виновато Радим.
Мстислав недовольно засопел, отвернулся. Радим продолжал оправдываться.
— Дерево-то долго надо искать, выдерживать. Выпаривать… Да и с жилой хлопот…
— Ладно. Будет скулить, — перебил Мстислав. — Станешь с ним здесь на Золотых воротах и, едва рассветет, выбивай тех, кто у порока будет. У тебя есть поспешители?
— Есть, есть, князь, — обрадовался Радим скорой отходчивости Мстислава. — Мы уж наторели малость.
— Ступай, — махнул рукой князь и опять стал смотреть на татар, щурясь от летящей снежной крупы. Долго всматривался. Ощутив рядом плечо воеводы, сказал, не оборачиваясь:
— Да-а. Похоже, отынивают нас. Ты верно угадал, воевода.
— Может, мост раскидаем? А? — осторожно спросил воевода.
— Вели, да чтоб тихо.
До самого рассвета не уходил Мстислав со стены. Заботливый Светозар привез из дворца шубу: от блях бахтерца зябло тело у князя. Укутавшись в шубу, ходил князь у бойниц, хрупая свежим снегом. Дружинники-сторожа, коротавшие ночь на стене, при князе не смели дремать, бдили, свирепо тараща глаза в сторону поганых. А когда рассвело наконец, увидели русские высокий тын за рвом. Черной лентой он тянулся по низинам, захлестнув, словно удавкой, весь город.
