Сергей Мосияш - Александр Невский
Тут уж Степан Твердиславич и вовсе в мыслях смешался. «Чего он хочет? И драться нельзя — побьют, и сдаваться не след — позор».
— Так вот, — насупился того более архиепископ. — Допрежь о деле говорить, вы присягнете сейчас о сохранении всего здесь услышанного и говоренного в глубочайшей тайне. Никто, кроме вас, не должен ведать об этом. Ни сегодня, ни завтра, никогда.
Услышав это, посадник побледнел, привстал с лавки.
— Ежели это предательство…
— Нет! — почти зло перебил Спиридон. — Как ты смел своего духовного отца заподозрить в таком?!
Архиепископ потянул за цепочку свой крест с распятием. Взял его в правую руку, поднял перед собой.
— Иди и целуй, — повелел посаднику. — Да с молитвой, да с верой великой.
Степан Твердиславич поцеловал крест трижды. То же проделал купец Житный. После этого владыка помягчел.
— Ну вот и слава богу. Теперь я с вами, аки с собой, говорить могу. Вы помните, что предлагали татары рязанцам?
— Слышал я — дань, — отозвался посадник.
— Десятую от всего, — уточнил Житный.
— Верно, — улыбнулся вдруг владыка. — Рязанцы, как вы знаете, отказались и… потеряли все, и даже головы свои.
— Уж не хочешь ли ты, владыка, откупиться от поганых? — спросил посадник.
Спиридон повернул к нему лицо, глаза блеснули почти весело из-под косматых бровей.
— Ай молодец, Степан Твердиславич. Я всю ночь головушку ломал, а ты вмиг сообразил.
— А согласится ли князь?
— Князь? — вскинул высоко брови Спиридон. — То не его дело златом бряцать, его дело — меч…
— Но он же должен ведать, чай?
— Нет, — опять нахмурился владыка. — Коли б должен был, я б не тебя и купца, а его б призвал. Запомни, Степан Твердиславич, я сим хочу спасти не токмо град наш, а и души и честь князей наших. Слышь, честь их. Ибо без нее они не князья, а грязь. Я хочу, чтобы они побеждали, а не откупались. Слышь, посадник, по-бе-жда-ли. И чести их пятнать не хочу и никому не позволю. На то вы здесь и крест целовали. Помните о сем!
IV
ТАТАРЫ ПЕРЕД ВЛАДИМИРОМ
Раным-рано в понедельник второго февраля выступил великий князь Юрий Всеволодич с полками из Владимира.
Сердце-вещун ныло, тоской исходя. Поэтому, едва выехав за Золотые ворота, свернул князь с дороги, стал на обочине, якобы дружины мимо пропускать и осматривать. А на самом деле напоследок еще на город родной посмотреть, на княгиню свою, Агафью Мстиславовну, взбежавшую на Золотые ворота с невестками.
Вперед великий князь послал сыновцов своих, Василька с Владимиром, и воеводу Дорофея Семеновича. При себе оставил лишь дюжину воинов самых надежных да воеводу Жирослава.
Жирослав Михайлович, встав стремя в стремя с великим князем, косился на него черными глазами, осуждал и жалел молча. Понимал старый воин — с таким князем добра не жди.
Мимо в конном строю шли полки с легким вооружением, пригодным более для загона, нежели для настоящей рати. Надо было делиться с оставляемым городом и людьми, и оружием.
Прошли полки, совсем уж рассвело. Юрий Всеволодич тронул коня, оглянулся напоследок, помахал рукой: прощай, родная!
Тяжко отъезжать! Великий князь был уверен: город свой, жену и детей видит в последний раз.
— Эх, — вздохнул Юрий Всеволодич, — распяли длань перстами врозь, а нет чтоб все в кулак.
И, ударив коня плетью, поскакал за полками, уже не оглядываясь. Жирослав едва поспевал за ним.
С высоты стен, взметнувшихся на взгорье, долго виднелись уходившие дружины, темными ниточками плескались прапоры.
Княгиня Агафья Мстиславовна, кутаясь в шубку, смотрела вслед, забывая отирать набегавшие слезы. Рядом с ней беременная невестка Мстислава — жена Владимира Юрьевича. Недавно приехала она из Москвы к свекрови рожать. Прискакавший из-под Коломны деверь Всеволод избегал Мстиславы, свекор, великий князь, при виде ее лишь вздыхал тихо.
Понимала молодая княгиня: беда с мужем — от Коломны до Москвы рукой подать.
Недалеко от них у бойницы стоял крепкий и статный князь Мстислав. Хмурясь, смотрел он вслед уходившим полкам отца, понимая, что теперь оборона города ложится на его плечи да на воеводу Петра. Великий князь, чтя боевые заслуги воеводы и его преклонные лета, наказал сынам своим ничего не предпринимать без совета Петра Ослядюковича, без его согласия.
Князь Всеволод после возвращения из-под Коломны все еще оправиться не мог, отлеживался в своей светлице. Да и от дружины его почти ничего не осталось — полегла в бою.
Воевода подошел к Мстиславу, стал рядом. Поверх бахтерца одет он был в добротный кожух. Наклонясь к Мстиславу, молвил негромко:
— Ничего, князь, не горюй. Даст бог, отсидимся за стенами-то.
Мстислав, не оборачиваясь, процедил сквозь зубы:
— Драться надо, воевода. Драться, а не отсиживаться.
— Так мы и драться не упираемся. Коли надо, и мечом потрудимся.
— Вот-вот. А от сидения нашего поганых не убудет.
Исчезли за лесом полки великого князя, спустились с ворот и ушли в город княгини, а Мстислав с воеводой долго еще стояли, прикидывая, откуда могут полезть татары и как их встречать надлежит. Лишь когда ударили к обедне колокола на Дмитровском соборе, они спустились со стены, строго наказав сторожам поглядывать.
Явились татары на следующий день, во вторник. Когда большая группа конных вынырнула из-за леска, за которым вчера лишь скрылись полки Юрия Всеволодича, сторожам помстилось, что это великий князь возвращается. Но когда конные подскакали ближе, поняли владимирцы: татары.
— Закрывай ворота! — гаркнуло сразу несколько глоток.
Заскрипели дубовые ворота, обитые медью, загремели засовы.
Над отрядом, стремительно приближающимся, конный хвост развевается. С лета едва не выскочили татары на мост перед Золотыми воротами, но со стен ударил град стрел.
— Ку-у-да, нечестивцы!
Отскочил отряд на расстояние полета стрелы. А из-за леса, словно река черная, хлынули татарские полчища, все более и более заполняя пространство перед городом, все более и более охватывая его в кольцо. Тревожно запел рожок на стене, предупреждая город об опасности.
От дворца прискакали к Золотым воротам князья Мстислав и Всеволод. Оба в бахтерцах, в боевых шлемах, при мечах.
— Отчего не разобрали мост? — крикнул Всеволод брату.
— А нам нападать как?
— Ты что, с ума спятил? Зри, сколь их.
— Нечего их зреть, их бить надо.
Прибежал воевода. Заслышав спор князей, взял сторону Всеволода.
— Даже если их тысячу перебьешь, а своих сто потеряешь, у них убыли не заметишь, Мстислав Юрьевич. И станешь более над своими потерями плакать, чем ихним радоваться.
В это время несколько татар приблизилось к мосту, и один из них закричал по-русски:
— Эй, где великий князь? Кажи великий князь.
— Я те покажу великого, — разозлился Мстислав и, выхватив у кого-то из воинов лук, пустил почти не целясь стрелу в татарина.
Стрела попала в круп вертевшемуся коню, тот прянул в сторону, но татарин сидел на нем как влитой.
— Эй! — закричал он. — Стреляй не надо. Ты нам не хочешь князя казать, мы тебе покажем князя. Угадай какой?
Татарин оскалился в улыбке, махнул рукой своему отряду. Там началось движение.
Кого-то спешили, повели заарканенным к мосту. Среди владимирцев пронесся вздох изумления: в пленнике они признали князя московского, Владимира Юрьевича.
Узнав брата, Мстислав и Всеволод ужаснулись его виду.
— Ну как?! — кричал татарин. — Узнавай князя? А?
Мстислав рванулся было:
— Надо налететь и освободить.
Воевода крепко схватил юного князя за плечо.
— Стой, Мстислав Юрьевич! Хошь, чтоб у тебя на хвосте татары в город ворвались?
А татарин меж тем продолжал кричать:
— Эй, давай меняйся. Вы нам город, мы вам князя. Давай мирно кончать. Никого убивать не будем, всем живота дарить будем. Эй, давай скорей думай.
На стену, заслышав сигнал тревоги, уже набежало много народу. Все слушали, что кричит татарин. Судили-рядили меж собой.
— Надо течца к великому князю слать. Може, замиримся с погаными.
— Не можем мы из-за одного человека город сдавать.
— Так это ж князь, а не чадь какая.
— Ну и что? Ты мнишь, они живота нам подарят? Жди, как же. Им только в город войти, всех перережут.
— Може, выкупить князя-то, — подсказал боярин Тучка.
Воевода взглянул на него.
— А ведь право слово. — И, повернувшись, закричал татарину: — Эй, нехристь, сколь просишь за князя? Мы выкупим. Сказывай.
Татарин-толмач [79] обернулся к своим, что-то сказал им, те засмеялись. Тогда он привстал в стременах и крикнул:
— Мы сказали, весь город давай. Весь! Дешевле не уступим.
