Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович
Олег Красный со своим десятком тоже остался. Ратьша не возражал: веселее ждать.
День тянулся за днем. Никаких известий от посольства не имелось. Долгими вечерами в большой избе собирались Ратьша, Олег, Могута и сотники прибывших сотен. Стол накрывал Первуша. Закончив суетиться, он присаживался у краешка стола, слушал, о чем говорят старшие. Вскакивал и подносил закуски и выпивку, если требовалось, потом опять садился и слушал.
Переговорили много о чем, но больше о предстоящей войне. Все собравшиеся, кроме князя Олега, уже сталкивались с татарами, когда Ратислав решил шугнуть обнаглевших находников. Сходились в том, что как воины они, конечно, посильнее половцев, но не слишком. Врукопашную, правда, с ними не сходились, но и тут вряд ли они намного тех же половцев превосходят. В общем, воевать с ними можно. Можно и бить. Вот только много их, это да… Но из-за засек, может, и получится отбиться.
Монголы особо не тревожили. За седмицу раза три маячили вдалеке их разъезды, но к рязанским дозорам не приближались, держась на почтительном расстоянии. Так в ожидании прошло десять дней. На одиннадцатый ближе к вечеру дозорный принес весть: с полудня приближается отряд в полсотни воинов. Не татары – русские. Неужто посольство возвращается? Но почему тогда полусотня? Должна быть сотня: полста гридней князя Романа и полста князя Федора.
Ратьша приказал оседлать коней, и вскоре он, Олег и Могута мчались навстречу приближающимся всадникам. Проскакали пару верст, прежде чем увидели на гребне увала движущийся отряд. Когда до него оставалось с версту, от отряда отделились двое верховых.
Князя Романа Ратьша узнал, когда до скакавших навстречу оставалось саженей сто. Коломенский князь был в доспехе, все в том же волчьем налатнике, но без шлема. Вместо него большая меховая шапка. Такие, только попроще, Ратислав видел на татарских послах. Конусовидный кожаный верх, два куска меха закрывают уши и шею до плеч, кусок спереди загнут на лоб. Теплая штука, должно быть. И удобная. Татарский подарок? Должно так.
– Здрав будь, боярин, – радостно, словно увидел близкого родственника, поприветствовал Ратьшу, подъехав, князь Роман. – Здрав будь, князь Олег. – Это князю белгородскому.
– И тебе здравствовать, княже, – кивнул Ратислав. – Почему один? Где Федор?
– Ну, ты сразу быка за рога, – не переставая радостно скалиться, ответил Роман. – Все расскажу. Давай до деревеньки доедем, попотчуешь нас, а то с утра не евши, как от татар выехали. Баньку бы истопить. Осталась, чай, банька в деревне? Две седмицы с лишним не мылись, смердим, как те же татары. Эти, похоже, вообще никогда не моются.
Князь коломенский хлопнул боярина по плечу и легкой рысью двинулся к деревне, где стояла Ратьшина полутысяча. Ратьша, Олег и Могута развернули коней и пристроились по бокам от Романа и его ближника. На попытки разузнать о посольстве коломенский князь только отшучивался. Поняв, что ничего пока он не скажет, Ратислав и Олег прекратили расспросы.
Молча доехали до деревни. Одна баня как раз оказалась натоплена, и Роман с ближником сразу отправились туда. Парились долго. За это время Первуша с двумя помощниками накрыл на стол в старостиной избе, а Олег с Ратиславом извелись в ожидании. Наконец Роман со спутником ввалились в избу. Распаренные, довольные. Уселись за стол. Первуша подсуетился: разлил медовухи в чаши, налил в тарелки похлебки из дичины, настрелянной в степи, пододвинул поближе свежевыпеченный хлеб, нарезанный крупными ломтями. Ратьшин мечник оказался мастером на все руки: приноровился печь хлеб из прихваченной для кулеша муки. Очаги в деревне оказались в полной исправности. Пеки, вари, парь чего душе угодно.
Приезжие выпили, принялись за похлебку. Выхлебали, еще выпили, приступили к жаркому из степной косули. Умяли его. Еще приложились к чашам. Олег и Ратьша, изнывая от нетерпения и тревоги, отщипывали кусочки хлеба, жевали нехотя: ели недавно. Торопить гостей, однако, показать невежество. Терпели. Наконец князь Роман насытился, отвалился от стола, прислонившись к бревенчатой стене.
– Так что с Федором, с посольством? – не выдержав, спросил князь Олег.
– Да хорошо все, – сыто рыгнув, проворчал Роман. – И с посольством, и с Федором.
Сделал знак Первуше: мол, плесни еще в чашу. Тот налил медовухи до краев. Коломенский князь не спеша, смакуя, выпил, потянулся.
– Ух! Хорошо! Знали бы, как эти их юрты вонючие надоели. Опять же, ни столов, ни лавок. Ноги скрючило на корточках сидеть.
Ну, юртами и степным бытом Ратьшу было не удивить, наездился по половецким становищам. Он с нетерпением ждал, что князь скажет дальше. Олег Красный тоже нетерпеливо ерзнул на лавке, не вытерпев, поторопил Романа:
– Ну же, князь, что было-то? Федор где?
Роман Коломенский наконец начал рассказ:
– Приняли нас у татар неплохо. Поселили в белой юрте. Это у них считается большой честью. Главный их, Бату-Хан, так они его кличут, принял нас, правда, только на пятый день. Трое братьев еще с ним было. Принял ласково. И дарами нашими весьма доволен был.
– Так ты у него тоже был? – перебил речь князя Ратьша, помня, что отец наказывал сыну не брать с собой дядю к хану ни в коем разе. – Федор взял тебя с собой?
– Тут уж скорее я его взял, – самодовольно усмехнулся князь Роман. – Федор ваш ждал бы приема хана до морковкина заговенья. Гордый. Говорит с татарами через губу. А у меня Онгул в друзьях. Не последний человек в татарском войске: дядя одной из жен самого Джихангира. Это они Бату так прозвали. Вот он и поспособствовал, чтобы нас допустили до хана пораньше.
Роман опять показал Первуше на свою чашу. Парень налил медовухи. Князь отхлебнул и продолжил рассказ:
– Федор ваш без меня и с Бату ни о чем бы не договорился. Нельзя же так… – Роман укоризненно покачал головой. – Поклониться толком и то не хочет. Так что разговаривал с Джихангиром я.
– О чем же договорились? – Ратиславу поднадоела похвальба заметно опьяневшего Романа. – И скажи, наконец, почему Федор не с тобой?
Князь Коломенский недовольно нахмурился: перебили. Сделал хороший глоток из чаши. Почмокал губами, смакуя.
– Хорош медок, – сказал. – Из твоих погребов?
– Оттуда, – кивнул боярин. – Так что?
– Договорился я с Батыем о послаблении для Рязани. Парней и девок они требовать себе не будут. Все остальное придется дать. И заложников тож. Вот Федора они и оставили первым заложником. А меня послали обсказать все брату. Чтоб покорился и глупостей не наделал.
Увидев, как вскинулись Олег с Ратьшей, успокаивающе поднял руку, сказал:
– Ништо. Хорошо все будет. Оставил я при нем ближника своего. Муж сей оборотист вельми. Тоже Онгулу глянулся. Не даст пропасть, подскажет, что сказать, как сделать. Кстати, – Роман опять приложился к чаше, – Батый почтил меня особым доверием. Пайцзу выдал. Глядите.
Он сунул руку за пазуху и вытащил бронзовую пластинку на цепочке.
«Ишь как бережет, – подумалось Ратьше, – в бане даже не снимал».
Князь стянул цепочку через голову, протянул Олегу Красному. Тот с легкой брезгливостью, словно ядовитого паука, принял пластинку, осмотрел с обеих сторон, передал Ратьше. Пластинка оказалась прямоугольной, длиной в полвершка, с проушиной для цепочки. С обеих сторон на ней были нанесены какие-то значки. Вроде надписи. Ратислав вспомнил: видел такие на драгоценной фарфоровой посуде, привезенной из Богдийского царства. Он отдал пайцзу хозяину, спросил:
– И что толку с этой побрякушки?
– Ты же слышал, что говорил Онгул: любой из войска монгольского должен сделать все, что я скажу.
– Так уж и любой? – недоверчиво прищурился Олег. – И прямо-таки все сделает?
– Ну, не любой, – слегка смутился князь Роман. – От тысяцкого и ниже. Темник мне уже не подчинится. Вот была бы серебряная, тогда б и темники мне кланялись. А с золотой только чингизиды, их родичи и высшие военачальники были бы выше меня. – Роман мечтательно понял глаза к потолку.
– Темники – это кто? – поинтересовался Ратислав.
