Сотворение Святого - Сомерсет Уильям Моэм
Одному Богу известно, как долго прожил старик. Я надеюсь, он умер сразу. Наконец жеребца остановили, веревки перерезали, труп застыл на камнях, люди раздались в стороны, палач на жеребце покинул площадь. Обезображенное тело еще долго лежало в луже крови. По приказу графини к нему запретили притрагиваться до наступления ночи. В назидание остальным.
Андреа хотел уйти, но я настоял на том, чтобы остаться, чтобы посмотреть, чем все закончится. Ждать пришлось недолго. Катерина поднялась с кресла и повернулась к Савелло.
– Я не забываю, что власть и сила идут от Господа, монсеньор, и хочу поблагодарить Небесного Владыку, который спас меня, моих детей, государство. Я прикажу провести большой крестный ход вокруг города, а потом отслужить мессу в кафедральном соборе.
– Мадам, это свидетельствует о том, что вы набожная женщина и истинная христианка, – ответил Савелло.
Глава 35
Когда город окутала ночь и площадь опустела, Андреа, я и старый мажордом пришли к тому месту, где лежал обезображенный труп. Завернули его в полотнище черной материи, молча подняли и понесли к церкви, где семья д’Орси многие поколения хоронила своих усопших. Монах в черной рясе встретил нас в нефе и повел к двери, которую заранее открыл. Потом, словно в испуге, оставил нас. Мы очутились во дворе, с четырех сторон окруженном крытыми галереями. Тело оставили под аркой, а сами прошли к находящемуся по центру, заросшему травой участку, на котором стояли маленькие кресты. Взяли лопаты и начали рыть могилу. Моросил дождь, глинистая земля поддавалась с трудом. Я вспотел и разделся по пояс. Теперь дождь падал на разгоряченную кожу. Могилу рыли мы с Андреа, тогда как Пьетро приглядывал за телом и молился. Мы углубились в землю по колено, но продолжали копать. Наконец я сказал:
– Достаточно!
Мы вылезли из ямы и пошли к телу. Подняли его, отнесли к могиле и осторожно опустили в нее. Пьетро положил распятие на грудь старого господина, и мы уже втроем начали забрасывать могилу землей.
Вот так, без священников, без погребальной службы, глубокой ночью, под мелким дождем, мы похоронили Орсо д’Орси, великого главу семьи. В свое время он храбро сражался на войне и преуспевал в мирной жизни. Проявил торговую жилку, считался первым политиком в городе, показал себя покровителем искусств. Но он жил слишком долго, и его ждала такая вот жалкая смерть.
На следующий день я задумался о том, что делать дальше. В Форли я уже никому и ничем не мог помочь. Собственно, и раньше ничем и никому не помог – только стоял и наблюдал, как гибнут дорогие и уважаемые мною люди. Более того, мое присутствие могло навлечь беду на тех, кто приютил меня. Катерина уже бросила в темницу пятьдесят человек, которые принимали участие в мятеже, несмотря на торжественное обещание простить всех, и я прекрасно понимал, что после моего ареста Пьетро и Андреа разделили бы мою, безусловно, печальную участь. Они ничем не показывали, что знают об опасности, которой грозило им мое пребывание в их доме, но в глазах женщины, матери Андреа, стояла тревога, и при каждом неожиданном звуке она вздрагивала и со страхом смотрела на меня. Я решил уехать немедленно. Когда сказал об этом Андреа, он заявил, что поедет со мной. Я красочно описал опасности, которые встретят нас на пути, но разубедить его не смог. Следующий день был ярмарочным, и мы решили на телеге покинуть город ранним утром, как только откроются ворота. Нас бы приняли за торговцев, и мы ни у кого не вызвали бы подозрений.
Мне хотелось знать, что творится в городе и о чем говорят люди, но благоразумие подсказывало мне, что выходить из дома небезопасно, меня узнают. Поэтому сидел дома и болтал с Андреа. Наконец, устав от безделья и увидев, что его мать собралась прибраться во дворе, я вызвался все сделать сам. Взял швабру и ведро воды и принялся за работу. Андреа стоял в дверях и пренебрежительно усмехался. Мне же на какое-то время удалось забыть о случившемся на площади.
А потом в дверь постучали. Мы затихли и прислушались. Стук повторился, но поскольку ответа не последовало, щеколда повернулась и дверь открылась. Вошла служанка и плотно закрыла дверь за собой. Я сразу узнал служанку Джулии и подался назад, Андреа меня загородил. К девушке подошла мать Андреа.
– Чем я могу вам помочь?
Служанка не ответила, но обошла мать и прямиком направилась ко мне.
– У вас живет слуга, которому я должна передать записку, – по пути пояснила она.
Сунула мне в руку клочок бумаги, без единого слова вернулась к двери и исчезла.
Записка состояла из пяти слов: «Приходи ко мне этим вечером». Странное чувство охватило меня, когда я смотрел на записку… И рука начала дрожать. Я задумался. Зачем я ей потребовался? Я в этом сомневался, но вдруг она хотела сдать меня графине? Я знал, что она ненавидела меня, но мне не верилось, что она могла пасть так низко. В конце концов, она была дочерью Бартоломео, благородного дворянина. Андреа вопросительно смотрел на меня.
– Это приглашение от моего злейшего врага. Она ждет меня у себя.
– Но вы не пойдете?
– Нет, пойду.
– Почему?
– Потому что она женщина.
– Вы думаете, что она может вас предать?
– Такое возможно.
– И вы собираетесь рискнуть?
– Думаю, я буду только рад, убедившись, что она полное ничтожество.
Андреа смотрел на меня, открыв рот. Он ничего не понимал. Потом его осенило.
– Так вы ее любите?
– Любил.
– А теперь?
– Нет. Теперь не испытываю к ней даже ненависти.
Глава 36
Пришла ночь, и когда все уснули и город затих, я сказал Андреа:
– Жди меня здесь. Если через два часа я не вернусь, знай…
Он прервал меня:
– Я пойду с вами.
– Нет, – я покачал головой, – я не знаю, сколь велика опасность, и не хочу подвергать риску и тебя.
– Я пойду туда же, куда и вы.
Я с ним не спорил, его упрямство взяло верх. Мы шли по темным улицам, прячась, как воры, едва заслышав тяжелые шаги стражников. Дворец Эсти встретил нас темными окнами. Какое-то время мы ждали снаружи, однако никто не вышел, а стучать я боялся. Потом вспомнил
