Роберт де Ропп - Если я забуду тебя…
Теперь, когда мы стояли у самого Храма, отбросив назад защитников со двора неевреев, мое сердце наполнилось дикими надеждами, а в голове стало тесно от планов. Мне казалось, что вскоре римляне войдут в Иерусалим, пересекут Тиропскую долину и ворвутся в Верхний город. Наконец-то моя клятва вернуться к Ревекке могла исполниться, и я не могу отрицать, что я жаждал увидеть, как ее муж Иосиф погибнет в схватке, так как ревность уже вытеснила во мне кроткое учение рабби Малкиеля. Я посвятил этой проблеме немало раздумий, планируя совершить быструю частную вылазку с отрядом моих людей на ту улицу, где жила Ревекка. Иосиф будто случайно будет убит. Ревекка по праву войны станет моей пленницей. Во второй стремительной атаке я планировал захватить дом Мариамны, чтобы защитить ее и ее имущество от насилия и грабежа солдат.
Теперь нам ничего не оставалось, кроме как завершить захват Храма. Я был среди первых нападающих и не могу отрицать, что испытывал страх, когда мы перепрыгнули парапет очищения, заходить за который чужеземцам запрещалось. Но ничего не произошло. Небесные молнии не поразили нас. Нас поражали лишь камни и стрелы, которые в большом количестве пускали со стены защитники. Легионеры были привычны к этому, поэтому передний ряд прислонил свои щиты к стене, следующий ряд накрыл их своими щитами, создавая так называемую «черепаху», которую римляне всегда применяют при штурме крепостей. Они защищали легионеров, которые начали подрывать стены, окружающие двор Святилища. Другие сваливали связки хвороста к огромным золотым воротам, которые под золоченной поверхностью были сделаны из кедра и поэтому могли гореть.
В тот момент мне казалось бесспорным, что город будет спасен сдачей Синедриона, потому что появление римских легионеров у самых ворот Храма вогнало страх даже в сердца зелотов. Что же до Синедриона, то он, намереваясь, чтобы в будущем его приказам подчинялись, вооружил всех видных граждан из партии мира, так чтобы если Элеазар продолжит мятеж, они могли бы утвердить свои распоряжения силой. Все было готово к сдаче города, когда неожиданно произошло невероятное. Как раз в тот момент, когда солдаты собирались поджечь ворота в северной стене, от Цестия Галла прибыл запыхавшийся центурион с приказом о немедленном отступлении. Легионеры не поверили ему, но получив заверения, что никакой ошибки нет, они медленно отступили под защитой своих щитов, бросив подкоп, который с таким трудом совершили под стеной Храма. Орлы, являющиеся штандартами легионеров, были прислонены к воротам Храма. Они взяли их и понесли назад. Тем временем с крыши Храма священники и члены Синедриона, готовые к сдаче города, в изумлении смотрели на загадочное и беспричинное отступление.
Как это случилось? И почему? Я не могу точно ответить на эти вопросы, хотя могу дать частичный ответ на первый вопрос. Все случилось из-за того, что к палатке Цестия Галла на взмыленной лошади прискакал гонец и закричал, что с тыла к войску приближаются большие силы сикариев, и что в любой момент может последовать атака. На кто послал этого гонца? Не знаю. И никто не знает. Возможно, это была проделка Элеазара, который был достаточно хитер для такого трюка. Но как мог Цестий Галл попасть на такую уловку? Почему он, как разумный командующий, не отправил эскадрон кавалерии выяснить, верно ли сообщение? Цестий Галл без сомнения сделал бы это, ведь хотя он и был ленивым и робким, глупцом он не был. Однако в этот день ему было очень плохо, так как накануне вечером он объелся молюсками, специально привезенными с побережья, ведь он был ужасным обжорой и не позволял, чтобы война мешала ему насладиться явствами. Однако молюски слишком долго находились под жарким солнцем Иудеи и подверглись участи общей для всех молюсков в подобных условиях. И правда, когда его рвало с одного конца, и опорожнивало с другого, правитель Сирии дошел до того, что уже не считал смерть ужасным концом, а думал о ней как о желанном освобождении. И как раз в это время, когда животный дух Галла полностью рухнул, а его жизненные силы были сбиты с толку вредным влиянием молюсков, появился гонец с вестями о приближении сикариев. Эта информация довершила путаницу в его мыслях, и будучи вообще нервным по природе и имея уже опыт яростных и неожиданных атак сикариев, он впал в панику и приказал отступить от стен Храма без всякой на то причины.
Ужасная ошибка! Это был тот период войны, когда между евреями и римлянами можно было бы установить почетный мир. Я мог бы осуществить свой план относительно Ревекки. Храм мог бы быть спасен, город сохранен. Горькая и смешная мысль! Получается, будто рок, управляет нашими судьбами, столь легкомыслен, что позволяет разрушить святой город, Храм и уничтожить почти миллион человек просто из-за блюда плохих малюсков! Возможно я упрощаю дело, потому что в разрушение Иерусалима было вовлечено нечто большее, чем вредное влияние молюсков на кишки Цестия Галла. Тем не менее, они стали важным звеном в цепи причин и следствий, ведь если бы они не довели Цестия Галла до такого состояния, он не запаниковал бы при ложном известии. А так как он неожиданно отступил, чему нельзя было дать никаких разумных объяснений, евреи естественно решили, что это было свидетельством Божьей воли, поразивших римлян ужасом, как он в прошлом поразил чумой ассирийцев под предводительством Синнахериба. Это мнение было столь сильным, что даже миролюбивые члены Синедриона были убеждены в этом.
Партия мира неожиданно оказалась полностью дискредитирована, а об Элеазаре и его воинской шайке стали думать как о Божьем орудии. От этого мирная партия не смогла оправиться, и вся власть с этого времени попала в руки сторонников войны.
Нападение Цестия Галла на Храм привело еще к одному результату, подробности которого мне позднее поведала Ревекка и рабби Малкиель. Как я уже упоминал, в Иерусалиме была маленькая группа евреев, которая считала рабби Иисуса Мессией или Христом. Эта группа составляла Иерусалимскую церковь, и в те времена ими руководил рабби Малкиель, так как они потеряли многих своих вождей, в том числе Петра и Павла, казненных в Риме. Теперь эти люди, чью доктрину и обычаи я уже описывал, жили в ежедневном ожидании возвращения своего Мессии, думая, что со вторым пришествием наступит день Страшного суда, на котором избранные будут отделены от проклятых. Относительно времени второго пришествия в «Изречениях Господа» сохранилось много пророчеств, описывающих признаки, по которым можно будет узнать, что конец близок. Было там одно пророчество, которое гласило следующее: Итак «Когда увидите мерзость запустения, реченную через Даниила, стоящую на святом месте, тогда находящиеся в Иудее, да бегут в горы».[35] А в другом месте «Изречения» было другое пророчество: «Когда же увидите Иерусалим, окруженный войсками, тогда знайте, что приблизилось запустение его. Тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы; и кто в городе, выходи из него… потому что это дни отмщения… ибо великое будет бедствие на земле на народ сей. И падут от острия меча, и отведутся в плен во все народы; и Иерусалим будет попираем язычниками, доколе не окончатся времена язычников.»[36]
Когда рабби Малкиель увидел орлы римских легионеров перед воротами двора Святилища, а затем увидел как войско Цестия Галла расположилось у самых ворот Верхнего города, он естественно вспомнил эти пророчества. И созвав старейшин церкви, он высказал им свои мысли, отмечая, что слова Господа сбылись, и что они должны сделать так, как им заповедовано, и бежать не только из Иерусалима, но и из Иудеи. Все старейшины согласились с этим и ушли, решив предупредить всех членов прихода, как тех, что собираются в церкви внутри стен, так и тех, что встречаются за городом в пещере. Рабби же Малкиель пошел в некоторые дома Верхнего города, потому что и там было несколько христиан, включая мужа Ревекки Иосифа бен Менахема, который хранил свою веру в тайне, опасаясь священников.
В роскошном доме Ревекки и Иосифа бен Менехема стоял рабби Малкиель в своей старой потертой одежде и говорил о пророчестве.
— То, что было предсказано, скоро сбудется, — сказал он. — Настало пора уйти из города, уйти из Иудеи, потому что так заповедовал нам Господь. Мы перейдем через горы, переправимся через Иордан и будем искать убежище в городе Пелле, пока все не свершиться.
Но Ревекка, пополневшая в ожидании своего первого ребенка, недоверчиво слушала слова рабби, глядя на уютно обставленную комнату и думая, как плохо ей будет в ее положении на дороге среди гор, ведущих в Пеллу. Кроме того, хотя она и сочувствовала вере мужа, сама она не была христианкой, она считала рабби Иисуса лишь несправедливо казненным человеком, а не долгожданным Мессией. С несчастным видом она взглянула на своего мужа Иосифа.
— Ты пойдешь с ними? — спросила она.
