Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Наверное, больше всех радовался купец Силуян. (Он, по просьбе князя, так и остался жить в Ростове).
— Без торговли городу не жить, Силуян Егорыч. Ни жены, ни домочадцев, как ты сказывал, у тебя нет.
— Не заимел, князь. С молодых лет по торгам годами мотаюсь. Какой из меня супруг и родитель?
— Найди здесь своё пристанище. Ты еще мужичина в самом соку. Жену выбери, глядишь, в Ростове корнями обрастешь. Здесь же мне такие бывалые купцы зело надобны. Погоди, минует годика три-четыре, и Ростов начнет торговлей прирастать, и в оном деле мне без таких людей не обойтись.
Купцу Силуяну не перевалило и за сорок. Был крепок телом, никогда его не брали недуги, обладал веселым нравом, а посему искать супругу ему долго не пришлось.
Заикнулся как-то кузнецу Будану, а тот, недолго думая, отложил молот, крякнул в черную, опаленную бороду, и кивнул на свою избу.
— Оно, конечно, дело твоё, но моя старшая Настена давно в девках засиделась.
— Перестарок что ли? Никто не берет?
— Перестарок, — почему-то легко признался кузнец. — Двадцать пятый годок Настене побежал.
— И с лица корявая.
— Пойди в огородец да глянь.
— Прямо сейчас?
— А чего тянуть? Тебе выбирать.
— Диковинный ты мужик, — протянул Силуян Егорыч. — Так на Руси не делается. Аль дедовские обряды забыл?
— Без обрядов обойдемся. Ступай!
Силуян Егорыч прыснул от смеха и неторопко пошел к огородцу кузнеца. Встал у плетня и увидел девку, коя полола зеленый лук. Согнулась крюком над грядой, ни лица, ни стана, ни росту не определишь.
«Правда, зад ядреный, — продолжал посмеиваться Силуян. — Но зато, поди, нос крючком и зубы торчком».
— Эгей, красна девица!
«Девица» оторвалась от гряды и повернулась на голос. Вот тут-то и разглядел «суженую» Силуян, благо плетень стоял от Настены в двух саженях. В льняной рубахе до пят, среднего роста, статная, лицом миловидная, густая русая коса свисает до самой поясницы.
— Чего тебе, купец?
В Ростове купцы наперечет, каждого знали в лицо.
— Замуж за меня пойдешь?
Настена звонко рассмеялась, махнула на купца рукой (никак, под хмельком, вот и балагурит), и вновь присела к своей грядке.
Силуян же — к кузнецу.
— Глянул на твою Настену.
— Ну.
— Рассмеялась и отмахнулась, как от мухи.
— Молодец, дочка.
— Чего, молодец? Седни же сватов жди!
— А я что баял?
У обоих смех загулял на веселых лицах.
Вот так и сосватал Силуян дочь кузнеца и зажил с ней удачливо, чада появились…
Сейчас купец зорко приглядывался и приценивался к товарам смолян. Добрый товар привезли, в основном из южных и восточных стран, Византийской империи. Радовали глаз разноцветные паволоки,[134] парча,[135] аксамит,[136] мечи и сабли в драгоценных ножнах, разнообразные сладкие вина в золотых и серебряных кувшинах, самшит, грецкие орехи, розовый мускат,[137] всяческие, невиданные в Ростове фрукты, всевозможные женские украшения…
Глаза разбегаются!
* * *Придя в себя, Ярослав развернул грамоту Станислава. Тот писал, что высылает в Ростов первый торговый обоз и приглашает брата посетить Смоленск в день своих именин, а также просит, чтобы и ростовские купцы наведались к нему со своими товарами.
Товары!
Ярослав выглянул из окна на Вечевую площадь, коя теперь превратилась в гомонящее торжище, и расположение духа его заметно улучшилось.
Слава Богу, вот и Ростов зашумел торговлей. И купцам, и жителям города, и дружинникам есть, чем поменяться. Воины давно мечтали о таком торге.
«А ведь всё начинается с дани», — подумалось Ярославу.
В последние два года, как только наступал грудень-ноябрь, Ярослав с дружиной выезжал из Ростова на полюдье. Хлопотное, громоздкое дело! Вкупе с дружиной должны были ехать в полюдье конюхи, ездовые с обозом, различные слуги, «кормильцы-кашевары», ремесленники, чинившие седла и сбрую…
Полюдье тянулось по пять-шесть месяцев. В сутки проезжали по семь-восемь верст. Объезд был кольцевым и перемещался «посолонь».[138] Конечно же были и остановки — по два-три дня в каждом месте ночевки. Данники, вирники, тиуны, отроки рассыпались по всему полюдью, кой был вширь на двадцать-тридцать верст. Всех этих сборщиков дани должно было принять становище.
Еще ранней весной, загодя до первого полюдья, Ярослав собрал своих холопов и взыскательно молвил:
— Довольно мне по каждому делу ростовским плотникам кланяться. Намерен вас в леса отослать, дабы становища изладить.
Холопьи лица стали кислыми. Чудит князь! В кои-то веки дворовые люди в леса забивались, да еще плотниками.
— А кому ж при дворе твоем прислуживать, князь? — вопросил один из холопов, прозвищем Рогач.
— Что, не по нраву моя затея? — усмехнулся Ярослав. — Привыкли в тепле сидеть да мелким издельем пробавляться?[139] Хватит. Я ж малым числом улажусь. Остальным же — за топорики, и в леса. Рубить вам избы теплые, конюшни, амбары для складирования и сортировки дани, ладить сусеки и сеновалы для жита и сена. И не только. Каждое становище должно быть оснащено печами для выпечки хлеба, жерновами и кузней для всяких оружейных дел. Многое надо изладить до прибытия сборщиков дани.
Холопей оторопь взяла. Ну и «дельце» подкинул князь! Да разве им осилить?!
— Чего понурились? Топор держать в руках умеете?
— Так ить дровишки рубить — не избу и кузню ставить. На то умельцы надобны.
— Воистину, Рогач. Без умельцев не обойтись. Но то моя забота. Пришлю к вам искусного коваля и плотничьих дел мастера. Начальным над холопами назначаю тебя, Рогач. И чтоб в полную силу ладили! Проверю. Нерадивых щадить не стану.
Зело потребное дело затеял Ярослав. В зазимье, объезжая полюдье, побывал князь в четырех становищах. Дань была обычная: меха, мед, воск, говядина… Но в одном из селищ, Шурсколе, Ярославу довелось удивиться: смерды заплатили дань серебряными арабскими диргемами.
— Откуда у вас деньги, мужики?
— Лет пятнадцать назад чужеземные купцы нагрянули. Пробирались к Сарскому городищу. Мы им меха, а они нам серебро.
— Далече же купцы забирались.
Князь и дружина кормились в ростовских весях в течение всей зимы, а в апреле («заиграй овражки») возвращались в Ростов.
Здесь Ярослав, соблюдая древний обычай, непременно делился данью с дружиной, поелику она добрых шесть месяцев разъезжала по полюдью, а далее шла к купцам и торговала тем, чем ее оделил князь. Но торговля воев шла не бойко, ибо торговать, в сущности, было не с кем. И вот теперь должно всё измениться.
Глава 7
ИЗ РУСИ В ГРЕКИ
Гораздо легче было торговать киевскому князю. К нему шли большие караваны по древнему водному торговому пути «из варяг в греки». Ярослав хорошо ведал этот путь из Варяжского в Русское море.[140] То даже в летописи было занесено, они же сказывали: варяги поначалу плыли по реке Неве, далее по Ладожскому озеру, реке Волхов, озеру Ильмень, реке Ловати, затем волоком тащили суда до Западной Двины, волоком до реки Днепр и потом в Русское море, к Византии, к грекам. На этом же пути находились крупные города — Великий Новгород и Киев.
Киевское полюдье заметно разнилось от ростовского. Пока киевский князь объезжал селения, смерды всю зиму рубили широченные деревья, делали из них лодки-однодеревки и весной, когда вскрывались реки, Днепром и его притоками сплавляли их к Киеву, вытаскивали на берег и продавали князю, возвратившемуся с полюдья.
Князь же сбывал суда торговым людям. Большие суда, а не утлые челны. Исторические документы свидетельствуют, что челны вмещали всего три человека и управлялись одним кормовым веслом, и никогда не имели уключин и распашных весел: челн для них был слишком узок. Такие утлые суденышки поистине бытовали, но торговать ездили уже на судах-ладьях, поднимавшие по двадцать-сорок человек. Однодеревками же они названы потому, что киль судна изготавливался из одного дерева, шесть-восемь саженей длиною, что позволяло построить ладью, пригодную не только для плавания по рекам, но и далеких морских путешествий.
Корабли готовились на всех реках и озерах, вливающихся в Днепр. Великий князь стал владетелем днепровского судоходства. В его ведении оказались все волостные пункты, раскинутые на протяжении 900 верст: Новгород (бассейн Ильменя, Десны и Сейма), Смоленск (бассейн верхнего Днепра, Чернигов — Десны и Сейма, Любеч — Березины, часть Днепра и Сожа, Вышгород — Припяти и Тетерева).
Еще зимой лодочных дел мастера большими артелями уходили вглубь дремучих лесов, подыскивая самые могучие и стройные деревья.